Этот исключительно ценный источник американская контр разведка раскрыла довольно быстро — в 1983 году. Но провал произошел не в результате ошибок в работе с Харпером, а из-за утечки информации из польских оборонных учреждений. Судя по всему, к этому приложил руку и упоминавшийся мною изменник из Генерального штаба Войска Польского Ришард Куклиньский, который имел доступ к части документов, полученных от Харпера.
Примерно в то же время по просьбе польских коллег мы участвовали в работе с другим их агентом — специалистом американской авиационной корпорации Уильямом Холденом Беллом. Его завербовал польский кадровый разведчик Мариан Захарский. Поначалу это был ничем не примечательный контакт, но потом Захарский сумел заинтересовать американца возможностью «дополнительного заработка». Сперва это были «устные консультации». Постепенно Белл втянулся в работу и стал передавать фотокопии документов. Поскольку они имели стратегический характер, мы приняли предложение польской стороны участвовать в дальнейшем использовании агента и в его финансировании.
Но и в этом случае развязка наступила быстро. И опять же в результате предательства. 23 июня 1980 года в Нью-Йорке перешел к американцам шифровальщик польской резидентуры. Он рассказал о телеграммах Захарского, работавшего с Беллом. Американская контрразведка арестовала агента. Тот быстро сознался, и с его помощью фэбээровцы сумели заманить польского разведчика на встречу со своим источником. Так был задержан Захарский, причем с поличным при передаче секретных материалов. Его приговорили к пожизненному заключению. Белл получил восемь лет тюрьмы — заслужил снисхождение за согласие сотрудничать с ФБР.
Мы считали своим долгом сделать все возможное, чтобы вызволить Захарского из американского застенка. В 1985 году вместе с тремя провалившимися сотрудниками разведок наших союзников его обменяли на 23 агентов западных спецслужб, задержанных в странах Варшавского договора.
Польские коллеги активно участвовали во всех мероприятиях, проводившихся МВД ПНР совместно с КГБ СССР. Например, когда в период подготовки и проведения Московской олимпиады в июле 1980 года значительный поток туристов в Москву шел с Запада через польскую территорию, они помогали выявлять террористические элементы и предотвращать их проникновение в Советский Союз. В свою очередь, в период кризисного развития в Польше в 1980-1983 годы, наша внешняя разведка и ее контрразведка оказывали большую помощь польским друзьям в выявлении провокаций, которые готовили западные спецслужбы против заграничных учреждений ПНР.
В конце 1970 года В.Гомулку на посту руководителя ПОРП сменил Э.Герек. После временного разрешения кризиса внутри политическое положение в определенной мере стабилизировалось и напряжение в отношениях правительства с рабочим классом разрядилось. Однако к началу 1973 года периодически возникали вспышки недовольства трудящихся и конфликтные ситуации на отдельных предприятиях. Они выливались в забастовки, которые руководство страны стыдливо называло «перерывами в работе».
Герек, который в декабре 1970 года обещал рабочему классу более справедливую социальную политику и просил «помогать ему», целенаправленной и перспективной программы решения социальных проблем не создал. Возникавшие конфликты он стремился гасить частичными уступками, скажем повышением зарплаты. Это, в свою очередь, вызывало недовольство других рабочих коллективов, и число стачек непрерывно росло.
Появились угрожающие признаки нового кризисного развития, которое и привело к взрыву возмущения рабочего класса в июле 1976 года. Поводом для бурных волнений явилось необоснованное повышение цен на продукты питания, то есть повторилась ошибка, совершенная в 1970 году. Но Герек реагировал в духе полного неуважения к народу. В своем селекторном обращении к воеводским руководителям партии он назвал участников волнений «паршивыми баранами».
Серьезный сигнал о приближении более глубокого социально-политического кризиса не насторожил Герека и его команду. В результате новое, вопиющее по политическому недомыслию повторение резкого скачка цен смело в августе 1980 года многих руководителей. Почти десятилетний период политического руководства страной Гереком и его единомышленниками закончился бесславно. Но этот период, казалось бы, давал хорошие уроки тем из участников его команды, которые остались в руководстве. Это прежде всего были С.Каня и В.Ярузельский. Остались в новом руководстве также ряд других лиц, в дальнейшем игравших положительную или отрицательную роль, такие как Барциковский, Ольшовский, Мочар.
Каня — с сентября 1980 года первый секретарь ЦК ПОРП, — отличавшийся на протяжении предшествовавшего десятилетнего пребывания в Политбюро прямотой суждений и действий, встав во главе партии и страны, начал проявлять колебания, не свойственную ему ранее нерешительность. Он бросался из одной крайности в другую, не смог выдвинуть соответствующую требованиям момента программу, подобрать в руководящую группу опытных политиков, заслуживших доверие масс. Сказывалось отсутствие опыта самостоятельной политической работы с массами.
Неэффективная деятельность Кани особенно болезненно сказывалась в его противоречивых указаниях руководству правоохранительных органов. Давая под влиянием угрожающего развития обстановки команду пресекать нарушения общественного порядка, он тут же сопровождал их различными ограничениями, парализовавшими эффективную борьбу МВД с экстремистскими проявлениями, что неизбежно вело к вовлечению этими элементами в свои провокации широких слоев населения.
За год руководства партией и страной Каня фактически не предпринял ни одной конструктивной попытки разрешить кризис. Не были использованы для этого возможности разработки и принятия такой программы на IX внеочередном съезде ПОРП в середине 1981 года. Вся «борьба» на съезде свелась, по существу, к интриге вокруг сохранения центристских кадров, которые устраивали Каню и его сторонников своей безликостью и отсутствием политической инициативы.
Как результат, к октябрю 1981 года польский лидер вынужден был уступить пост первого секретаря ЦК ПОРП В.Ярузельскому, который принял руководство страной и партией, хотя второе оказалось для него делом трудным. Он фактически не знал жизни народа, имел опыт партийного руководства только в военной среде. И это стало отрицательно сказываться на положении в партии.
Оставаясь министром обороны, Ярузельский под настойчивым давлением С.Кани еще в феврале 1981 года принял должность премьера. Он хорошо понимал все сложности такого поста в стране, находившейся в тяжелейшем экономическом кризисе. Поэтому поставил перед Каней условие — предоставить свободу действий правительству.
В конце концов Кане пришлось уйти. Опыт пребывания Ярузельского в должности премьера помог ему на новом посту первого секретаря ЦК ПОРП, но он оставил за собой Министерство национальной обороны и портфель главы правительства, сосредоточив в своих руках всю полноту власти. Это серьезно ослабило его позиции. Будучи премьером и первым секретарем партии, он автоматически исключил возможность любой критики деятельности правительства. Работа в кабинете занимала львиную долю его времени и усилий, на руководство партией у него почти ничего не оставалось.
Отсутствие гражданского опыта вело к тому, что Ярузельский пытался руководить партией по-военному: приказами, не подлежавшими обсуждению.
Все это совпало с кануном введения военного положения, то есть с самым напряженным периодом в жизни Польши. А то, что я рассказываю о переменах в высших эшелонах польской власти, важно для понимания другого вопроса, вокруг которого до сих пор ломаются копья. Речь идет об истинных причинах введения военного положения. Накопилось столько разных домыслов и измышлений, что необходимо внести ясность. Я считаю себя достаточно компетентным в этом вопросе. И вот почему.
В 1980-1981 годы я находился, можно сказать, в самом центре событий, собирая максимальное количество информации из всех возможных источников и докладывая в Центр свои выводы и соображения. Так получилось, что моей главной задачей как представителя КГБ было исчерпывающее информирование советского руководства об обстановке в Польше. Остальные аспекты моих обязанностей в создавшихся условиях как бы отходили на второй план. Скажу, что, как профессиональному разведчику, мне эта задача была больше всего по душе. Весь предшествующий период я продуктивно использовал для установления полезных связей и знакомств, завел много друзей, с которыми установились доверительные отношения. Время шло, и отдельные из моих знакомых выдвинулись на важные позиции в партийном и государственном аппарате, а мои отношения с ними оставались прежними. Мы часто встречались, обменивались оценками ситуации, делали совместные прогнозы и так далее. Это помогало правильно ориентироваться в хитросплетениях событий. Я оказался среди советских представителей в Польше наиболее информированным не только потому, что пользовался возможностями своих контактов с МВД ПНР. В моем распоряжении оказались знания и опыт друзей вне МВД, которые вносили серьезные коррективы в порою слишком ведомственно окрашенную информацию правоохранительных органов и профессионально зауженную тенденциозность оценок служб безопасности, не обладавших достаточной политической глубиной.
