– До них и сейчас-то дела никому нет, – отозвался музыкант.
– И зря, – отрезал старик. – Потому что рядом с городом Полярные Зори находилась Кольская атомная электростанция. Была одной из мощнейших в стране. Чуть ли не весь Север энергией обеспечивала. Миллионы людей. Сотни предприятий. Я ведь сам из тех мест, архангельский. Знаю, что говорю. И на станции этой школьником еще бывал, на экскурсии. Настоящая крепость, государство в государстве. Своя маленькая армия, собственные угодья, хозяйство подсобное. Могли существовать в автономном режиме. Случись хоть ядерная война – ничего в их жизни не переменится, – невесело усмехнулся он.
– И что вы хотите сказать…
– Петербурга не стало, Мурманска не стало, Архангельска. Миллионы людей сгинули, предприятия – вместе с городами… В пыль и пепел.
А город Полярные Зори остался. И Кольская АЭС не пострадала. Вокруг на тысячи километров – только снег, снег и ледяные поля, волки да белые медведи. Связи с центром нет. А у них достаточно топлива, чтобы большой город снабжать не год и не два. А самим, наверное, вместе даже с Полярными Зорями, лет на сто хватит. Перезимуют легко.
– Это же настоящий ковчег… – прошептал Леонид. – И когда потоп закончится, и воды схлынут, с вершины горы Арарат…
– Именно, – кивнул ему старик.
– Откуда вам об этом известно? – В голосе музыканта не оставалось больше ни иронии, ни скуки.
– Пришлось как-то и мне радистом работать, – уклончиво ответил Гомер. – Очень уж хотелось найти хоть одного живого человека в родных местах.
– Долго ли они там протянут, на севере?
– Уверен. В последний раз я, правда, на связь года два назад выходил. Но вы представляете, что это значит – еще целый век с электричеством? В тепле? С медицинским оборудованием, с компьютерами, с электронными библиотеками на дисках? Вам-то уже неоткуда знать… На все метро компьютеров две штуки, и те как игрушки только. И это столица, – горько усмехнулся старик. – А если где-то еще и остались люди – не одиночки, я имею в виду, а хотя бы поселки… У них ведь уже давно семнадцатый век снова наступил, и это в лучшем случае, а то уже и вовсе – каменный. Лучины, скотина, колдовство, каждый третий при родах умирает. Счеты и берестяные грамоты. И, кроме ближайших двух хуторов, в мире больше ничего нет. Глушь, безлюдье. Волки, медведи, мутанты. Да вся современная цивилизация, – старик кашлянул, озираясь вокруг, – на электричестве строится. Иссякнет энергия, сгниют станции, и все. Веками миллиарды человек это здание по кирпичику возводили, и все прахом. Начинай сначала. Да и получится ли? А тут отсрочка в целое столетие! Правильно вы сказали, Ноев ковчег. Почти неограниченный запас энергии! Нефть ведь еще надо добывать и перерабатывать, газ – бурить и по трубам на тысячи километров гнать! Что же, назад – к паровым двигателям? Или еще дальше? Я тебе вот что скажу, – взял он Сашу за руку. – Людям-то ничего не грозит. Люди живучи как тараканы. А вот цивилизация… Ее бы сохранить.
– А у них прямо-таки цивилизация?
– Будьте спокойны. Инженеры-атомщики, техническая интеллигенция. А уж условия у них точно лучше наших с вами. За два десятка лет Полярные Зори выросли прилично. Они поставили радио на вечный повтор: «Всем выжившим…» и координаты. Говорят, и до сих пор люди сползаются…
– Почему я об этом никогда не слышал? – пробормотал музыкант.
– Мало кто слышал. Отсюда их волну трудно поймать. Но вы попробуйте как-нибудь, если у вас найдется пара свободных лет, – старик ухмыльнулся. – Позывной «Последняя гавань».
– Я бы знал, – серьезно покачал головой тот. – Я собираю такие случаи… А что, неужели все мирно было?
– Как сказать… Вокруг глушь, если и были еще села и городки какие-то рядом, быстро одичали. Случалось, нападали варвары. Ну и звери, конечно, если их так можно назвать. Но им арсеналов хватало. Круговая оборона, защищенный периметр. Колючая проволока под напряжением, сторожевые вышки. Настоящая крепость, говорю же. А за первое десятилетие, самое лихое, они еще одну стену успели возвести, частокол из бревен. Вокруг все обследовали… До Мурманска доходили, двести километров. Воронка там оплавленная вместо Мурманска. Собирались даже экспедицию организовывать на юг, к Москве… Я их отговаривал. К чему пуповину перерезать? Вот спадет фон, можно будет новые земли осваивать – тогда… А пока тут делать нечего. Кладбище и кладбище, – вздохнул Гомер.
– Забавно будет, – сказал вдруг Леонид, – если человечество, которое уничтожило себя атомом, им же и спасется.
– Мало забавного, – сурово взглянул на него старик.
– Это как огонь, похищенный Прометеем, – пояснил тот. – Боги запретили ему передавать огонь людям. Он-то хотел вытащить человека из грязи, темноты и прозябания…
– Я читал, – язвительно оборвал его Гомер. – «Мифы и легенды Древней Греции».
– Пророческий миф, – заметил Леонид. – Не случайно боги были против. Знали, чем все кончится.
– Но именно огонь сделал человека человеком, – возразил старик.
– Считаете, без электричества он снова превратится в животное? – спросил музыкант.
– Считаю, что без него мы на двести лет назад откатимся. А учитывая, что выжил один из тысячи и что все заново надо отстраивать, покорять, изучать, – на все пятьсот. А может, никогда уже не наверстаем. Что, не согласны?
– Согласен, – ответил Леонид. – Но разве все дело только в электричестве?
– А как по-вашему? – в запале всплеснул руками Гомер.
Музыкант смерил его странным долгим взглядом и пожал плечами.
Молчание затянулось. Такой исход разговора Гомер мог вполне засчитать за свою победу: девчонка наконец перестала пожирать наглеца глазами и задумалась о чем-то своем. Но, когда до станции оставалось уже совсем немного, Леонид неожиданно произнес:
– Ну что же. Давайте тогда и я вам расскажу одну историю.
Старик как мог изобразил утомление, но ответил милостивым кивком.
– Говорят, где-то за станцией Спортивной и перед разрушенным Сокольническим мостом от основного туннеля резко вниз уходит тупиковая ветка. Заканчивается она решеткой, за которой – закрытые наглухо гермоворота. Ворота не раз пытались открыть, но это никогда ни к чему не приводило. И если к ним отправлялись одинокие путники, назад они почти никогда не возвращались, а их тела находили совсем в других концах метро.
– Изумрудный город? – скривился Гомер.
– Всем известно, – не обращая на него внимания, продолжал Леонид, – что Сокольнический метромост рухнул в первый же день и все станции за ним оказались отрезаны от метро. Принято считать, что никто из оставшихся по ту сторону моста не спасся, хотя и этому доказательств нет никаких.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
