И Модреда отряды оттеснил
Назад, к границе самой Лионесса —
К земле, из бездны огненной в былом
Поднявшейся, чтоб в бездну вновь уйти.
Остатки жили там племен забытых,
И горные подножия тонули
В песках прибрежных, движущихся вечно.
За ними кругом призрачным лежало,
Вдали теряясь, стонущее море.
Там некуда уж было гнать войска
И некуда уж было отступать.
И там, в тот день, когда небесный свет
В году слабей всего на землю льется,
У вод пустынных на пустынном бреге
Они сошлись. Артур ни разу в жизни
Еще не дрался так, как в той ужасной,
Как в той последней битве роковой.[228]
Повсюду – на земле и на воде —
Туман стелился мертвенный и белый,
И стыла кровь от холода у тех,
Кто им дышал, и стыли души их
От страха беспричинного. И даже
На Короля смятение нашло,
Ибо не видел он того, с кем бьется.
И друг, и враг – всяк тенью был в тумане,
И друга друг разил, о том не зная.
Кому-то там видения являлись
Из юношеских лет златых, а кто-то
Вдруг лица замечал давно погибших,
Которые за битвой наблюдали.
Немало в том тумане совершилось
Дел благородных и немало низких.
И случай, и находчивость, и сила
Победу в поединках предрешали,
За разом раз вступали в бой войска,
Ломались копья, разрывались латы,
Щиты трещали, лязгали мечи,
И шлемы под ударами секир
Раскалывались на куски, и к Богу
Взывали павшие, что в небеса
Глядели, но видали лишь туман.
Крик рыцарей-изменников и вопли
Язычников, проклятья, оскорбленья,
И сквернословие, и богохульство,
И смрадный запах пота и страданий,
От коего мутило, и мольбы
О свете, и стенанья умиравших,
И мертвых голоса – все-все смешалось
В том непроглядном, гибельном тумане.
Но так же, как на ложе человека,
Который близок к смерти, после криков
Страданья наступает тишина —
От забытья ль, похожего на смерть,
От смерти ли – так и на бреге том
Тишь мертвая настала. И лишь шепот
Вод беспокойных нарушал ее.
Когда ж день скорби стал еще печальней
Пред наступленьем сумерек, задул
Вдруг с севера могучий чистый ветер
И разогнал туман, и вместе с ветром
Приливная волна нашла на берег
И – побледневший – оглядел Король
Все поле битвы. Но никто на поле
Не шевельнулся. Ни один не крикнул
Ему – христианин или язычник.
Лишь волны бессердечные плескались
Меж мертвецов, и тут и там качая
Безжизненные руки и бросая
То вверх, то вниз пустые шлемы павших.
И вздрагивали под напором волн
Мечи, что некогда сражались с Римом,
И разносился по брегам угрюмым
Минувших дней и дней грядущих голос.
И сэру Бедиверу так сказал
Король Артур (он был белей тумана,
Что целый день лежал на поле брани):
«Ты слышишь ли могучий этот голос,
Что сотрясает мир и разоряет
Все наше небольшое королевство
И бьется в лица этих мертвецов —
Моих, – пусть даже и не за меня
Они в бою сегодняшнем погибли?
О Бедивер! Душа моя в смятенье,
Поскольку больше я не знаю – кто я,
Откуда взялся и Король ли я…
Взгляни – перед тобой властитель мертвых!»
Ответил храбрый Бедивер: «Король мой!
Ты – всем Король! И мертвецам – Король!
И для меня, когда уйду я, тоже
Ты Королем останешься. Однако
Пока еще мы живы – ты и я,
Который тебя любит… Но гляди —
Вон тот стоит, который ненавидит
Тебя и кто язычников привел —
Изменник Модред, дом предавший твой!»
Сказал Король: «Мой дом – моя судьба!
Не называй изменником того, кто
Лишь жил со мною под одною крышей.
Мой дом – скорее те, что дали клятву
И, даже этой клятве изменяя,
Меня своим считали Королем.
И хорошо, что ты в мой горький час,
Когда я цель правленья утерял,
Живого или мертвого – меня,
Как прежде, Королем своим зовешь.
Да, я – Король, что б люди ни болтали.
И прежде, чем уйду, еще увидишь
Последний королевский мой поступок!»
И так сказав, на Модреда напал он.
Тот опустил в ответ свой меч тяжелый
На шлем его, который износился
В бесчисленных с язычниками битвах.
Тогда Артур, в последний самый раз
Подняв Экскалибур, убил врага,
Но рухнул, как подкошенный, и сам.
Так целый день гром битвы раздавался
Средь скал у моря зимнего, покуда
Все рыцари Стола до одного
Вкруг Короля не пали в Лионессе.
Лишь после этого сэр Бедивер
Тяжелораненого государя
Подняв, отнес в ближайшую часовню
С разбитыми крестом и алтарем,
Стоящую на темной полосе
Земли бесплодной. Был там океан
По сторону одну, а по другую
Большое озеро, и отражалась
В нем золотая полная луна.
И Бедиверу так сказал Артур:
«Сегодняшнего дня итог печальный —
Конец прекраснейшего изо всех
Товарищества рыцарей известных.
Последним сном заснули эти люди,
Которых я любил! Да, вижу я,
Что больше нам вовек не насладиться
Рассказами о рыцарских деяньях,
Как в дни прошедшие, когда бродили
Мы по садам и замкам Камелота.
Я гибну из-за тех, кто мною создан, —
Хотя и клялся Мерлин, что вернусь
И стану править вновь, но будь что будет…
Моя так глубока под шлемом рана,
Что до утра, боюсь, не доживу.
Так что возьми мой меч Экскалибур,
Которым я гордился. Ты, конечно,
Не позабыл, как много лет назад,
Однажды летом, в полночь, поднялась
Из глуби озера – в парче белейшей —
Таинственная дивная рука,
Державшая сей славный меч. Подплыв,
Я взял его себе и стал владеть им…
Из песен и преданий обо мне
Когда-нибудь узнают и о нем.
Не мешкай же, бери Экскалибур
И в середину озера забрось.
Расскажешь, возвратясь, что там увидишь».
Храбрец сэр Бедивер ему в ответ:
«Король, ты так беспомощен, и рана
Твоя под шлемом глубока настолько,
Что оставлять тебя я здесь не должен.
И все же я исполню приказанье
И расскажу о виденном, вернувшись».
Сказав так, он развалины часовни
Покинул и пошел при свете лунном
Между могил, в которых гнили кости
Людей забытых – рыцарей старинных,
И ветер с моря, резкий и холодный,
Над ними пел, швыряя клочья пены…
Спустился Бедивер со скал высоких
К сияющему озеру внизу.
Там обнажил он меч Экскалибур,
А обнажившись над его главою,
Луна златая вышла из-за тучи
И, покатившись по небу, легонько
По рукояти чиркнула лучом.
И рукоять алмазами сверкнула,
Бесчисленными искрами топазов
И гиацинтов сказочной работы.
Так долго Бедивер на них глядел,
Что ощутил как будто ослепленье
И раздвоенье зоркого ума —
Бросать иль нет? И, наконец, решился
Экскалибур припрятать где-нибудь
В переплетеньях лилий водяных,
Качающихся тихо возле брега,
И медленно побрел назад, к Артуру.
Король спросил у сэра Бедивера:
«Исполнил ли мое ты повеленье?
Что видел ты на озере? Что слышал?»
Храбрец сэр Бедивер ему ответил:
«Воды журчанье слышал в тростнике я,
Волну видал, бегущую к утесу».
Сказал Король Артур почти без сил:
«Ты, воин, изменил своей натуре
И рыцарскому имени, солгав.
А этого не позволяет верность
Вассальная и просто благородство.
Ты должен получить был знак – рукой ли,
Словами ли, а, может, вод движеньем…
Лгать стыдно. И однако вновь тебя
Прошу, ступай, ведь ты мне мил и дорог,
И принеси мне весть о том, что будет».
И Бедивер второй раз пересек
Хребет и зашагал вдоль вод озерных
По мокрой гальке, в думу погружен.
Когда ж узрел он чудо-рукоять
Искуснейшей работы, то ладонью
Ударил о ладонь и так воскликнул:
«Неужто драгоценный этот меч
И вправду нужно в озеро забросить?
Но ведь тогда он навсегда исчезнет,
А мог бы радость людям доставлять.
Забросить меч! Да есть ли благо в том?
А зло? Ах нет, все зло – в непослушанье:
Повиноваться нам велит закон.
Но благо ли повиноваться, если
Король дает приказ себе во вред?
Он болен и не знает, что творит.
Что сохранится в памяти людской
О Короле? Сомнительная слава
И звук пустой? Но если меч сберечь
И передать в одну из королевских
Сокровищниц, то кто-нибудь потом,
Узрев его на рыцарском турнире,
Воскликнет: «Это – меч Экскалибур.
Принадлежал он Королю Артуру
И выкован был Девою Озерной.
Над ним она трудилась девять лет
В глубинах, где подножья гор сокрыты».
Какой-нибудь старик так, верно, скажет,
К себе желая вызвать уваженье.
А так все пропадет – и честь и слава!»
Так он сказал, ибо считал, что прав,
И спрятал меч Экскалибур вторично,
И снова возвратился к Королю,
Король промолвил, тяжело дыша:
«Что видел ты на озере? Что слышал?»
Храбрец сэр Бедивер ему ответил:
