— Это все? И ничего больше? — недоверчиво спросила Керсти.
— Я же сказал, цена невысока.
Она посмотрела на него в упор.
— Завтра, на следующей неделе, в будущем году — могу ли я быть уверена, что вы не захотите поднять цену?
Лицо Питта приняло холодное выражение.
— Не ставьте меня на одну доску с вашими бывшими друзьями. Массовые убийства и вымогательства никогда не привлекали меня. Ваш секрет я не выдам. Еще в большей безопасности он будет в АНБ — они проследят, чтобы Рондхейм, Келли и Ибарра не приблизились к газетным репортерам ближе, чем на пятьдесят футов.
Керсти колебалась.
— Я сожалею, я очень сожалею. Что я еще могу сказать?
Питт промолчал в ответ.
Она отвернулась и стала смотреть из окна в парк. Башни Волшебного Замка были залиты светом, подобно именинному торту. Семьи с детьми уже разошлись. Их сменили молодые пары, которые, взявшись за руки, разбрелись по дорожкам, наслаждаясь романтической атмосферой парка.
— А вы куда теперь? — спросила она.
— После короткого отпуска я вернусь в штаб-квартиру НСГИ в Вашингтоне — пора начинать работу над новым проектом.
Она обернулась, глядя на него.
— А если бы я попросила вас вернуться со мной в Исландию и стать членом совета директоров моей компании?
— Я не гожусь для члена совета директоров.
— Тогда… Скажите, есть какой-нибудь другой способ выразить вам свою благодарность?
Она подошла к Питту и остановилась прямо перед ним. Понимающая усмешка пробежала по ее губам, фиалковые глаза стали мягкими, на лбу как будто выступила испарина.
— Все будет так, как вы хотите, — произнесла она медленно, подняла руки, и ее пальцы мягко коснулись его избитого лица. — Завтра я повидаюсь с адмиралом Сандекером и смогу подтвердить, что мы пришли к договоренности.
Она колебалась и отступила от Питта на шаг.
— Однако я должна получить кое-что взамен.
— И что же?
Керсти развязала пояс, сбросила на пол кимоно и встала в свободной классической позе обнаженной натуры. Освещенная светом лампы, она была подобна бронзовой статуе, созданной терпеливыми руками прекрасного скульптора. Полные мягкие губы были слегка приоткрыты, выражая желание и нетерпение. Мягкие фиалковые глаза настойчиво приглашали. Ее черты лица и фигуру можно было назвать одним словом — великолепные. Прекрасно вылепленное чудо медицинской науки.
— Если это хоть какой-нибудь комплимент для вас, — сказала она глухим голосом, — я не верила, когда вы выдавали себя за «голубого».
— Нужно время, чтобы узнать человека.
Она побледнела.
— Я уже стала совсем другим человеком.
— Вы стали холодной, хитрой, все учитывающей дрянью.
— Нет!
— Кристиан Фири был мягким, честным, он любил людей. Перемена физическая повлекла за собой и духовную. Вы теперь только используете людей, а затем бросаете их на произвол судьбы, когда они не нужны. Вы холодны и пресыщены.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, нет! Верно, я изменилась, но я не холодная… не холодная. Дайте мне доказать это.
Они стояли в центре комнаты, молча глядя друг на друга. Она вдруг отчетливо увидела выражение лица Питта, и руки ее медленно опустились. Она смотрела на него с удивлением, ее экзотические глаза сверкали — странная застывшая настойчивость проглядывала в них. Но видели они только одно — его кровоподтеки, рваные раны, порезы, соединившиеся вместе в одну маску отвращения. Его глаза уже не замечали ее привлекательности. Они видели сгоревшую головешку, которая была когда-то человеком. Они видели доктора Ханневелла, умиравшего на безлюдном берегу. Питт вспомнил лицо командира гидроплана перед тем, как он исчез в огне. Он вспомнил Лилли, Тиди и Сэма Келли. Он знал, что Керсти Фири также несет ответственность и за страдания, и за смерти.
Она побледнела и отступила еще на шаг.
— Дирк, в чем дело?
— Бог простит тебя, — сказал он, повернулся и открыл дверь. Самыми трудными были первые шаги в сторону лифта. Потом стало легче. Когда он спустился на первый этаж, вышел на тротуар и остановил такси, прежняя уверенность и хладнокровие уже вернулись к нему.
Водитель открыл дверцу и опустил флажок.
— Куда, сэр?
Питт посидел минуту молча. Затем внезапно понял, куда ему следует ехать. У него не было выбора. Он был тем, кем был.
— Гостиница в Ньюпорте.
«И сочувствующая, и все понимающая рыжая… Я надеюсь».
Примечания
1
По Фаренгейту.
