Гость и хозяин несколько минут курили свои трубки рассуждая о трудностях выпадающих на долю послов, после чего КайюсХайас предложил самое простое решение. Дорогой посол с товарами остаётся у него в гостях, а судно отправится выполнять своё поручение. Кусков восхитился мудрости вождя и не преминул спросить, отправит ли вождь кого-нибудь на судне в знак уважения к гостям и сможет ли он построить магазин для товаров и жильё. Тогда после отъезда можно будет оставить приказчика, дабы в будущем году снова прислать товары.
Строительство КайюсХайас разрешил и одобрил, а насчет аманата заявил, что родственника, готового отправиться на столь долгий срок у него сейчас нет и что любой торговец, пока он соблюдает законы, на землях его племени неприкосновенен как посол и ущерб, ему нанесённый, жестоко наказывается. Не даром его народ носит также имя "кламас"- "люди с торгового пути".
В тот же день начали строить избу и два магазина. Ещё через пол месяца "св.Екатерина" отправилась вниз по Орегону делать съёмку и отыскивать фарватер в лабиринте дельты, а Кусков с приказчиком Воробьевым и двумя каюрами остался заниматься политикой и торговлей.
Разумеется чинуки не могли спустить подобной наглости. Ведь всему побережью, от Аляски до Калифорнии известно, что провоз товаров в низовьях Реки это исключительно их право. Сколько поколений прошло с тех пор, как их предки пришли сюда и наладили торговлю.
Уже после третьего дня работы по выявлению фарватера тёмной и дождливой ночью вахтенные (капитан Вальронд приказал удвоить вахты) услышали как к судну подбирается каноэ. В ответ на окрик, запрещающий им приближаться, сидящие в каноэ отвечали что идут с дружескими намерениями и с мехами для торговли. Срочно разбуженный капитан призвал их уйти и вернуться поутру. Индейцы отвечали утвердительно но продолжали приближаться. Когда каноэ подошло почти к борту Вальронд приказал вахтенным стрелять поверх голов и тогда они вернулись на берег.
Через три дня произошёл другой инцидент. Около 2-х часов ночи вахта заметила необычное оживление, от берега отвалило несколько каноэ и направились к судну.. Поднятая по тревоге команда стала по местам. На окрик индеец на носу передового каноэ ответил, что они просто хотят пройти мимо, однако продолжали приближаться. Тогда Вальронд, опасаясь нападения но не желая кровопролития, приказал пальнуть из пушки но опять-же поверх голов. Чинукские каноэ отвернули и ушли к дальнему острову. Если это была проба сил и разведка боем то чинуки убедились, что ночная диверсия не даст им преимущества. Настоящее нападение произошло через месяц, когда, по всем расчётам касаки должны были привыкнуть к безопасности.
8 августа почти в полдень, когда единственные знающие грамоту Пётр Вальронд и боцман Кутышкин, на трёхлючных байдарках делали промеры, из под низкого, густо заросшего ивняком берега вылетело 9 каноэ наполненных воинами. Не растерявшийся Вальронд огрел чертёжным планшетом опешившего от неожиданности впередисидящего гребца, заорал на заднего и схватился за весло. Алеуты спохватились и тоже начали грести. Кутышкин замешкался и упустил время, ему оставалось теперь держаться от индейцев на дистанции выстрела и ждать исхода событий. Глубоко сидящие баты не могли соревноваться с лёгкой байдаркой да и грести в глухом шлеме, тяжёлых доспехах и двойном лосином плаще не очень сподручно, поэтому Вальронд успел подлететь к борту "Катрин" сохранив достаточный разрыв.
На палубе творился балаган: кто накатывал пушку, кто тащил ружья, кто напяливал бригандину. Капитан быстро навёл порядок и привёл экипаж в относительно боеспособный вид. Но время было упущено, спешно поднятые паруса не успели забрать ветер, а залп из четырёх пушек правого борта зацепил лишь одно отставшее каноэ, остальные были уже в мёртвой зоне. Вальронд приказал оставить пушки и разбирать ружья, а сам бросился в крюйт-камеру. Через пол минуты он снова был на палубе с мешком самодельных бомб на бегу вынимая разом несколько штук и выискивая чем бы поджечь фитили. Слава богу работный Иволгин (на "Екатерине" он числился канониром) сообразил что к чему и подскочил к своему капитану с горящим фитилём. Вальронд запалил разом пару бомб, сунул их обратно в мешок и тут же бросил его за борт, через головы первых чинукских воинов появившихся на палубе. Индейцы так стремились поскорее захватить судно, что их каноэ столпились у одного борта мешая друг другу. Мешок с 12 фунтами пороху плюхнулся в воду меж ними и взорвался со страшным грохотом. Два ближайших каноэ были опрокинуты, а остальные отнесло от борта. Взрыв не принёс серьёзных потерь тем воинам, что уже были на палубе, но грохот за спиной ошеломил их. Капитан скомандовал залп и затем сразу в штыки. В течение минуты все воины на палубе были перебиты. Оставшиеся в каноэ ещё не решили стоит ли продолжать атаку, как паруса поймали ветер. Вальронд развернул судно левым бортом и отойдя на достаточную дистанцию дал им дополнительный материал к размышлению. Прежде чем пушки были вновь заряжены, оставшиеся на плаву три каноэ ушли под защиту острова. Этот бой стоил команде "Катрин" одного убитого, матроса- алеута Никифора Пузырева и двух раненых. Чинуки же потеряли не менее 150 воинов убитыми и пленными. И раненых и убитых индейцев собрали почти всех, деревянные доспехи и шлемы хорошо держали на воде. Собрали оружие и доспехи, с мёртвых сняли скальпы, раненых погрузили на борт, всё вместе это обещало хорошую прибыль. К сожалению из 63 раненых до Москвы дожило только 27, а скальпы оказались неполноценными. Кто ж знал, что чинуки, чрезвычайно дорожа своими сплющенными лбами*(2), снимают не только волосы, но всю кожу с головы вместе с ушами, носом и губами.
В том году Вальронд не успел закончить промеры. Оставив добычу в Москве ему пришлось снова подняться по Орегону за Кусковым чтобы доставить его на постоянное место службы, а там и шторма начались. Зато в 1799г. он разведал отличный фарватер, подвёз товары в новую факторию и успел присоединиться к флотилии Баранова.
* * *
"Рейнджера" вёл сам Баранов, изменивший своей любимой шебеке ради прекрасной бригантины. Лейтенант Ильин запросил отставки. Правитель, давно уставший от офицерских вывертов, её удовлетворил и даже согласился подписать прошение о предоставлении пенсии "…за 10 лет беспорочной службы". Теперь Дмитрий Сергеевич Ильин на борту "св.Петра" приближался к Макао дабы оттуда кругосветкой вернуться в Россию. Возвращался он очень небедным человеком. После смерти адмирала надзора над ним никакого не было. Добывая и скупая меха на Компанию лейтенант не забывал и о себе. Команда, включая приказчика Соймонова, помалкивала, лейтенант следовал политике "живя сам не мешай жить другим". Кроме того проводить большую часть года в Макао и на Сандвичевых островах, со всеми их соблазнами, было куда приятнее нежели зимовать на Кадьяке.
В неделю добравшись до Москвы Баранов потратил ещё один день на освежение запасов и, в паре с "Екатериной", отправился в залив Грейс на встречу с вождями чехалис. Встреча была чисто номинальной. Все основные вопросы обговаривались с Кусковым ещё весной. Ему удалось завязать отношения с вождями всех восьми племён конфедерации. С той встречи он вернулся с сыном местного вождя, отданного в аманаты и "посохом, убранным короткими суклями и орлиными перьями и обвешаным бобрами по их обычаям в знак … дружества". В ответ индейцам был послан "…посох, украшены бисером и корольками, а взамен тоенского сына оставили кадьяцкого нашего Тараканова в залог". Племена чехалис создали неплохую торговую сеть но вместо огромного Орегона с десятками притоков имели не слишком большую речку Чехалис, поэтому давно и безнадёжно завидовали чинукам и мечтали потеснить их.
Когда посольство приблизилось к берегу, "…навстречу из дома вышли тойоны и множество с ними народу, зделали они пляску … потом просили приставать и как скоро пристали, в тот час подбежав к байдаре человек до 20-ти взяли на руки нас, сидячих в байдаре, принесли к их селению, стоящему на пригорке. Тайон Квасевал (Квеласэваал) просил в дом, пришед угощал столом, подарил 16 бобров". Послы в свою очередь вручили вождям 8 разукрашенных бригандин и пригласили посетить свои суда.
Вождь нушкои Малкнутикан произнёс речь, в которой "…употребил незаурядное свое красноречие для определения точного протяжения границ их земли и показания несправедливости чинуков скупыми псами на реке. Кончив изложение всех сих жалоб с большой важностию и силою, он послал правителю одну бобровую шкуру, по принятии им оной, поднялся с обеих сторон большой крик, за которым последовало опять пение, коим заключались сии приготовительные обряды."
Высокие договаривающиеся стороны остались довольны друг другом, хоть каждой пришлось несколько уступить. Вожди чехалис согласились с формулировкой цели союза "…сделать нам свободной торговлю по Орегону", отказавшись от первоначального " …изгнание чинуков". Баранова не прельщало получить в место одного сильного конкурента другого. Зато он посчитал резонным заявление вождя хушкалов Квеласэваала, что везти товары на больших судах выгоднее, чем на индейских каноэ. Но ограничить торговлю категорически отказался, мотивируя тем, что все его товары сделаны в России или добыты его партовщиками, а не перекуплены. И лишь на вопрос Квеласэвала "А цукли?" возразить ему было нечего. Уж три года Кусков скупал пользующиеся большим спросом у всех племён изящные ракушки, похожие на миниатюрные моржовые клыки. Водились они в большом количестве у южного побережья Ван-Ку. Тамошние племена научились искусно добывать их с большой глубины. Правитель быстро прикинул, что торговать цукли на севере у колошей, чугачей, медновцев много прибыльней нежели на клакамакских ярмарках и согласился не возить раковины верх по реке.
