Я заглянул в определитель рас магистра Бертильона…
Управляющий побледнел, а на лбу выступили капли пота. Он нервно облизал губы.
— Константин Платонович, я…
— Вы, Лаврентий Павлович, тролль.
— Нет! Матушка моя действительно была… Ммм… А папенька цверг. Так что…
— Ой, Лаврентий Павлович, вы сами прекрасно знаете, как судят в Европе. До третьего колена есть родня — значит, тролль.
Он обмяк в кресле, расплывшись как кисель.
— Я ведь никогда, ни разу… В чём нас обвиняют. Ну какие младенцы? Зачем мне их воровать? Суеверия тёмного народа. Тащить на костёр только за кровь в жилах — дикость и варварство.
— Вот именно, дорогой мой Лаврентий Павлович, вот именно. Суеверия тёмного народа, лучше и не скажешь. Но вы же сами говорите — образовывать крестьян незачем.
Лже-лепрекон закашлялся.
— С такой точки я не рассматривал вопрос. Константин Платонович, вы же…
— Лаврентий Павлович, успокойтесь. Вы мой управляющий и им останетесь. Лично мне нет никакого дела, кто вы по крови. Ваши тайны — это ваши тайны.
Он слабо улыбнулся.
— Спасибо, Константин Платонович. Можете не сомневаться в моей верности.
Чуть дрожащей рукой он взял чашку и сделал шумный глоток.
— Вы поразительный человек, похлеще, чем Василий Фёдорович. У вас неожиданные аргументы и очень действенные. Я просчитаю смету на школу и принесу вам в ближайшие дни.
— Вот и чудненько. Спасибо за кофий, Лаврентий Павлович.
Я кивнул ему и пошёл обратно в усадьбу. Честно говоря, я не собирался пугать ушастого. Но это его «орков учить не надо» очень сильно меня разозлило. Я ведь тоже орк, если копнуть. Ничего, я этого тролля ещё припрягу математику детям преподавать, чтобы не задавался.
* * *
На следующий день Добрятниковы приехали прямо с утра, я даже позавтракать не успел. Александра так быстро по мне соскучилась? Или это Ксюшка в гости рвалась? В доме сразу стало шумно от беготни этой маленькой егозы. Вот же ж неугомонный ребёнок! С другой стороны, с ней гораздо веселее. И Настасья Филипповна радуется, будто это её внучка приехала.
Я не стал торопиться говорить с Добрятниковым-старшим и пригласил их пить чай. Были у меня некоторые сомнения, стоит ли ему рассказывать про находку в Кудрино. Бывают ли бывшие масоны?
— Дядя Костя, — Ксюшка слопала очередной бублик и потянулась за следующим, — а вы научите Анну-Марию ещё чему-нибудь?
Кукла сидела у неё на коленях, чинно сложа руки. Услышав, что назвали её имя, матерчатая принцесса улыбнулась и подмигнула мне.
Быть этого не может! Того количества эфира, что я вложил в куклу, хватило бы на день, не больше. Тем не менее она всё ещё была «заряженной». Интересное дело, кто её подпитывал? Отец, чтобы развлечь дочку? А откуда он знает, как работать со Знаками? Всё страньше и страньше, однако.
— Если принцесса Анна-Мария готова дать мне аудиенцию, я попробую что-нибудь сделать. После того, как поговорю с твоим папой.
Ксюшка зажмурилась от удовольствия и кивнула.
— Пётр Петрович, — я решился рассказать ему, а там посмотрим, — уделите мне десять минут?
— С удовольствием. С вами, Константин Платонович, поговорить всегда полезно.
Мы оставили рыжих девчонок пить чай, а сами поднялись ко мне в кабинет.
— Что-то не так с Александрой?
Добрятников говорил вроде спокойно, но в голосе чувствовалось беспокойство.
— Нет-нет, не волнуйтесь, — я поднял руку, — с ней всё хорошо. Я хотел задать несколько вопросов о масонах.
— Константин Платонович, вы знаете, — Добрятников подошёл к окну, — вы мне симпатичны, даже больше. Вы взяли в ученицы Александру, за что я вам крайне признателен. Но есть вещи, о которых я не вправе говорить. Я хоть и покинул Ложу, но всё ещё остаюсь в Братстве вольных каменщиков.
Как я и думал. Ничего, зайдём с неожиданной стороны и посмотрим реакцию. Иногда молчание значит больше прямого ответа.
— Пётр Петрович, я не прошу вас нарушать клятвы. Меня устроит, если вы просветите меня хоть в части аспектов. Только то, что не запрещено знать обычному человеку.
— Конечно, милейший Константин Платонович! Чем смогу — помогу. Хотя, если вас так волнует эта тема, вы могли бы и сами вступить в ложу. С вашими знаниями и умениями вы бы легко попали в круг избранных.
— Нет, спасибо, пока я не готов.
— Тогда прошу, — Добрятников расслабился, улыбнулся и сел в кресло, — задавайте ваши вопросы.
— Скажите, главная цель масонов — обретение бессмертия?
Добрятников закашлялся. Он слегка побледнел, а глаза расширились от удивления.
— Константин Платонович, — он провёл рукой по груди слева, будто у него закололо сердце, — я не ослышался?
— Ничуть.
— Я хотел сказать… то есть, наверное, вы разбирали бумаги Василия Фёдоровича? Вам попалась какая-то бумага, да? Полагаю, что-то из архива одной из европейских лож. Я прав?
Я покачал головой. Что ж, его смятение сказало мне всё, что я хотел узнать. Догадка оказалась верной.
— Константин Платонович, вы понимаете, что такие бумаги лучше сжечь? — Голос Добрятникова стал тише, почти превратившись в шёпот. — И никогда не упоминать вслух, что вы такое читали.
— Нет никаких бумаг, Пётр Петрович. Это мой вывод, основанный на некоторых наблюдениях.
— Подождите. Какие наблюдения?! Попытки синтеза философского раствора проводились в столице. Здесь, в этой глуши, невозможно что-то сделать. Нужна лаборатория, круг из двенадцати посвящённых с Талантом…
— Пётр Петрович, стойте. А то вы сейчас расскажете мне кучу тайн, о которых я не хочу знать.
Добрятников сделал паузу, нервно кусая губы.
— Константин Платонович, откуда вы знаете про бессмертие?
Секунду я раздумывал, а потом изложил ему про поездку в Кудрино.
— Господи боже мой, — прошептал Добрятников, закрыв лицо ладонями, — не может быть. Какой ужас. Кто-то нашёл архив Иоганна Алхимика!
Глава 33 — Пламя
— Чей архив?
— Простите, Константин Платонович, я и так слишком много сказал. Главное, такие опыты запрещены всеми Ложами. Отступников обычно строго карают, если всплывают такие факты. Я буду срочно писать в Петербург…
— Погодите, Пётр Петрович, не надо торопиться. Поднять волну всегда успеется. Вы уверены, что те, кому вы будете писать, не замешаны?
— Я…
Он вскинулся, собираясь возразить, но задумался и скорчил недовольную гримасу.
— Да, вы правы. Кто знает, сколько людей вовлечено. Я слишком давно не бывал на собраниях Ложи.
Добрятников встал и начал уже привычно вышагивать по моему кабинету. На лице его сменялись задумчивость, злость, разочарование, снова задумчивость.
— Да-да, Константин Платонович, вы правы, — он на ходу виновато улыбнулся, — вы правы. Знаете, я сделаю по-другому.
— Буду признателен, если поделитесь со мной. Как лицо заинтересованное, не хочу попасть под лишнее внимание.
— Не беспокойтесь, я всё
