Ещё скажите, что вам нравится читать их при луне. Какие глупости и вздор!
— Что же, вы не любите стихов?!
Я прятал улыбку. Милое дело за ними наблюдать! Бобров никаких планов на рыжую не строил. Но вроде как начал за ней ухаживать и просто так отступить не может. А моей ученице Бобров слегка симпатичен, но она упёрлась из принципа и ни за что не уступит. Вот только им в спорах огонька не хватает, самую малость. Слегка так, чтобы веселее спорилось. Огонька…
Додумать мысль я не успел. С рёвом, будто дикий зверь вырвался из клетки, вокруг меня взметнулись языки пламени.
— А-а-а-а-а!
Кто-то заорал в ужасе. А я не мог даже пошевелиться, глупо улыбался и наблюдал, как огонь окружает меня сплошной стеной. Я даже сказать ничего не мог, даже любимые ёшки-матрёшки застыли на языке. В ноздри ударил запах палёных волос, глаза заслезились от дыма, а под пальцами хрустнули подлокотники кресла, мгновенно превратившиеся в головёшки.
— Костя!
Со всей дури в меня врезался Бобров, выбивая из пылающего кресла и отбрасывая в сторону. Я покатился по полу, уже ничего не видя и не соображая.
— А-а-а!
По мне что-то хлопнуло, будто огромная мухобойка. Это Александра сдёрнула со стола скатерть и кинулась сбивать пламя. А следом на меня обрушился поток воды — Таня, прибежавшая на крик, плеснула на огонь из графина.
— Хватит.
Пламя исчезло так же неожиданно, как и появилось. Я сел на полу и нервно рассмеялся. Ёшки-матрёшки! Что это было?
* * *
Успокоив Александру и Таню, порывавшихся меня осмотреть на предмет ожогов, и заверив, что со мной всё в порядке, я сбежал переодеваться. Одежда обгорела и страшно воняла палёным. Никаких ожогов на коже, правда, не видно, даже ресницы и брови остались целыми. Магия? Однозначно. Но вот кто устроил мне личный пожар? Честно говоря, никаких идей у меня не было.
— Костя, ты как?
В дверь постучал Бобров и, не дожидаясь ответа, ввалился в комнату.
— Нормально.
Я заглянул в зеркало и не нашёл ничего необычного. Рубашку я уже сменил, а на лице даже следа от огня не осталось.
Бобров тоже меня осмотрел и покачал головой:
— Плохо дело, Костя.
— В смысле? Нормально всё, живой и здоровый.
— Да это понятно, не будешь же ты сам себе вредить.
— Что, прости?
— То самое. Твой Талант вреда тебе принести не может.
— Ты хочешь сказать, что это я и устроил?
— А кто? Костя, не придуривайся, ты и сам знаешь, что у тебя Талант разыгрался. Знаешь же?
Я закрыл глаза, прислушался к самому себе и кивнул. Талант шкодно «подмигивал» мне эфиром и «ухмылялся», если можно так выразиться.
— Да, ты прав, Пётр. Чёрт!
— Вот я и говорю — плохо. Ты не контролируешь Талант, не умеешь с ним справляться.
— Хорошо, что не сгорел, ёшки-матрёшки.
— Да, тебе хорошо, — Бобров поднял руку и показал мне волдыри от ожогов, — а нам не очень. И кресло ты спалил до угольков, только выкинуть.
Он тяжело вздохнул и посмотрел на меня, как на расшалившегося ребёнка.
— Тебе срочно нужен наставник. Такой, знаешь, который дворянских детей учит.
— Где я тебе его возьму?
— В Москве, например. Можно у Голицыных спросить, из их людей.
Заметив, как я скривился, Бобров добавил:
— Или нанять. Не ты первый с такой проблемой. Бывает, что дар просыпается поздно, чаще всего не в родовитой семье. И чтобы дитятко дом не разнесло, приглашают такого учителя. Там правда розги часто в ход идут, но, думаю, ты без них обойдёшься.
Я нервно хмыкнул, представив, что за мной будет гоняться учитель с розгой.
— Тогда едем. В Москву, говоришь?
— Ага.
— Собирайся.
— Ты что, ночь на дворе, куда ехать-то.
— Сам говоришь, что Талант сам такое выделывает. А если он во сне разыграется? Спалит усадьбу и вас заодно. Поехали, Пётр, поехали.
Бобров тяжело вздохнул, посмотрел на меня и согласился.
— Поехали. Только чур остановимся у Голицыных, мне кой-какие дела с ними надо порешать.
Я махнул рукой — Голицыны, так Голицыны. В любом случае, мне тоже бы неплохо с ними поговорить.
Глава 34 — Фейерверк
Кузьма даже глазом не моргнул, когда узнал, что надо выезжать в Москву. Прямо сейчас? Как будет угодно барину.
— Прикажите только Настасье Филипповне выдать масла для фонарей.
— Будут тебе фонари, — махнул я рукой.
Видел я это убожество с фитилём, зажигай не зажигай, всё равно не видно ничего. Сам ему сделаю подсветку, не безрукий.
Александра порывалась поехать с нами, но я решительно запретил ей.
— Работайте со Знаком, сударыня. Мы туда не развлекаться едем.
Рыжая жалостливо посмотрела на меня, нацепив самое несчастное выражение лица.
— А если у вас опять приступ будет?
— Со мной Пётр, этого хватит. Знак, сударыня, для вас сейчас есть только он. Вы учиться ко мне пришли или нянькой работать?
Она вздохнула и разочарованно наморщила нос.
— Я никогда не была в Москве, Константин Платонович.
— Успеете ещё. Будете хорошо учиться — поедем туда за магическими принадлежностями.
Настасья Филипповна была в своём репертуаре и принесла целую корзину всякой снеди — кулёчки, свёрточки, туески, салфетки, а между ними выглядывали горлышки бутылок, залитые сургучом.
— Костенька, тебе в дорогу собрала перекусить.
— Настасья Филипповна, да этого на неделю хватит.
— Ничего, запас карман не тянет, а то станете всякую гадость в трактирах есть.
Она вручила корзину Боброву и так на него зыркнула, будто подозревала, что он в дороге меня объест.
— И Таньку с собой возьми.
— Настасья Филипповна, не надо.
— Возьми, — с нажимом повторила она, — приличные дворяне со своими слугами ездят. Неча чужим доверять.
Зная характер ключницы, я не стал спорить. Да и права она была — что в гостинице, что на подворье Голицыных чужие слуги только в тягость.
— Всё, едем, нечего рассиживаться.
Кузьма подогнал экипаж прямо к входу. Загрузил вещи, корзинку с едой и два «огнебоя» под сиденье. Брать с собой оружие вошло у меня в привычку, полезную и необременительную.
— Давай свои фонари, — скомандовал я.
Кучер залез на козлы и снял с крыши экипажа два бронзовых фонаря. Маг я или не маг? Два росчерка small wand, Печать, Знак и спираль для лучшего закрепления. Из фонарей ударил белый свет, превратив невзрачные светильники в настоящие прожекторы. Жмурясь, Кузьма вернул их на место.
Танька тихо, как мышка, шмыгнула на козлы, прижимая к груди узелок. Рыжая проводила её завистливым взглядом и тяжело вздохнула.
— Поехали, — скомандовал я Кузьме и помахал остающимся рукой.
Бобров завозился
