– Мне не нужны ваши греческие императоры с напомаженными бородами, – сказал Сигурд, подняв ладони. – Давай остальное серебро, и Ставракий твой. Я ничего не знаю о ваших змеиных склоках, однако сдается мне, что императором Миклагарда стать легче легкого, стоит лишь собрать войско.
Арсабер дернулся, как попавший на крючок угорь, затем повернулся и сказал что-то по-гречески своему спутнику со шрамами. Мы ждали, затаив дыхание, думая, что Арсабер отдает приказ лучникам стрелять в нас. Но тут он вновь повернулся к ярлу.
– Ладно, Сигурд, – сказал он громко, чтобы все слышали. – Завтра получишь остальное серебро и отвезешь нас к Ставракию.
– Нам что, на ночь здесь оставаться? – спросил Сигурд таким тоном, будто ему под нос подложили свиное дерьмо.
– Если кто хоть сунется на берег, получит копье в брюхо, – пригрозил Арсабер. – Я гостеприимный хозяин, Сигурд. – По лицу его расплылась ухмылка. – Тебе доставят сюда вино и яства, каких ты доселе не пробовал. Они что манна небесная по сравнению с лошадиной кровью, или овечьей мочой, или что там пьют варвары.
Сигурд выругался и кивнул, изображая охочего до вина варвара.
– А теперь прошу меня извинить. – Арсабер ухмыльнулся еще шире, обнажая зубы. – Нам с Никифором нужно о многом потолковать. – Имя базилевса он произнес, презрительно фыркнув. – А ты, Вардан, оставайся на ночь со своими друзьями-язычниками; я еще не решил, что с тобой делать.
Турок покорно склонил голову.
Взметнув полами пурпурной мантии, Арсабер повернулся на каблуках и зашагал к Буколеону. Никофор последовал за ним, как верный пес.
Глава 24
Воин со шрамами оказался телохранителем и военным советником Арсабера. Звали его Карбеас. Не успел Арсабер повернуться к нам спиной, как Карбеас с пятью солдатами поднялся на борт «Змея» в поисках оружия. Еще на Элее мы вытащили из трюма почти все награбленное добро и оставили его у «Фьорд-Элька» под охраной Браги – Арсабер должен был решить, что, хоть мы и хорохоримся, серебра у нас нет и за награду мы сделаем все, что он прикажет. Карбеас нашел лишь несколько бурдюков, кусочков янтаря и оленьих рогов и остался доволен тем, что оружия у нас нет. Мы поворчали, когда он пошел открывать крышки наших сундуков, но, надо отдать ему должное, внутрь почти не смотрел. Сразу после этого он сошел на берег, где явно чувствовал себя удобнее, а мы остались ждать вина и еды, как собаки – объедков, гадая, сдержит ли слово тот, кто уже предавал своего гос– подина.
– При мне он ведал дворцовой охраной. – Вардан кисло кивнул в сторону Карбеаса, отдававшего приказы капитану дромона по правому борту. – А теперь, похоже, командует всей императорской армией.
– Быстрее стояка поднялся, – пробормотал Улаф себе в бороду, вызвав несколько сдержанных смешков. – А драться-то он умеет?
Вардан кивнул.
– Последуют ли за ним «красные плащи»? – спросил Сигурд, что было гораздо важнее.
Вардан пропустил свою скользкую бородку сквозь кулак и пожал плечами.
– Возможно. Скоро узнаем.
– Они тронулись, Сигурд, – крикнул Бодвар с носа «Змея».
– Задница Одина, и вправду тронулись, – подтвердил Улаф, пряча ухмылку в зарослях бороды.
Дромон, стоявший у нас по правому борту, готовился отплыть – капитан отдавал приказы, а гребцы вставляли весла в уключины. Вскоре тот, что по левому борту, тоже отошел от причала, и к тому времени, как на пристань доставили вино, оба дромона встали на якорь на расстоянии лета стрелы от нашей кормы, словно сторожевые псы. Сигурд сказал, что Карбеас явно не дурак.
– Знают, что безоружные мы им не угроза, – пояснил ярл Свейну, когда тот спросил, зачем греческие корабли встали позади нас, – но не выпустят нас, пока не получат то, что им нужно.
А нужен им был Ставракий.
– Все-таки Арсабер, похоже, держит слово, – сказал Сигурд, глядя, как греки вносят на борт несколько амфор с вином.
Однако ухмылялся он не от вида вина и дымящихся медных мисок с едой, от которых шел такой аромат, что у нас сразу слюнки потекли, а потому что на пристани стояли женщины в развевающихся одеяниях и платках всех цветов Биврёста. Их было около двадцати, все стройные, как ивы, темноволосые – загляденье. Пахли они еще лучше, чем еда, – теплый ночной бриз доносил до нас ароматы благовоний.
– Делайте навес, ребята, – велел ярл, указывая на сложенный пополам запасной парус, на корме «Змея». – Да бороды гребнями продерите, а то на троллей похожи. – Он подмигнул Улафу.
Потаскухи сами шли к нам на борт. Все, кто был на палубе, принялись сооружать навес, напевая старую застольную песню, и я подумал, что боги все же с нами – навес закроет нас от выстроившихся на берегу копьеносцев.
Мы впятером – Свейн, Бодвар, Бейнир, Гифа и я – принялись тянуть мокрый, облепленный илом и водорослями якорный канат из черной воды за кормой. К нашему уханью теперь добавлялось кряхтенье, доносившееся из-под навеса.
– Эх, шлюхи хорошие зря пропадают, – крикнул Бирньольф.
Послышались одобрительные возгласы, и немало воинов обратили умоляющие взгляды к ярлу, чтобы тот отпустил их под навес, пока не началась заварушка. Итак, мы тянули канат, а остальные трудились под навесом так отчаянно, будто от этого зависела их жизнь; между прочим, по странной прихоти судьбы, так и было. Освещаемые факелом копьеносцы у Буколеона слышали, как язычники горланят песни, распивают вино и тешатся с женщинами, но не видели, что делается на корме.
Якоря на конце каната не было. По знаку Сигурда, мы, поднатужившись, подняли из воды тяжеленный мокрый тюк. Несколько мгновений он висел в воздухе, освещаемый лунным светом, а потом мы опустили его на палубу.
– Знатный у нас улов сегодня, – пробормотал Улаф, косясь на «рыбину»: восемь крепко завязанных бурдюков с ценным грузом. Мы затащили их по одному под навес. Те, кто там был, побросали женщин, как недоеденные яблоки, и глядели на нас. В тусклых отблесках факелов их ухмылки казались зловещими. Стоя на коленях, мы трудились над неподдающимися мокрыми узлами. Наконец Флоки развязал свой, мы ехидно переглянулись, а стоявшие позади нас угрожающе оскалились на шлюх и встали по краям навеса, чтоб ни одна не сбежала. В бурдюке лежали мечи, мокрые, холодные и по-прежнему острые. Наконец открылись и остальные бурдюки. В них были топоры, шлемы, длинные ножи, и все это висело на конце каната, привязанного к корме «Змея». Хоть мы и намазали клинки жиром, опускать их в соленую морскую воду было рискованно, однако задумка удалась. И оружие, и боги войны вновь были с нами.
Только одиннадцать из нас получили кольчуги – они занимали слишком много места. Не знаю, повезло мне или нет, ведь те, кто в кольчугах, первыми бросятся в бой, прокладывая путь остальным. Шестнадцать «длинных щитов» базилевса должны были сидеть в засаде где-то на северной стороне дворца. Там был ров с кольями, куда мы и собирались гнать пленных, чтобы у Арсабера не было пути к отступлению. Однако все понимали, что нас слишком мало, поэтому мы и решили оставить в живых Вардана хотя бы до того, как убьем Арсабера и найдем Никифора, если базилевс еще жив. Только Вардан мог провести нас через огромный Буколеон, если нам удастся прорваться к дворцу.
Моя кольчуга была холодной и тугой. Я встряхнул плечами, чтобы расправить кольца, и поморщился – железа уже наверняка коснулась ржа. Но, стоя в темноте навеса и вдыхая воздух, наполненный сладким ароматом красивых женщин, я испытывал гордость. Я – один из воинов в кольчугах, нас выбрал сам Сигурд. Вот Свейн с суровым, словно высеченным из камня лицом, касаясь шлемом навеса, затягивает пояс. Тут же силач Бейнир, а рядом Бодвар, Бьярни и Аслак – каждый, что гора мускулов; Улаф с довольным видом вытирает от жира свой меч; Пенда, длинный шрам на лице которого блестит в свече свечей, завязывает ремешок шлема – от уэссекца прямо-таки исходит опасность; Флоки Черный привязывает к поясу длинный нож, чтобы в бою выхватить его из ножен так же быстро, как волк вонзает зубы в свою жертву. А вот и сам Сигурд, как всегда похожий на бога войны. Еще среди нас был Вардан в своей чешуйчатой кольчуге, которая блестела и переливалась, как ярловы сокровища, да и стоила наверняка столько же.
– Ты идешь сзади, генерал, – напомнил ему Сигурд, бросая взгляд на черноволосых гречанок, которые сидели связанные и с заткнутыми ртами: мы не могли рисковать.
Вардан кивнул, тоже отбрасывая в сторону ножны, – из мокрого, подбитого войлоком чехла быстро меч не выхватишь. Да и не нужны нам были ножны – что-то подсказывало мне, что отдыхать мечам будет некогда.
Мы перебрасывались взглядами в полумраке, и тут неожиданно края паруса, из которого был сделан навес, схлопнулись вокруг нас, несмотря на безветренную ночь. Волосы у меня на макушке встали дыбом, а по телу прошла дрожь – я понял, что то не ветер прогнал рябь по полотнищу паруса; то, почуяв запах смерти, явились валькирии, собирательницы павших.
