Друзья детства
Пока происходила эта встреча, на прогалине раскинут был уже походный княжий шатер, и вокруг засуетились княжеские отроки и слуги, спеша приготовить своему любимому повелителю утреннюю трапезу.
Владимир позвал с собой в шатер Зыбату, Добрыня последовал за ним без приглашения, и скоро они остались втроем.
Внутри раскинутого шатра все уже было убрано мехами, а на самодельном столе видны были жбаны и кубки, из которых распространялся аромат привозных заморских вин.
– Э-эй! Всю-то ноченьку торопился я сюда, – говорил новгородский князь, с наслаждением протягиваясь на груде заменявших и постель, и сиденье мехов, – думал, что застану здесь Ярополка, да вишь ты, улетела птичка. Куда, о том я тебя, Зыбата, спрашивать не буду, потому что служишь ты ему, брату моему Ярополку, и нехорошо, если будешь мне его выдавать с головой.
– На это и без Зыбаты есть около Ярополка другие, – засмеялся Добрыня, – да, может, ты-то, Зыбатушка, к нам перейдешь служить, а?
– Прости, Добрыня Малкович, – ответил спокойно Зыбата, – не посетуй, обещал я служить князю Ярополку до самой смерти, и останусь я верен слову своему. А суждено ему умереть – ну, тогда и я буду от обещания свободен, и ежели примете меня к себе, пойду к вам на службу с радостью.
– Другого ответа и не ждали мы от тебя, Зыбата, – произнес Добрыня, – хвалю за него. Так и нужно: держишь ты Ярополкову руку и держи до конца. Уж ты не бойся. Мы тебя обидеть не обидим. Вот Владимир хочет тебя при себе оставить.
– Да, да, Зыбата, – воскликнул Владимир Святославович, – ты не думай только, что будешь у меня пленником. Нет, ты оставайся при мне, будь гостем моим; не бойся, я тебя против Ярополка служить не заставлю. Я знаю, он прогнал тебя, мне уже говорил про это старик.
– А ты, князь, куда же теперь направлялся? В Киев?
– С вечера, как в путь пускался, думал, что в Киев пойду, а теперь назад воротить приходиться.
– Почему так?
– Ну, вот почему. Ведь Ярополка же нет в Киеве, а без него и мне что там делать? Надобно, Зыбатушка, мне его сперва обезвредить, а потом уже и стольный Киев от меня не уйдет.
– Так повертайся тогда!
Оба они смолкли. Потом, после некоторого молчания заговорил Зыбата:
– Я не знаю, Владимир Святославович, что и подумать.
– О чем? – спросил новгородский князь.
– Да вот все о том же. Прости, позволь слово молвить.
– Говори, Зыбата.
– Верить я не хочу, думать не хочу, чтобы ты посмел на старшего брата руку поднять, в крови его искупаться; ведь вы дети одного отца, неужели же ты сможешь забыть это?
– А он забыл! – поднялся на своем ложе Владимир, и глаза его сверкнули огоньком гнева. – Или ты не помнишь об участи Олега?
– Да нет, не забыл я об этом, как можно забыть. Но ведь ты-то теперь знаешь, как все это произошло, а я тебе скажу еще раз: Ярополк плакал, когда узнал, что древлянский князь убит. Ведь без его ведома то случилось! Свенельд за своего Люта мстил и княжьим именем прикрылся. Но если бы и виноват был Ярополк в смерти брата своего Олега, так зачем же ты будешь такое же худо делать, какое он сделал?
– Не будем, Зыбата, про это говорить, – нахмурился Владимир, – боги указывают мне путь к великому столу, и если я не сяду на него, то пойду против воли богов. Я пойду в Родню и посмотрю, что-то у меня там выйдет с Ярополком.
– Не хотел бы я твоей гибели, князь, – грустно покачал головой Зыбата, – но не хотел бы, чтобы и кровь брата твоего легла на тебя. Оба вы мне дороги, обоих я вас с малого детства своего помню, и тяжко мне знать, что брат на брата идет, что злое дело должно совершиться. На Руси нашей и так уже худого много, и без того в народе везде предательство, убийство, а тут вот еще и такое произойдет, по княжескому примеру и народ пойдет, а это, Владимир Святославович, тяжелое дело.
– Кто тебе сказал, что Владимир Ярополка убить ищет? – вдруг грубовато, добродушно засмеялся Добрыня. – Никогда Владимировой руки на брате не будет, в том я тебе порукой.
– Ну, зачем же тогда в Родню идти?
– А вот зачем! Распря между ними идет. Будто ты того не ведаешь? Ежели Владимир Ярополка не одолеет, Ярополк Владимира одолеет, а ведь каждый человек жить хочет, о своей жизни заботится.
– Бросим все эти разговоры! – вдруг весело воскликнул Владимир. – Что угодно богам, то пусть и будет! Я готов свою участь встретить всегда. Смерть увижу – не струшу, смело ей в глаза погляжу, а удача подойдет – тоже зевать не стану. Так-то, Зыбатушка.
Владимир казался беззаботно веселым.
Зыбата ясно понимал, что удача окрыляет этого красавца-князя, и в душе его снова разрасталось угасшее было чувство любви к нему.
Перед осадой Родни
Те воины, которых видел Зыбата на лесной прогалине, составляли передовые дружины новгородских и полоцких ратей, простояли они на этом месте лагерем до следующего утра.
Наутро Зыбата был свидетелем того, как к новгородскому князю явились на поклон киевские старейшины.
Они принесли Владимиру дары: меха с древлянской земли, соты свежего меда, хлеба всякого великие горы и много драгоценностей, выменянных у византийских гостей. Низко кланяясь, старейшины звали Владимира немедленно в Киев, обещали ему, что весь народ встретит его как давно желанного, как давно жданного освободителя.
Они заранее обещали исполнить все, что ни потребовал бы от них победитель Ярополка.
Одного только не уступали киевляне Владимиру: своих вечевых прав. Они заранее оговаривались, что он князь над дружинами и высший судия над народом, но внутренний уклад в Приднепровье принадлежит народу в лице его веча.
Владимир вполуха слушал эти условия. Ведь такой порядок был тогда по всей земле славянской, а в Новгороде князь даже подчинялся вечу.
Новгородский князь хотел только сесть на отцовский стол, справедливо соображая, что в Киеве, находившимся вблизи Византии и бок о бок с ее колониями на северных берегах Черного моря, князь всегда будет иметь более значения, чем в заброшенном на далеком северо-западе Новгороде. Кроме того, у Владимира были еще и свои соображения. Новгород был ближе к Рюгену и Арконе, а там всемогущие жрецы Святовита через своих посланцев могли, в конце концов, приобрести в Новгороде власть большую, чем он, князь. Поэтому-то младший сын Святослава и стремился уйти как можно дальше от берегов Варяжского моря.
Милостиво согласился он на все условия, предложенные ему киевскими старейшинами, но вместе с тем сказал, что войдет в Киев только тогда, когда покончит с Ярополком.
– Не жизни я его ищу, – проговорил новгородский князь киевским посланцам, – на что мне его жизнь! Дам я ему в княжение иные города, пусть себе там живет. Он и сам, брат мой старший, того не любит, чтобы делами заниматься. Ему бы веселости да пирования все, а что толку в том, ежели княжескими делами здесь Блуд да пришелец Нонне правили? Будет жить на кормлении, и покойно ему, и радоваться он вечно будет. А жизнь его мне не нужна!
Голос его звучал искренностью, и Зыбата вполне уверился в том, что Владимир и не думает о братоубийстве.
На другое утро передовой отряд снялся с места и, провожаемый киевскими старейшинами, отправился на Рось к Родне.
Главная дружина у Владимира стояла в двух переходах, и когда передовые дружины соединились с нею, то князю доложили, что Ярополк уже прибыл в Родню и затворился там.
– Что же, – засмеялся при этом известии новгородский князь, – ежели затворился, то пусть и сидит, не нам ему в том мешать; нам же лучше, ежели он, как мышь, в ловушку попадет. Тут мы его и возьмем. И биться не будем: измором возьмем. Идем же, други любезные, на Родню, покончим с этим делом, а там и вернемся в Киев, чтоб весело в нем запировать.
Зыбата пошел вместе с князем. При Владимире он действительно был гостем, а не пленником. Он пользовался полнейшей свободой, и Владимир был неизменно ласков с ним.
– Ой, Зыбатушка, о Ярополковой участи не печалуйся, – говорил Зыбате и Добрыня Малкович, не менее ласково относившийся к нему, – посмотри-ка ты, какими слугами Ярополк окружен. Так его за одно это княжеского стола лишить надобно: как смел к себе изменников приближать да их слушать! Это не князь, что себе ближних слуг из воров выбирает. Коли на это ума нет, так и не место тебе на княжеском столе; а ежели ты князь и народ тебе предался, так ты никого не должен слушать, а думать должен о том, чтобы всему народу хорошо было. Увидит народ, что ему под твоей княжьей рукой хорошо, бунтовать не будет, других князей к себе звать не станет, а как предался, так и останется тебе предан. Так-то, Зыбатушка! Я, вон, и при Ольге был, у нее уму-разуму учился, и при Святославе-князе также все видел, все знаю; так уж на теперешнее-то время и совсем руками разведу.
