– Сэт, – шевеля присохшими губами, сказал Кинт и сразу же пришел в себя от услышанного звука своего же голоса, отразившегося от стен грота.
Кинт ощупал ногу, правый бок и, поняв, что вода сильно затормозила пули, и за эти места ему беспокоиться не стоит, прикоснулся к левому плечу, которое он перевязал походным платком, пребывая в полусознательном состоянии. Дикая боль пронзила от макушки до пят, а Кинт громко и бранно выругался. Звук снова заметался под сводом грота и стих.
– Что же это за нора такая… – Кинт попытался встать и, шаря рукой в темноте, на что-то наткнулся.
Это что-то зашуршало и упало рядом, словно кто-то сухие палки скинул на каменную мостовую.
– Вот же! – вздрогнул Кинт, забыв про терзаемое болью плечо, да так и застыл на согнутых ногах в попытке подняться и прислушиваясь.
Лишь отдаленные звуки боя доносились из небольшой трещины сверху, через которую видно луну и звезды, а внутри – тишина. Нащупав на поясе кармашек маленького подсумка, где лежало масляное огниво, Кинт чиркнул подпружиненным колесиком кресала…
– Ого… да я тут не один, ничего, что без приглашения? – Кинт присел у скелета, который только что свалился ему под ноги. – Извини, парень, не заметил тебя в темноте.
Боль в плече, пульсируя, напомнила о себе.
– Я позже с тобой познакомлюсь… если не сдохну тут. – Кинт продолжал разговаривать с молчаливым хозяином грота и, подняв над головой масляное огниво, осмотрел грот.
Природный тайник был не больше комнаты Кинта во флигеле. В желтоватом свете от огнива можно было разглядеть еще один скелет у стены напротив, он лежал на изготовленной из жердей лежанке, при ближайшем рассмотрении обнаружился длинный и узкий нож меж ребер скелета. Под свисавшей с лежанки рукой, точнее, костями, обнаружился старый капсюльный револьвер, его рукоять с деревянной отделкой проросла зеленым мхом. Зеленым оттого, что на рукояти были медные заклепки, фиксирующие деревянные накладки. Был каменный очаг как раз под щелью наверху, несколько деревянных ящиков, какое-то тряпье, саквояж, седельная сумка, все старое, кожа покрыта плесенью, а пряжки так же заросли зеленым мхом. На одном из ящиков стояла глиняная миска с расплавленным воском внутри и огарками двух свечей. Немного хвороста у стены, но ветки от прикосновения рассыпались в труху, а вот деревянные ящики были еще относительно крепки. Кинт попытался открыть крышку одного из них, и она осталась у него в руках – петли покрылись ржавчиной и отгнили.
– То, что нужно. – Кинт начал ломать ногой крышку и ящик, внутри которого были слежавшиеся тряпичные мешочки с какой-то трухой.
Через несколько минут в кострище уже горел огонь, внутри грота стало светлее. И Кинт еще раз осмотрел грот. На поясе скелета на лежанке обнаружилась небольшая пузатая фляжка, обтянутая кожей.
– Ребята… вы, должно быть, знаете Яна Григо. Вы ведь наверняка контрабандисты, так? А это ваше убежище. – Кинт одной рукой пытался отстегнуть фляжку, не получалось, и тогда он, вынув из-за голенища нож, срезал ремешок, открутил пробку, зажав фляжку между колен, и понюхал. – Вот спасибо, приятель! Немного, но мне должно хватить.
Стало значительно теплее, Кинт, разломав еще одну крышку ящика и подкинув деревяшки в огонь, уселся рядом на старый камзол из кучи тряпья и начал развязывать повязку, помогая себе зубами. На пол полетела портупея с пистолетами, жандармский китель, меховая безрукавка. Оставшись в нательной рубахе, Кинт надсек ее внизу и оторвал сначала одну полосу, потом еще раз и еще, порвав одну из полос на куски поменьше. Осмотрев то, что осталось от рубахи, он снял и ее и разложил на коленях, сверху положил нож, пистолетный шомпол, а старый штык от однозарядной винтовки, что висел на поясе у скелета, сунул в костер. В месте ранения плечо распухло и сильно болело.
– Кость вроде цела, – сказал Кинт, разглядывая и ощупывая плечо, морщась и шипя от боли, – ага, и дырка с другой стороны… везучий ты, Кинт Акан.
Кинт, разговаривая сам собой, больше делал это от волнения и даже страха. Здесь его никто не видит и не слышит, кроме двоих безмолвных хозяев грота, и Кинт отпустил вожжи эмоций, воли и прочего бесстрашного и лихого. Он просто человек, он ранен, голоден и устал…
– Ну-ка, без этого будет совсем тоскливо. – Кинт сделал несколько глотков из фляжки покойника и даже кашлянул от крепости напитка. – Ммм… отличный шант! Сколько же ему лет, что так настоялся?
Сделав еще один глоток, он полил из фляги на рану и сморщился от боли. Затем, переведя дух, обильно смочил маленький лоскут шантом, положил сверху на рану и взял в руки шомпол… Часто дыша и настраиваясь на то, что надо сделать, он поднес шомпол к лоскуту и резко протолкнул его в рану насквозь… Кинт взвыл диким зверем, сжав зубы так, что казалось, они сейчас раскрошатся. Кружилась голова, выступил пот и стало тошнить.
– Полдела сделано, – дрожащим голосом сказал Кинт, глядя, как из потревоженной раны, выступила и потекла кровь, – главное теперь не останавливаться, не свалиться без сознания раньше времени и не истечь кровью…
Зажав зубами ремешок портупеи и схватив штык, кончик лезвия которого уже раскалился и покраснел, он приложил раскаленное острие к кровоточащей ране… Крик заметался меж стен грота и устремился вверх, к звездам. Дрожащей рукой Кинт снова положил острие штыка на угли, продолжая часто и громко дышать. Перед глазами все плыло, все тело поглотила слабость, невыносимо болела рана, но дело надо было закончить… Кинт чуть развернулся спиной к костру, затем, словно филин, повернул голову назад и изогнул шею в попытке увидеть выходное отверстие и, снова схватив штык, опять приложил его уже с другой стороны плеча.
– Все… – после непродолжительного звериного крика, прошептал Кинт, выдохнул и потерял сознание…
Кинт пришел в себя, когда от отверстия наверху в грот опускался столб солнечного света и частицы пыли танцевали в нем свой причудливый танец. Кинт даже засмотрелся, а потом ощутил холод от камня, который уже пробрался до костей, бил озноб, может, от холода, а может, от перенесенной боли, похоже, и от того и от другого. За пару больших глотков Кинт допил содержимое фляги, перевязал лоскутом рубахи рану, оделся и с большим трудом добрел до лежанки, прихватив старый суконный камзол и портупею. Спихнул скелет, улегся на его место и, накрывшись камзолом, закрыл глаза, ощущая, как шант приятным теплом растекается по жилам, боль понемногу уходит и ее можно терпеть.
Кинт проснулся оттого, что было очень жарко, его трясло и очень хотелось пить, снова наступила ночь, звуков боя не было слышно, наверху завывал ветер, и тучи закрыли небо. Он сполз на каменный пол и на четвереньках, проверяя пространство перед собой, пополз к каменной чаше, нащупав ледяную воду, Кинт жадно напился, вернулся на лежанку и снова провалился в бредовый сон…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
