— О-о-о!
Люсьен тоже закричал и спустя мгновение перевернулся на спину. Финч лежала рядом с ним, потная с головы до ног, с грохочущим сердцем. Она вспомнила равнодушные слова любви, за которыми следовало быстрое одевание и «должен-бежать-я-тебе-утром-перезвоню». Но Люсьен просто приподнялся на локте и посмотрел на Финч.
— Ты только подумай — вместо этого мы могли пойти поплавать.
— Очень смешно.
Выражение его лица стало серьезным, и он нежно убрал прядь волос с ее щеки.
— Ты очень красивая. Ты знаешь об этом?
— Ты это просто так говоришь.
— Зачем мне лгать?
— Не знаю.
— Тебе нужно научиться доверять кому-нибудь хотя бы иногда, — сказал Люсьен. — И этим кем-нибудь мог бы оказаться я.
Финч думала над его словами, когда они спускались по холму. Достаточно ли она доверяет Люсьену, чтобы делиться с ним своими надеждами и мечтами?
— Я получила письмо от той леди, — произнесла она осторожно.
— Какой леди?
— Той, о которой я тебе говорила, — Лорейн Уэллс.
— И что она пишет?
— Она хочет со мной встретиться.
— Когда?
— Я собираюсь съездить к ней на следующие выходные.
— Мы можем поехать на моей машине.
Финч не ожидала, что он захочет поехать с ней, и быстро ответила:
— Это будет не очень весело.
— Веселее, чем околачиваться здесь.
Финч опустила взгляд, потому что не хотела, чтобы Люсьен догадался, что она ему очень благодарна. В то же время ее внутренний голос кричал о том, что еще не поздно отступить и избежать разочарования. Финч помолчала, глядя на него.
— Ты и правда так думаешь? Я имею в виду то, что ты сказал до этого. Это ничего не изменит?
Люсьен притянул ее к себе, обнял и тихо сказал:
— Почему изменения обязательно должны быть плохими?
Когда вечером Финч приехала домой, она обнаружила, что Лаура и Гектор неподвижно сидят на диване, держась за руки. Это было так необычно — видеть их в оцепенении, что Финч сама замерла, испуганно глядя то на одного, то на другого, и у нее в голове пронеслись жуткие мысли насчет Анны.
— Что случилось? — спросила она.
Лаура непонимающе посмотрела на нее. Затем ее лицо расплылось в мечтательной улыбке.
— Ничего, — сказала она.
— Звонили из агентства. — Гектор пошевелился, словно просыпаясь от глубокого сна, и повернул к Финч широкое загорелое лицо.
— В воскресенье? — Финч сделала шаг вперед и наступила на резиновую кость, служившую игрушкой для собаки.
— Сьюзан не могла дождаться, когда скажет нам об этом, — голос Лауры дрожал от волнения. — У них есть для нас ребенок.
Финч почувствовала облегчение — с Анной все в порядке! — и только после этого до нее дошло: у нее будет брат или сестра.
— О Господи! Вы серьезно?
— Сама посмотри. — Лаура поднялась с дивана и подошла к ободранному письменному столу, на котором стоял компьютер с плавающими по экрану цветными кубиками.
Она кликнула мышкой, и кубики сменились фотографиями улыбающегося полнощекого ребенка с черной, торчащей дыбом шевелюрой. Финч почувствовала, как ее сердце наполняется радостью.
— Ее зовут Эсперанца. — Лаура провела пальцем по полненькой щеке малышки так нежно, словно это была не фотография, а оригинал из плоти и крови. — Разве она не красавица?
— Когда мы ее заберем? — затаив дыхание, спросила Финч.
— Сьюзан говорит, что это займет, по меньшей мере, шесть недель.
— Хорошо, что я говорю по-испански. — Гектор усмехнулся, словно гордый отец, закидывая свои пыльные сапоги на кофейный столик, сделанный из старых деревянных ставней.
Финч уставилась на фото.
— Она такая прелесть!
Эсперанца. В переводе с испанского — «надежда».
— Надеюсь, ты так же счастлива, как и мы, — Лаура обняла ее за талию.
Финч знала, что Лаура не хочет, чтобы она чувствовала себя менее значимой.
— Ты шутишь? Теперь я буду зарабатывать в два раза больше, присматривая за детьми. — Финч не осмелилась сказать о том, что у нее на душе. Вряд ли Гектору понравилось бы находиться в обществе двух женщин, плачущих у него на груди.
Лаура рассмеялась.
— Повезло Джеку: теперь у него будет две племянницы.
— Ты уже сказала Мод? — Финч почувствовала, как мокрый нос уткнулся в ее ногу, и наклонилась, чтобы потрепать Перла по голове, который хоть и был почти глухим и слепым, казалось, ощутил царившую в доме радостную атмосферу.
— Скажем, как только она вернется. — Финч вспомнила, что кружок кройки и шитья собирался по воскресеньям дома у Мавис. — А тебе не кажется, что она немного похожа на Гектора? — Лаура снова подошла к монитору и взволнованно посмотрела на фото.
— Кто, Мод? — поддразнила ее Финч.
Гектор поднялся с дивана и прошелся по комнате.
— Ты же знаешь, как говорят: все мексиканцы на одно лицо, — сказал он, подмигнув.
Лаура, казалось, только сейчас осознала новость до конца; она обняла Гектора с ликующим возгласом. Гектор оторвал жену от пола и начал кружить, и кружил до тех пор, пока оба не начали задыхаться.
Финч неожиданно вспомнила об Анне. Как они могут радоваться, когда ей по-прежнему угрожает опасность? Но жизнь продолжалась. Хорошее от плохого отделить так же сложно, как прошлое от будущего. Разве не этому Финч сегодня научилась с Люсьеном?
Она сама не заметила, как взяла Лауру и Гектора за руки, и они втроем принялись танцевать по комнате, а бедный старый Перл в замешательстве стоял и глядел на них, виляя хвостом.
Глава двенадцатая
— Я говорила, что окружного прокурора должны переизбирать в этом году? — Ронда нахмурилась, оторвав взгляд от бумаг, разбросанных по столу, и рассеянно потянувшись за булочкой.
Репортеры, круглосуточно дежурившие возле ее офиса, вынудили их найти другое место для встреч, и когда Анна предложила «Ти-энд-Симпаси», ее адвокат ухватилась за эту идею. Но Ронда выглядела очень нелепо среди украшенных цветочным узором штор и скатертей, а хрупкая чашка дрожала в ее руке, более привычной к седланию лошадей и натягиванию подпруг, и, глядя на это, Анна не могла не улыбнуться.
— И что? — она не понимала значимости этого события.
Ронда с резким звоном поставила чашку на блюдце.
— Он захочет повысить свой рейтинг. Такое громкое дело словно сделано на заказ. Он вытащит из него все, что можно.
— Ты всегда так оптимистично настроена? — Анна была слишком измучена, чтобы волноваться по пустякам.
— Только когда я знаю, что обвинение жаждет крови. Раз уж мы об этом заговорили, давай еще раз взглянем на отчет по результатам вскрытия. — Ронда начала перебирать файлы и бумаги, разбросанные перед ней.
Анна вздохнула.
— Мы ведь уже сто раз это делали.
Ронда резко подняла голову.
— У меня есть новости для тебя, дорогуша. Настоящая жизнь — это не «Секреты Лос-Анджелеса»: не бывает никаких улик в последнюю минуту, которые каким-то образом оказались невыявленными, никаких неожиданных свидетелей, внезапно появляющихся в решительный час.
— Прости, я не хотела…
— На самом деле все очень скучно. Проверка каждой детали — вот что самое существенное и к чему стараются не привлекать внимания. Именно так выигрываются дела, — продолжила Ронда, как будто Анна ничего и не говорила.
— Каковы шансы того, что дело закроют?
— Я сделаю для этого все возможное и невозможное, но не возлагай особых надежд. — На предварительном слушании, которое состоится через три недели, показания будут предоставлены для того, чтобы решить, является ли судебный процесс обоснованным, хотя Ронда предупредила, что лишь в редких случаях, обычно содержащих процессуальные ошибки, судебные процессы отменяют. — То, что у нашего друга, мистера Лефевра, есть решение, запрещающее тебе приближаться к нему, нам вряд ли поможет.
Анна содрогнулась при напоминании об этом. То, что когда-то казалось ей улыбкой фортуны, теперь очень больно ударило по ней. Они с Марком поймали Гленна в тот момент, когда он выходил из двери-вертушки, ведущей в здание офиса. Пойманный врасплох, Гленн сначала был вежливым, но быстро изменился, когда понял, зачем они пришли.
— Вы хотите поговорить? Хорошо, давайте поговорим, — он достал свой сотовый. — Я уверен, что детектив Берч тоже хотел бы принять в этом участие.
— Ради бога, Гленн, ты же знаешь меня! Ты не можешь действительно думать… — Анну остановила внезапная перемена, происшедшая с Гленном. Несмотря на то что он изо всех сил старался себя контролировать, его челюсти сжимались, и мышцы лица с одной стороны судорожно подергивались. И именно тогда Анна полностью поняла всю силу любви, которую он испытывал к Монике. Не романтическую влюбленность, а любовь сильного человека к кому-то, кто нуждался в защите, — влечение, которое Анна слишком хорошо понимала.
