Христос… самаряныне явися, в дусе службу тебе, душе, предживописа
Слушая речи Иисуса Христа о воде живой, самарянка не догадывалась, что говорящий с ней есть пророк, и притом не обыкновенный пророк, а Сам Мессия. И вот Он дает другое направление своей речи. На просьбу ее: «Дай мне живой воды», о которой говорил ей Христос, Он объявил ей, чтобы она пошла и привела своего мужа. «У меня нет мужа», — говорит она, и из ответа Его убеждается в Его пророческом ведении. Он знает про нее то, чего не мог знать обыкновенный чужестранец, случайным образом остановившийся у самарийского колодца; Он говорит ей: «Правду ты сказала, что у тебя нет мужа, ибо у тебя было пять мужей и тот, которого ныне имеешь, не муж тебе». Пораженная этим пророческим ведением, самарянка обращается теперь к Нему как к пророку и просит у Него разрешения религиозных вопросов. Она просит Его разрешить спор между иудеями и самарянами: чье богослужение правильнее, иерусалимское или самарянское, совершаемое на горе Гаризин, на которой был построен с позволения Александра Македонского храм, разрушенный впоследствии Гирканом. Господь Иисус в Своем ответе различает прежнее и настоящее время. До сих пор правы были иудеи, и если на их стороне было то преимущество, что среди них, а не в другой стране было средоточие истинного богослужения — Иерусалим, то это потому, что спасение должно выйти от иудеев, что обетования и пророчества даны им, что они одни — хранители этих обетований и пророчеств, следственно, они одни знают, кому кланяются, то есть они одни обладают истиной, кланяясь Богу, как Он Сам научил, посредством пророчеств и обетований. Самаряне знают одно только Пятикнижие Моисеево, но не признают дальнейших откровений Божиих, бывших после Моисея, и потому они сами не знают, кому кланяются, если не хотят знать того, что Бог благословил открывать о Себе после Моисея.
Итак, самарянское богослужение, средоточие которого было на горе Гаризин, неправо: самарянам не следовало отделяться от иудеев в богослужении, не следовало устроять новое средоточие богослужения; не имея религиозного общения с иудеями, они не имели истинной религии. Так было доселе. Но вот «настало время, когда ни на горе сей и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть Дух; и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине».
Таким образом, прежнему иудейскому и самарянскому богослужению Христос противополагает служение новое. Не только неправильное самарянское, но и правильное и законное иерусалимское богослужение должно теперь уступить место богослужению новому — в духе и истине. Иерусалимское богослужение не исключало, правда, духовного поклонения Богу: с внешними жертвами истинные поклонники приносили Ему в жертву дух сокрушенный (Пс. 50, 19). Но внешние жертвы могли быть приносимы только в одном определенном месте, вне которого они были бы незаконны и Богу не угодны. Это ограничение внешнего богослужения одним известным местом было необходимо для поддержания единства богопочитания, для предохранения ветхозаветных верующих от разных суеверий, для поддержания чистоты веры. Ввиду опасности от языческих заблуждений, господствовавших в соседстве с иудеями и повсюду, нельзя было предоставить им полную свободу в этом отношении, нельзя было дозволить им совершать общественное богослужение, где хотят. Если и при ограничении богослужения известным местом возможны были уклонения иудеев от истинной веры, то при устранении этого ограничения эти уклонения были бы гораздо чаще. Теперь наступил конец прежнему образу богослужения. Надлежало истинную веру, истинное богопочтение сделать достоянием всего человечества — в Церковь Божию, которая до сих пор заключает в себе один избранный народ, ввести все народы. Потому и общественное богослужение уже не могло быть привязано к одному какому-либо месту во вселенной. Для удобства участия в общественном богослужении теперь должны быть открываемы средоточия его повсюду, чтобы на всяком месте владычества Божия люди могли собираться для прославления Господа, для поклонения Ему. И такое умножение мест общественного богослужения гораздо больше соответствует понятию о Боге, чем служение Ему в одном месте, бывшее необходимым доселе. Ибо Бог по Своей природе есть Дух, и, как Дух, Он не ограничивается пространством — Он вездесущ. И, как вездесущий, Он будет принимать поклонение Ему везде, где бы ни устроили для Него храм. Следственно, с этих пор для общественного богослужения могут быть созидаемы тысячи и миллионы храмов, где угодно, и сколько будет на земле храмов, столько будет посредств для вступления в ближайшее общение с Господом, ибо каждый храм будет местом особенного присутствия Господа. Чтобы сподобиться предстать лицу Божию, не будет необходимости за тысячи верст искать места особенного явления Его присутствия, как это нужно было во времена ветхозаветные, — ступай в ближайший храм, и здесь сподобишься благодатного общения с Тем, Кто обитает в этом храме Своей благодатью, сподобишься предстать в нем лицу Божию. Дело теперь не в том, где именно, в каком храме поклоняться Богу, а в том, как поклоняться Ему. Вопрос о месте богослужения имел значение во времена ветхозаветные. Тогда желающему участвовать в общественном богослужении грешно было поклоняться Богу вне иерусалимского храма. Теперь для поклонения открыты бесчисленные храмы, — в любом молись, но молись и поклоняйся духом и истиною, ибо таковых поклонников ищет Отец Себе. Храмы земные для того и устрояются, чтобы собирающиеся в них поклонники отрешались духом от всего земного и возносились умом и сердцем к Богу, существу духовному и Богу духов. Существу духовному угодно и поклонение духовное, так чтобы внешние действия набожности и благочестия были выражением или проявлением духовного стремления к Богу, духовной жажды общения с Ним верой, надеждой и любовью. Но и такое поклонение Господу угодно Ему только в соединении с истиной: «Бог есть Дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и вместе истине». Истинно духовное поклонение отличается от ложно духовного, например, мистического, духоборческого, молоканского и т. п., именно истиною, тем, что оно соединяется с ведением и хранением учения истины, как оно преподается в Слове Божием и Святой Церкви, которая есть столп и утверждение истины. «Поелику многие, — говорит блаженный Феофилакт, кажутся поклоняющимися Богу в душе, но не имеют правого ведения, как например еретики, то к слову: в духе Христос присовокупил: в истине. Ибо надлежит и умом поклоняться Богу, и иметь здравое понятие о Нем».
Значит, так называемые духовные христиане, чуждающиеся православных храмов и церковного богослужения с его Таинствами, молитвословиями и обрядами, напрасно в оправдание свое ссылаются на слова Христовы о поклонении Богу духом. Эти слова служат только к осуждению их, ибо, мечтая угождать Богу духовным служением, они отступили от истины, содержащейся в церковном вероучении; а служение Богу людей, отвергающих или искажающих богооткровенную истину, содержимую Церковью, не угодно Богу, как и служение самарян, не ведавших, кому кланялись.
Если бы Христос, говоря о служении Богу духом, воспрещал всякое внешнее поклонение и служение Богу, в таком случае Он не научил бы верующих в Него, какими словами должно молиться Отцу Небесному; Сам не выражал бы словами Своими молитвенных чувств и не возводил бы при этом очей Своих на небо (см.: Ин. 17, 1), не повергался бы ниц, молясь в саду Гефсиманском (см.: Мф. 26, 36), не установил бы Таинств Крещения и Евхаристии с чувственными обрядовыми принадлежностями. Стало быть, поклонение Богу духом, заповеданное Христом, отнюдь не исключает чувственного служения Ему словами и телесными действиями, а только должно проникать и одухотворять их. Истинный поклонник Отцу Небесному не только стремится к общению с Ним одним умом, богомыслием, внутренним молитвенным настроением, но и к внешним действиям богопочтения относится духовно. Так, осеняя себя крестным знамением, он возносится мыслью к Распятому за нас и верой в Его искупительную жертву возбуждает в себе дерзновение молитвы. Преклоняя колена пред Господом, он исповедует свою виновность пред Ним и выражает сердечное сокрушение. Поставляя или видя свечу перед иконой, он возносит к Богу дух, горящий любовью к Нему и готовый на подвиги самоотвержения из любви к Нему. С кадильным дымом, восходящим кверху, воспаряет к небу его молитва. В чтении, которому он внимает в церкви, он ищет света для ума, в песнопениях церковных — сладости для сердца. К приятию благодати Таинств он уготовляет себя подвигами самоиспытания, смирения, сердечного сокрушения и всецело отверзает свой дух к усвоению ее.
