Вот именно.
Это было даже забавно. И весьма удачным оказался тот факт, что среди судей пятеро тоже были сильного пола, а соперницей Стась оказалась эта крупноногая баба. Оставалось только умело подставиться…
Что Стась и сделала мастерски, сначала уйдя в глухой непросматриваемый угол и, словно бы случайно, заслонив спиной камеру, а потом развернувшись эффектным полубоком в самый последний момент, когда соперница уже не могла ни сдержать удара, ни изменить его направления…
Вообще-то, оказалось довольно-таки больно — Стась даже почти не пришлось притворяться. Рухнув на спину и прижав к животу колени, она стонала сквозь зубы, пока ей стучали по пяткам, и размышляла, каково бы ей сейчас было, будь она на самом деле мужчиной? Может, стоит потерять сознание, удар-то нехилый был? Или хотя бы стонать погромче?..
Подумав, Стась отказалась от чересчур сильных демонстраций. Разве что пару раз сдержанно всхлипнула, после чего медленно распрямилась и позволила поставить себя на ноги для получения победного жетона — девицу дисквалифицировали на весь этап соревнований.
Неспортивно, кто спорит. Но победителей не судят. И Бэт только фыркнул, хлопнув её по плечу…
Это было вчера.
А сегодня она потеряла сознание.
Она только что выиграла первый из плановых боёв. Уж лучше бы это был товарищеский, тогда можно было бы подойти к Бэту и сказать, что с неё на сегодня достаточно, плановые может закончить любой, там же нет персональных заявок, а теперь ещё оставался по крайней мере один обязательный, ещё один…
Один.
Всего лишь.
Но иногда даже один — это слишком много.
Да, она выиграла сейчас, выиграла вчистую, не как вчера. Но лишь она сама знала, чего стоила ей этот выигрыш.
Звон в ушах нарастал с самого утра, тихо и незаметно, она даже почти не обращала на него внимания — ну, подумаешь, звон? Что мы, в самом деле, звона, что ли, не слышали?.. — разве что протолкнула в горло лишнюю таблетку, запив её очередной порцией сока. Это были хорошие таблетки — смесь кофеина с ещё какой-то там стимулирующей дрянью, от них дышалось легко, хотелось смеяться и немного звенело в ушах — может быть, ещё и поэтому она не обратила внимания на этот звон…
А когда на третьей минуте боя вдруг резко распрямилась из глубокого приседа с уходом на левую опорную и выбросом правой пяткой в корпус — стало вдруг тихо-тихо.
И очень темно.
Всё тогда произошло так быстро, что никто ничего не успел понять, даже сама Стась. Она отключилась на середине разворота, и ещё продолжала по инерции начатое движение, хотя и теряла скорость, когда чужой кулак вписался в незащищённый подбородок.
Этот удар её спас.
Голова резко откинулась назад, наполнившись гулкой болью, в шее что-то хрустнуло, зубы лязгнули по загубнику и Стась окончательно пришла в себя. Даже упасть не успела.
Но каким-то чудом сумела испугаться.
Их ведь не зря всё-таки этому учили, так упорно и так долго.
Стимуляция адреналинового шока — штука полезная. Главное — просто испугаться. Хорошенько и по-настоящему, остальное дело техники, но ей так редко удавалось это простое вроде бы дело, да что там редко, практически что и никогда…
На этот раз — удалось.
Но никто не мог дать гарантию, что удастся ещё раз.
Её толкали, хлопали по плечам, тискали, хватали за руки, пихали локтями в бок и кулаками в грудь, что-то радостное орали в ухо — она всё-таки победила, хотя никто в это не верил, и потому её дёргали снова и снова, а она всё думала, как же сказать Бэту, что товарищеской встречи она просто не вынесет, сдохла, скисла, сгорела, как там ещё говорят в таких случаях на профессиональном жаргоне? Она не знала жаргона хитчеров, а на амазонкском это звучало слишком уж лично и непристойно, а ещё ей очень хотелось сесть, а её всё дёргали, всё хлопали по спине, всё по плечам трепали и что-то говорили, а она только кивала и улыбалась, потому что всё равно уже почти не слышала слов, слова сливались в невнятный многоголосый рокот, накатывали волной, и нарастал звон в ушах…
А потом она вдруг увидела Бэта.
Он смотрел на неё очень странно, не мигая, и взгляд его был взглядом змеи.
Он ничего не говорил, просто стоял и смотрел.
И не улыбался.
И вот тогда-то она и потеряла сознание — уже по-настоящему…
Стенд. Нижняя площадка
Эльвель
Здесь было холодно, очень холодно. Подсаженным на азарт орсам, может, такое и нравится, им вечно жарко, сам же Эльвель любил места потеплее.
Сейчас его откровенно знобило.
Впрочем, вполне вероятно, знобило и не от холода. Но он предпочитал не думать об этом. И без того неуютно сознавать, что ниже уже ничего нет, и вообще нет этого самого «ниже», отсюда просто некуда прыгать, а вот на голову может свалиться всё, что угодно, вплоть до…
От одной мысли об этом становится трудно дышать, и не возникает такого уж острого желания думать о других неприятностях. Тем более, что эти самые другие неприятности не касаются больше никого. Вот и не надо о них думать. Других покуда предостаточно. Более важных. Общих…
— Какие же они всё-таки твари… — В голосе Рентури было больше удивления, чем ненависти, да и глаза светились растерянно. Кто-то постанывал — быстро и коротко, словно от боли. И ещё кто-то другой всё время твердил «Как же так?.. Ну вот ведь… Как же это так?..», словно глупая старая Рль, которую как следует шмякнули головой о толстую ветку основы.
— А ведь я им почти поверил…
— Они скиу. Хоть и двуногие. Чего же ты хочешь от скиу?
Эльвель дёрнул подбородком. Может, так будет менее заметно, насколько чужим стал его голос.
Рентури засмеялся. И смех этот был горьким.
— Наверное, я идеалист, но так хочется верить, что хоть кто-то играет честно… Ну, в смысле — не совсем так как положено, с соблюдением абсолютно всех этих дурацких и никому не нужных правил, а… ну, просто… должны же быть хоть какие-то правила даже у самых завзятых орсов?.. даже у керсов… Смешно, правда?..
Орс-идеалист — это действительно смешно. Наверное… Но только вот смеяться не хотелось. Даже так, как Рентури.
И вряд ли весело сейчас хоть кому-то на всем эссейте.
Не спасало даже то, что это не первый насильственный вывод на его Большой Игре, и даже то, что керсом он был, не спасало…
Слишком уж это было неправильным.
Слишком…
Если бы рассказал наверху кто-то из орсов — ему бы просто не поверили. Но Эйрис видела всё своими глазами, а не поверить Эйрис — это вовсе не то же самое, что отмахнуться от какого-то там орса.
Они — скиу, конечно, кто спорит. Но такой подлости почему-то не ожидаешь даже от скиу, а уж тем более — от тех, кто так хорошо провёл первые таймы.
Всё подло, тихо и просто. Никакого «лицом к лицу». Никакой игры. И никаких свидетелей, если бы не случайность. Просто синяя вспышка.
Никаких тебе предварительных свистков или предупреждений, просто вспышка.
И больше — ничего.
Абсолютно ничего от шести голоруких девчонок, самое большое нарушение которых заключалось лишь в том, что сунулись они со своей полудетской командой во взрослые игры…
— Эльвель, ты был на Коллегии?
Коллегия, ха! Эльвель опять дёрнул подбородком. Не назвать приятным воспоминанием, но вряд ли Рентури поймёт — почему. Он и сам не очень-то понимал.
На этот раз никто не кидал на него испепеляющих взглядов, а уж об огрызках всяких там и вообще речи быть не могло.
Забавно…
— Что — Коллегия? — Эльвель сделал неприличный жест, — Дисквалифицировали, конечно… Заочно. Всех скопом. Что они ещё могут-то?..
— Грубо… И скучно. С ними, по крайней мере, было интересно. Хотя — тоже грубо… Возражений не было?
Улыбка Эльвеля была куда неприличнее жеста:
— Эти новеньки — заведомо орсы, все поголовно, если не хуже. В чём я, кстати, не уверен… Ты же сам видел. Кто станет с такими связываться?..
— Действительно — кто?.. — Глаза Рентури благоразумно прикрыл, но вполне хватило и интонации.
Кто же свяжется с орсами, кроме таких же грубо и грязно играющих орсов?
Арбитры разве что не сказали этого открытым текстом, а сама Коллегия Капитанов больше напоминала дешёвый любительский спектакль на одного зрителя. Ему стоило бы гордиться подобной честью, но гордости не было, было лишь раздражение. И горечь.
Приличные капитаны не желают марать чистеньких ручек. А зачем, собственно? Они ведь отлично знают, что существует где-то там далеко наверху куча отщепенок, с которыми не станет играть ни одна здравомыслящая команда. И есть ещё этот, как его, Эльвель, кажется, с его дикими мальчишками… Он тоже, конечно, мерзавец не из нижних, но всё-таки в какой-то мере свой… Вы знаете его мать?.. Такая трагедия… Но, конечно, она была совсем молодая, к тому же — первый ребёнок, отсутствие опыта… Он подавал большие надежды, да вы же и сами наверняка слышали… О, да, конечно, верх неприличия, но какой голос!.. Кто бы мог подумать, что он… Такой удар для матери… А эти его пацаны… Жуткие нравы! Но… Да, да, я тоже так полагаю, именно такие и могут справиться.
