Опасались захвата оружия. Участники нападения действительно искали комнату, где оно хранилось. К счастью, его успели перенести в безопасное место. Напуганные работники обкома просили вооружить их для самообороны. Этого, тоже не сделали — не было разрешения 1-го секретаря. И слава Богу!
Попытки уговорить нападавших ни к чему не привели. Толпа набрасывались на «начальников», избивала их, рвала одежду. Некоторые руководящие работники обкома КПСС и Совета Министров автономной республики укрылись от хулиганов в подвальных помещениях обкома, другим удалось уйти через запасные выходы.
В это же время на улицах города отдельные группы участников беспорядков останавливали автомашины — искали чеченцев. Опасаясь нападения хулиганов, «руководящий состав и значительная часть сотрудников МВД и райотделов милиции сняли форменную одежду».
Около 400 человек коммунистов, посланных Сталинским и Ленинским райкомами КПСС, пытались образумить толпу. Их не слушали, им угрожали, и ничего сделать эти люди не сумели.
27 августа. Между 5 и 7 часами вечера. Нападение на МВД и КГБ
Около пяти часов дня группа хулиганов набросилась на заместителя министра внутренних дел республики Шадрина. Требовали освободить задержанных 26 августа. Заверениям, что всех задержанных выпустили еще утром, не поверили. Переодетые сотрудники милиции попытались освободить своего начальника, но им это не удалось. Шадрина силой повели в МВД и, несмотря на сопротивление охраны, всей толпой ворвались в здание. (В это же время другая часть погромщиков ворвалась в здание КГБ. Подробности этого эпизода в доступных нам документах отсутствуют).
Оружия сотрудники МВД не применяли, пытались уговаривать. Их не слушали, открывали двери служебных комнат, искали задержанных. Около здания МВД был избит милиционер. Примерно 250 человек с криком и свистом проникли во двор, а затем в камеру предварительного заключения (КПЗ). Там в это время находились в том числе и убийцы рабочего Степашина. Однако на них почему-то не обратили внимания — хотя, казалось бы, должны были отреагировать «на чеченцев». Интересовались только ночными хулиганами. Поверили, что всех отпустили, только после заверений сидевших в камерах. Потребовали у начальника КПЗ адреса освобожденных. Пробыв в КПЗ около полутора часов и получив адреса, толпа ушла из помещения. На прощанье разбили телефонный аппарат и сорвали погоны с начальника КПЗ. Взяли милицейскую машину и отправили несколько человек по городу — проверять сообщение об освобождении.
Остальные погромщики вернулись на площадь к обкому. Там бушевала стихия. Некоторых работников обкома заставляли выступать перед толпой. В 18 часов 30 минут на место событий прибыли 2 пожарных машины, якобы для тушения пожара. Одну тут же опрокинули, у другой — повредили электропроводку и выпустили воздух из шин.
27 августа. Вечер. Шваюк: «проект резолюции».
Около 8–9 часов вечера в захваченный обком пришел Георгий Шваюк и принес написанный им «проект резолюции». Шваюк родился на Северном Кавказе в 1914 г. в семье служащих. Имел высшее образование и работал старшим инженером-гидротехником Гудермесского совхоза Чечено-Ингушской АССР. 27 августа он приехал в Грозный, где у него была квартира, из Гудермеса. «В автобусе, — рассказывал Шваюк на суде, — я услышал разговор. Говорили о том, что назначается митинг по поводу зверского убийства работника химзавода… в порыве гнева по поводу услышанного, я дома написал проект резолюции митинга и поехал на площадь. Прибыв на площадь, я зашел в обком партии, где этот проект резолюции отдал двум комсомольцам».
Автор «проекта» на короткий срок стал идеологом беспорядков, попытавшимся облагородить действия погромщиков осмысленными политическими требованиями. Сам Шваюк на суде виновным себя не признал и заявил: «…свои действия не отрицаю и считаю их не преступными», — добавив: «мой проект не направлен на разжигание национальной вражды».
В документе говорилось:
«Учитывая проявление со стороны чечено-ингушского населения зверского отношения к народам других национальностей, выражающегося в резне, убийстве, насиловании и издевательствах, трудящиеся города Грозного от имени большинства населения республики предлагают:
1. С 27 августа переименовать ЧИ АССР в Грозненскую область или же многонациональную советскую социалистическую республику.
2. Чечено-ингушскому населению разрешить проживать в Грозненской области не более 10 % от общего количества населения…
4. Лишить всех преимуществ чечено-ингушское население по сравнению с другими национальностями…».
Этот шовинистический «проект» был немедленно размножен на пишущих машинках и оглашен участникам беспорядков. Нашли его через несколько часов в здании обкома вместе с копиями, отпечатанными на обкомовских бланках1.
27 августа. 9 часов вечера. «Свяжите нас с Москвой»
Около 9 часов вечера толпа, убедившись, что задержанные прошлой ночью на свободе, и чувствуя вакуум власти, задалась новой целью: немедленно добиться «главной правды» у «верховного арбитра» — «Правительства», ЦК КПСС. Под красным знаменем или транспарантом, взятым в здании обкома, что, очевидно, имело символический смысл для погромщиков и как бы превращало их действия из уголовного преступления в «слово и дело государево», бунтовщики направились на городскую радиотрансляционную станцию.
Хотели говорить с Москвой.
Возглавлявший эту группу мужчина лет пятидесяти, одетый в спецовку синего цвета, в соломенной шляпе, кричал что он житель поселка Черноречье и «ему надоело терпеть бесчинства чеченцев, из-за которых нельзя вечером выйти на улицу». Что делал этот чернореченец в Грозном, когда весь поселок справлял поминки по убитому, почему следствие настойчиво утверждало, что чернореченцы в беспорядках не участвовали, кто, наконец, был этот странный руководитель погромщиков в соломенной шляпе — еще одна загадка грозненской истории.
Охранявшие станцию солдаты (всего три человека) толпу в здание не пустили — загородили вход. Погромщики, натолкнувшись на отпор, повели себя необычно — насилие применять не стали, а мирно удалились. Отправились попытать счастья в другом месте — на междугородную телефонную станцию. На этот раз они действовали более решительно, но охрана применила оружие и ранила двоих человек — мужа и жену (мужчина вскоре умер в больнице, а женщине пришлось ампутировать руку). Еще одна женщина получила случайное ранение. Толпа хотела расправиться со стрелявшими солдатами, но они сумели укрыться в помещении. Ворвавшись в здание, погромщики потребовали соединить их с Москвой. Особенно активна была некая молодая женщина 19–20 лет, одетая в костюм темного цвета, «которая с дерзкой настойчивостью требовала немедленного соединения с Москвой». По сведениям МВД, «разговора с Правительством» на этот раз не было. Работники телефонной станции заявили, что повреждена линия связи. Зато у двух телефонисток после визита толпы пропали дамские сумочки.
Лишь с третьей попытки, с городской почты, участники волнений дозвонились, наконец, в Москву. Разговор вел автор «проекта резолюции» Шваюк. Именно он, по мнению суда, был «инициатором разговора по телефону с приемной секретариата ЦК КПСС». Как рассказал сам Шваюк, телефонистка «соединила нас с Москвой, но т. к. по телефону некому было говорить, то мне передали трубку. Я стал разговаривать с Москвой, с приемной 1-го секретаря ЦК партии. Я у него спросил: «Знаете ли Вы о том, что творится в Грозном, что народ ждет представителей из Москвы, что нужно положить конец зверским убийствам, дело дошло до того, что некоторые требовали возвращения Грозненской области и выселения чеченцев…»»1. Что Шваюк услышал в ответ (наверное, обещание разобраться), и с кем он на самом деле разговаривал — неизвестно.
Пока участники беспорядков добивались связи с Москвой на площади у обкома произошел странный эпизод, очень похожий на провокацию. В 22 часа 30 минут к обкома подъехал автобус. Его водитель взобрался на крышу автобуса и заявил, что он, якобы, перевозил убитых людей и кровью убитых испачкан весь салон. Люди бросились к автобусу, кто-то хотел задержать водителя. Толпа заступилась, и он вскоре уехал. По сведениям МВД, личность водителя была установлена, а его делом занималось КГБ. Никаких документов о том, что оно (это дело) дошло до суда нам найти не удалось.
Ночь с 27 на 28 августа. На вокзале.
Все под тем же красным знаменем около 300 человек прямо с почты отправились на городской вокзал. За полчаса до этого линейное отделение милиции на станции получило предупреждение от МВД. Однако подготовиться к встрече не успели. Толпа почти на два часа задержала отправление пассажирского поезда Ростов-Баку. На рельсы набросали камни, костыли, похитили ключи от двух стрелок. Б0льшая часть толпы собралась возле паровоза. Раздавались античеченские выкрики. На вагонах делали какие-то «провокационные надписи». Некоторые агитировали пассажиров. Другие бегали по вокзалу в поисках чеченцев. Двух человек нашли и избили. Кто-то продолжал целеустремленно добиваться связи с ЦК — хотели послать телеграмму. Наряд милиции сумел эту телеграмму изъять. (Вообще на всем протяжении событий местные партийные власти и милиция делали все, чтобы подтвердить расхожий миф о плохих местных начальниках, скрывающих правду от справедливого Центрального Комитета).
