Из юрты вышел Джанга и испуганно уставился на нее.
— Пусть скотоводы строят хлев для своей скотины! — обращаясь к нему, сказала она.
— Ты чего?! — только и смог вымолвить он.
— Из-за одной коровенки нельзя, чтобы люди задохнулись! — сказала она и ушла в юрту.
Ошалевшие от этой тирады прокаженные смотрели на Джангу. Он виновато развел руками и посмотрел на них.
— А что, Грегорей, давай построим! Может, и лучше, — вдруг спокойно сказала Анка.
— Построим! Конечно, построим! — обрадовался Джанга. — Завтра же с Грегореем начнем столбы рубить, бревна таскать! Конечно, построим!
Заканчивалась осень. Мелкие лужицы уже не оттаивали днем, хотя солнце еще грело.
Смастерив нехитрый остов маленькой юртенки, Джанга обставлял его кругляками, а Грегорей, закончив покрывать жердями яму для скотины, мастерил в углу возле камелька лавку.
— Мы с Анкой, наверное, сюда переберемся, — как бы невзначай сказал Грегорей.
Джанга промолчал, укрепляя очередное бревно.
Грегорей быстро взглянул на него.
— Ты, Джанга, не обижайся. — Он прекратил работу и посмотрел на Джангу. — Заживем как соседи! — сказал он неестественно бодро.
— А я хотел, чтоб все вместе, как раньше, — сказал Джанга, не прекращая работы.
— Ты не обижайся…
— Давай… Снег скоро… — сказал Джанга.
По двору носился бычок. Бытерхай затыкала стены большой юрты мхом.
Анка пригнала корову.
— На крышу надо будет сена набросать, — устало сказала она.
Мергень поставила на землю корзину с рыбой и посмотрела на работающих мужчин.
ЛюбовьСнег накрыл землю. Две похожие, но разные по размеру юрты стояли рядом. Две струйки дыма поднимались вверх.
Бытерхай через низенькую обшитую кожей дверь с трудом протолкнула внутрь корову и сама едва протиснулась мимо нее и Быса к камельку, где в страшной тесноте жались Анка, Грегорей и Джанга.
Джанга весело пел якутскую песню. Время от времени Грегорей хрипло подхватывал.
Анка налила Бытерхай чаю с молоком.
В большой юрте у огня сидела Мергень. Глаза ее лихорадочно блестели. Тихо стонала Кутуяхсыт. Снаружи доносилось пение.
Мергень встала и вышла наружу. В маленькой юрте смеялись. Тонко звенел голосок Бытерхай.
Мергень подошла к крошечному окошку и, постояв мгновение, крикнула:
— Джанга! Бытерхай! Спать пора! Хватит зубы скалить-то! Завтра опять на работу с полудня!
— Идем, идем! — испугался Джанга. Весело улыбнулся, махнул рукой и протиснулся к двери, подталкивая перед собой Бытерхай.
— Прытка она других на работу гонять! — прошептала Анка.
— Пусть ее! — весело прошептал Грегорей. — А хорошо, что мы сюда перебрались. У меня в костях полегчало.
— А дальше что? — тревожно спросила Анка, держа руку на огромном животе.
— А убьют ее, потому как не оставит она воровать. Убьют ее, а мы останемся с ее богатством…
— Забываешь меня! Оставляешь одну!
— Что ты, Мергень… — оправдывался Джанга. — Просто ты молчать любишь, а я страсть люблю разговаривать. И как я могу забыть мою красавицу. — Джанга игриво обнял ее.
Она брезгливо оттолкнула его руку.
— Видишь, какая ты! Ни себе, ни людям, — обиделся Джанга.
— Скажи им, пусть завтра же перебираются в общую юрту! — вдруг сказала она. — Иначе корову выгоню или зарежу! А домишко сожгу! Пусть сейчас, завтра же перебираются!
— Нет… Этого я им сказать не смогу! — испугался Джанга.
— Тогда хочешь, сейчас сожгу! — решительно сказала она, и по тому, как вспыхнули ее глаза, Джанга понял, что она не шутит.
— Скажу, ужо скажу! — примирительно сказал он. — И что ты за баба? Никогда не понять человеку женщины… — проворчал он.
— Молчи и проваливай! — просто сказала она.
Джанга тихонько посапывал на своей прежней лавке рядом с Бытерхай. Только теперь она не прижималась к нему.
Мергень не спала. Она слышала, как в последний раз простонала Кутуяхсыт. Мергень встала и подошла к ее лавке.
Старуха лежала вытянувшись с открытыми глазами и ртом.
Мергень не стала никого будить и тихо вышла из юрты.
В соседней юрте светилось крошечное окошко, поднимался дымок, и было слышно, как Анка что-то весело говорила. Засмеялся Грегорей.
Мергень постояла, зашла в юрту, взяла из камелька горящую головешку, вышла наружу и просто воткнула ее в сено, наваленное на северную стену маленькой юртенки. Затем взяла полено и тихонько приперла дверь.
Когда сено разгорелось и послышалось тревожное мычание, она вернулась в юрту и легла.
Снаружи доносились крики.
Первым проснулся Джанга.
— Горит! — воскликнул он и выскочил наружу.
— Горит! — закричала Мергень и выбежала за ним.
Юрта горела. Джанга бросился к двери и выбил полено. Корова ринулась в освободившийся проход, задела коленями за высокий порог, упала и закрыла собой выход. Гудел огонь, валил дым. Внутри бились и кричали люди.
Джанга пробовал вытянуть Лысанку за рога, за ноздри, но скотина только вытягивала шею и жалобно мычала.
Бытерхай бегала вокруг и плакала от страха и бессилия.
Корова в последний раз рванулась вперед, но силы изменили ей, и животное, ударившись грудью об косяк, вывалило дверь. За дверью рухнула вся стена, придавив корову и Джангу, который пытался через нее пролезть внутрь.
— Грегорей! — закричала Мергень и с безумным взглядом бросилась в огонь. Черные клубы смоляного дыма поглотили ее. Рухнула юрта.
Бытерхай уже не бегала. Она стояла и смотрела. Пламя отражалось в ее высохших, пустых глазах.
Она не чувствовала холода, хотя юрта уже едва тлела. Она стояла там же, глядя на обгоревшие тела людей и животных, а потом пошла на непривычный звук.
Она нашла Анку чуть в стороне от пепелища. Верхняя часть ее была завалена бревнами и землей с крыши. Между раздвинутых ног что-то копошилось и кричало.
Бытерхай наклонилась и подняла красное, скользкое существо с длинной пуповиной.
БытерхайВ юрте она обмыла ребенка изо рта, как это делала Анка с ребенком Мергень, затем спеленала в свою чистую, припрятанную на праздник рубашку.
Потом она села и прижала его к себе, как это делала Мергень. Но груди у нее не было. Заплакал ребенок.
Бытерхай положила его на кровать и прошлась по юрте.
Вытянувшись, с неестественно открытым ртом лежала Кутуяхсыт.
Бытерхай осмотрела запасы, хранившиеся в юрте, и нашла берестяное ведро с остатками молока. Она перелила молоко в зеленую бутылку из-под водки, оторвала от своего платка полоску ткани, свернула его в виде пробки и закупорила горлышко. Вскоре ткань пропиталась молоком, и Бытерхай поднесла бутылку ко рту ребенка. Он жадно схватил губами кончик материи и принялся сосать.
Бытерхай уснула.
Проснулась она от постороннего шума снаружи. Ребенок спал.
Бытерхай порывисто выскочила наружу и остолбенела. На пепелище орудовал медведь. Он развернулся на звук и посмотрел на девочку.
Бытерхай захлопнула дверь, вернулась на кровать, взяла ребенка на руки и прижала к себе.
Утром сытый медведь спал в тени.
Бытерхай осторожно открыла дверь и вышла, держа в руках ребенка. За плечами висел дорожный мешок.
Она прокралась мимо пепелища и спящего медведя.
Заплакал ребенок.
Медведь проснулся и принюхался.
Стараясь не бежать, Бытерхай быстро шла к реке.
Медведь не спеша ковылял за ней.
Почти выбежав на берег, Бытерхай увидела лодку. Лодка, присыпанная снегом, лежала вверх дном.
Перевернув ее, Бытерхай сняла мешок, положила внутрь ребенка и стала толкать лодку к еще не до конца замерзшему руслу. Лодка поддавалась с трудом, но по льду пошла легче. Вдруг тонкая кромка льда подломилась, и лодка легко соскользнула в воду. Подхваченная стремительным течением, она быстро заскользила вдоль белых берегов.
