Но Рик все не отставал.
— Так ты точно не говорил с Кевином о своих подозрениях? Что «Фи Дельта Омега» причастно к неким странным смертям? Не расспрашивал его об этих прошлых членах братства, которыми интересовался Карсон?
— Делать мне больше нечего, — фыркнул Малколм. — С какой бы стати мне говорить с ним об этом, если я его и подозревал?
— Ну как, полиция же расспрашивает подозреваемых.
— У меня нет таких полномочий, как у полиции.
— Просто я подумал — вдруг ты натолкнул его на мысль, что в братстве и в самом деле что-то нечисто. Я уже говорил, если бы это было так, Кевин первым захотел бы во всем разобраться. И, может быть, он действительно что-то нашел. Что-то или кого-то…
Малколм вспомнил, как утром подумал то же самое в отношение самого Рика. Но, очевидно, у секретаря братства было больше возможностей добраться до каких-то тайн, чем у неофита-первокурсника…
— Никуда я его не толкал, — сказал, тем не менее, Малколм вслух. — Ни на мысль, ни под машину. Это был просто несчастный случай.
— Да, наверное, — вздохнул Рик. Но его тон был не очень убежденным.
На сей раз, разумеется, Рик не ушел ни на какую тусовку, и Малколму пришлось собираться в парк у него на глазах.
— Опять уходишь на всю ночь?
— Да, — Малколм не видел смысла врать.
— На очередное свидание?
Малколм промолчал, вскидывая рюкзак на плечи. Он не обязан отвечать этому надоедливому типу, не так ли?
— С охотничьим рюкзаком? — не унимался Рик. — Только не говори, что у тебя там презервативы.
Малколм фыркнул от возмущения.
— Уж я-то точно не собираюсь говорить подобную чушь! А ты бы мог воздержаться от плоских шуток хотя бы в день… — «смерти», чуть не сказал он, но вовремя поправился: — несчастья, случившегося с твоим другом.
Рика это, кажется, и впрямь пристыдило.
— Ладно, я понял, — пробурчал он. — Не мое дело. Только скажи, что делать, если утром ты не вернешься? Звонить копам и передавать им файлы Карсона?
Малколм хотел ответить, что с ним ничего уже не может случиться, но осекся, вспомнив грязноволосого типа в тумане. Кевин, видимо, больше не проблема, но вот этот субъект может оказаться похуже Кевина… Малколм подумал, что сглупил спросонья — надо было выхватывать не нож, а мобильник, и сделать фотографию. С другой стороны, нож обратил чужака в бегство, а вот телефон… Впрочем, и без фотографии у этого типа имеется особая примета.
— Не думаю, что со мной может что-то случиться, — сказал Малколм. — Поднимать панику раньше времени уж точно не надо. Но если вдруг… я не появлюсь и со мной не будет никакой связи… пусть ищут человека с кожной болезнью на лице. Экзема, псориаз, что-то такое — не знаю, я не доктор. У него длинные волосы и многодневная небритость. Хотя это он как раз при желании может быстро изменить, а вот свою кожу вряд ли. Я не знаю, кто он такой, — добавил Малколм в ответ на невысказанный вопрос Рика. — Я просто увидел его… на улице, — незачем лишний раз привлекать внимание Рика к парку, подумал Малколм, — и он странно на меня смотрел. Скорее всего, просто какой-то псих, и вряд ли на самом деле опасный.
— И ты думаешь, что можешь встретиться с ним ночью?
— Надеюсь, что нет.
— А если это и есть тот тип? Причастный к смертям всех остальных… ты знаешь, кого… а теперь, быть может, и к покушению на Кевина?
— Нет, — уверенно ответил Малколм, — я так не думаю.
«Чистильщик братства, заметающий следы? Только не с такой рожей…»
— А… тебе обязательно идти, куда ты идешь? — не унимался Рик.
— Никто меня не принуждает, если ты об этом, — холодно ответил Малколм, направляясь к двери, пока к нему не пристали еще с каким-нибудь вопросом. — Ладно, пока.
На сей раз он подходил к парку с особой осторожностью, высматривая полицейских. Но парковка снова была пуста. Проклиная свет фонарей — сейчас бы он предпочел темноту — Малколм быстро пересек ее и нырнул в парк.
А вот к тому времени, как он добрался до скамейки (опять же соблюдая меры предосторожности на случай, если где-то там ошивается этот волосатый урод), Малколму уже не хотелось темноты. Он помнил слова Джессики, что на самом деле время в мире сна может быть любым, а вовсе не обязательно соответствующим времени его засыпания. Поэтому, устроившись в мешке и закрыв глаза, он принялся старательно представлять себе солнечный день. Не полдень с его вылинявшими красками и короткими тенями — середина дня на Земле не нравилась Малколму так же, как и на Луне — а время, когда солнце уже клонится к вечеру, но до заката еще далеко. Он лежал, представляя себе все детали — синее небо, золотой круг солнца, отражающийся в темно-синем озере, просвеченная насквозь желтая и красная листва (пусть это будет пора, когда листья еще не облетели!) — и надеялся, что мысленно выстроенная картина вот-вот превратится в реальность, но это все никак не происходило. «Придется, наверное, снова пить снотворное», — подумал он с досадой и открыл глаза.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И увидел солнечный свет.
— Привет, Малколм, — весело сказала Джессика. — Ты так долго жмурился, что я уже чуть было не испугалась, что ты не рад меня видеть.
— Никак не привыкну, что… переход происходит так незаметно, — смутился Малколм. — Всякий раз мне кажется, что я все еще там.
Он встал со скамейки и огляделся по сторонам. Все было так, как он и хотел — синее небо, желтое солнце, синяя вода, желтые листья, еще не сорванные холодными ветрами. Яркие, насыщенные краски, которые он всегда любил. Плазменная панель стояла на своем уже привычном месте. И черный «Роллс-Ройс» тоже — именно там, где он запарковал его в прошлый раз.
Малколм обошел вокруг машины. Она была безупречно чистой, словно только что из музея. Хромированные детали сверкали на солнце так, что хотелось зажмуриться. Малколм высматривал надпись — название модели, но ее не оказалось ни сзади, ни сбоку. Впрочем, кажется, этой надписи нигде не было и на фотографиях оригинальной машины.
— Хочешь еще покататься? — спросила Джессика.
— Потом, — решительно сказал Малколм, снова возвращаясь к ней. — Он ведь теперь никуда не денется, верно? Я тут сделал кое-какие наброски нашего дома. Вот смотри, — он достал из рюкзака изрисованные листы бумаги, и Джессика заинтересованно склонила голову. — Ты не можешь покинуть скамейку, поэтому у нас может быть только одна комната. Но при этом нам хочется разных стилей, чтобы не надоедало, так? Сначала я хотел сделать многогранную призму. Скажем, семь стен, каждая в своем стиле. Одна — как в рыцарском замке, другая — как в викторианском особняке, третья — как в японском домике, четвертая — как на космическом корабле, какими их изображали в фильмах шестидесятых, с большим круглым иллюминатором… ну и так далее. И вся эта конструкция поворачивается вокруг центральной оси, то есть на передний план можно вывести любую из стен. Но потом я понял, что это плохая идея. Количество стен ограничено, и соседние будут попадать в поле зрения — получится аляповатая безвкусица. Вращение — это правильно, это повысит разнообразие, но надо добавить еще одно измерение! Дом будет представлять собой гигантскую четырехгранную башню, стены которой способны погружаться в землю и подниматься обратно, соответственно. На каждом уровне — своя комната в своем стиле, способная, когда она находится выше уровня земли, поворачиваться вокруг своей оси независимо от остальной конструкции. В центре пола каждой комнаты — большое круглое отверстие, сквозь которое проходит скамейка. Если опустить башню до предела вниз, крыша раздвигается, пропуская скамейку, стены полностью уходят в землю, и мы снова оказываемся на улице. Если у нас возникнет идея для новой комнаты — просто достраиваем еще один этаж. Поскольку в средствах и ресурсах мы здесь не ограничены…
— Здорово! — оценила Джессика.
— Инженерный подход, — гордо ответил Малколм. — Да, я знаю, студент с факультета искусств просто менял бы интерьер взмахом волшебной палочки. Но, по-моему, это все равно что строить из песка. Слишком эфемерно и несерьезно. Иллюзия. Декорация. Не воспринимается, как настоящий дом. А мой проект — солидный и основательный. И при этом оставляющий полный простор для фантазии.
