нему, целуя его тем вечером в наемном экипаже. Будто что-то утраченное вернулось к ней, когда она давно отказалась от всякой надежды.
– Правда, – сказала Элиза.
– Больше, чем Мелвилла?
– Я… я не знаю.
Ибо как можно было сравнивать этих двоих? Одного она несла в сердце, казалось, всю жизнь. Ее ожидания были вознаграждены, она близка к тому, чтобы завладеть им навеки. А с другим она столкнулась совсем недавно. И ведь это Мелвилл! Наверное, все женщины Англии питали к нему слабость. Он мог выбрать любую. И тем не менее, возможно (только возможно!), да, он увлекся Элизой, флиртовал с ней и иногда смотрел на нее так, словно вид ее был ему приятен…
– Это не имеет значения, – сказала Элиза. – Я обещана Сомерсету. Он – мужчина, за которого я выйду замуж.
– Вы еще не помолвлены, – заметила Маргарет.
– Считай, помолвлены, – яростно возразила Элиза. – И я не стану… не смогу предать его во второй раз, Маргарет. Я не могу.
Внимание подруг привлек внезапно прилетевший снаружи стук копыт по брусчатке.
– Каролина! – воскликнула Элиза. – Я забыла.
Должно быть, она проспала. Не успела даже позавтракать.
Элиза окинула себя взглядом, словно ожидала, что каким-то чудом на ней окажется костюм для прогулок. Нет, конечно.
– Можешь отменить поездку, – предложила Маргарет.
– Нет-нет! Я… я не буду отменять.
Ей хотелось, чтобы все оставалось как обычно, чтобы случившееся сегодня вернулось туда, откуда пришло.
– Тогда я задержу ее, – беззаботно предложила Маргарет. – Пока ты оденешься.
Хотя, как было известно, подобные заминки Каролина переносила с большим нетерпением, она не выказала раздражения, когда Элиза вышла из дому в черном костюме, перчатках и бархатной касторовой шляпке.
– Она воздвиглась ото сна! – провозгласила Каролина и выпрямилась.
До этого момента она сидела, наклонившись к Маргарет.
Маргарет отступила в сторону, грум подсадил Элизу на фаэтон, и та, расположившись на сиденье, сказала:
– Приношу извинения. Какова тема сегодняшнего урока?
– Перекрестки! – жизнерадостно сообщила Каролина и пустила лошадей вскачь.
Хотя мысли Элизы блуждали где-то далеко, урок выдался удачным, одним из тех немногих, что позволяли Элизе оценить свое умение вести коляску как сносное, а не одним из тех, что вызывали у нее слезы досады.
– Очень хорошо, – заметила Каролина, понаблюдав за ней несколько минут. – Прихожу к мысли, что скоро вы сможете обзавестись собственным фаэтоном.
– Собственным фаэтоном? – испуганно переспросила Элиза. – Боюсь, для такого во мне недостаточно лихости.
– Полноте, вы ведь не можете постоянно заимствовать мой! – парировала Каролина. – Для такого во мне недостаточно доброты.
Элиза рассмеялась:
– Я видела более чем достаточно доказательств вашей доброты. Вы и правда считаете, что я готова?
– Я и правда так считаю, – без заминки ответила Каролина. – Возможно, пока вы управляетесь с поводьями не идеально, но уже от этого недалеки. Полагаю, вам подойдет экипаж ниже, чем мой, более устойчивый. Но выберите какой-нибудь красивый цвет.
– Возможно, сиреневый или розовый? Как будто я гранд-дама, – предложила Элиза.
– Зачем мучиться с выбором? Я бы сказала, пусть будет в полоску!
Элиза снова рассмеялась. Она правильно поступила, решив выехать на прогулку. Здесь, среди холмов, она могла не думать ни о Сомерсете, ни о Мелвилле, отдавая все свое внимание управлению коляской.
– Впрочем, возможно, вы не захотите покупать коляску, – сказала Каролина. – Насколько она вам пригодится в Харфилде?
Улыбка Элизы мгновенно померкла.
– Маргарет не выдала никаких тайн, – поспешила добавить Каролина без всякой необходимости.
Элиза знала, что кузина охраняет ее секреты надежно, как дракон, лежащий на золоте. И Элиза отвечала подруге тем же.
– Но в последнее время, – уточнила Каролина, – нечто проскальзывает в ее словах, уверенность в том, что ваше пребывание в Бате скоро закончится. Догадаться о причине несложно.
Элиза, поворачивая за угол, не ответила. Ибо что она могла сказать?
– Могу я пожелать вам счастья? – настаивала на своем Каролина.
– Такие пожелания были бы… несколько преждевременны, – ответила наконец Элиза.
Такой ответ Каролина приняла.
– По крайней мере, вам не придется менять фамилию, – помолчав, добавила она.
Элиза рассмеялась вопреки своей воле.
– Вы когда-нибудь испытывали искушение, миледи? – спросила Элиза, отсмеявшись. – Выйти замуж, я хочу сказать.
– Искушение? Да, – ответила Каролина с озорной улыбкой. – Но выйти замуж? Нет.
– Это потому, что вы еще не встретили джентльмена, к которому почувствовали бы расположение? – спросила Элиза.
Ей было любопытно узнать побольше о жизни собеседницы.
– После стольких лет, когда мое имя шло вторым после имени брата, – сказала Каролина, – я не тороплюсь опускать его на третье место.
В ответ на вопросительный взгляд Элизы она пояснила:
– Сначала сестра Мелвилла, потом жена лорда такого-то (ибо если я выйду замуж, то за маркиза, не меньше) и только потом Каролина.
– Я не знала, что это вас беспокоит, – заметила Элиза. – Мне казалось, вы с Мелвиллом чудесно ладите.
– О, это старая рана… Осторожнее, не натягивайте так, повредите рты лошадям! – сказала Каролина.
В беседе наступил короткий перерыв, во время которого Каролина показала ученице, как петлей закрепить поводья, а потом дамы вернулись к разговору.
– Я старше брата, – неожиданно сказала Каролина. – Люди это забывают, но я родилась первой. Первой начала писать. Однако во всех остальных смыслах я иду второй. Его опубликовали раньше меня. Он более успешен. Он унаследовал титул. А мое имя всегда будет звучать… вторым. Всегда как постскриптум.
Элиза промолчала, ибо что она могла сказать? С фактами не поспоришь, и говорить, что так может быть не всегда, тоже не стоило, потому что ничего не изменится.
– Замужество не даст мне преимуществ, которыми я и так уже располагаю, – продолжила Каролина после недолгого молчания. – У меня есть независимость, статус, свобода. Что может побудить меня выйти замуж?
– А вы не думали, что к этому вас может побудить любовь? – спросила Элиза.
Каролина искоса взглянула на собеседницу.
– Полагаю, вам лучше, чем кому бы то ни было, известно, что замужество редко имеет отношение к любви, – заметила она.
– Так и есть, – признала Элиза. – Однако знание этого не мешает мне мечтать о любви, как и не уменьшает моего благоговения перед самой этой идеей.
– Но что в романтической любви заслуживает благоговения? – требовательно спросила Каролина. – Она величайшее мошенничество из всех мне известных. Влюбленный человек готов сделать что угодно, простить что угодно во имя любви. Предмет нашей страсти может оказаться труслив, эгоистичен, легкомыслен, ставить нас на последнее место, всегда… и все же в своем поклонении ему мы сделаем почти что угодно, какие бы несчастья это нам ни причинило, как бы ни была ничтожна вероятность того, что мы получим взамен нечто равноценное.
Произнося эту речь, Каролина вдруг потеряла присущую ей томность. В ее голосе звучали
