В Кронштадте вся власть перешла в руки Временного революционного комитета без единого выстрела…
Трудящиеся Кронштадта решили больше не поддаваться краснобайству коммунистической партии, называющей себя якобы представителями народа, а на деле это выходит наоборот…
Кронштадтские товарищи предлагают вам немедленно присоединиться к Кронштадту и установить прочную связь, общими и дружными усилиями достичь долгожданной свободы…» Это что, не призыв к захвату власти, не мятеж?
— Но мы сами вынудили их к выступлению, есть же предел терпению! Что там еще, в их воззвании?
— А вот что: «Наша страна переживает тяжелый момент. Голод, холод, хозяйственная разруха держат нас в железных тисках вот уже три года. Коммунистическая партия, правящая страной, оторвалась от масс и оказалась не в силах вывести ее из состояния общей разрухи. С теми волнениями, которые в последнее время происходили в Петрограде и Москве и которые достаточно ясно указали на то, что партия потеряла доверие рабочих масс, она не считалась. Не считалась и с теми требованиями, которые предъявлялись рабочими. Она считает их происками контрреволюции. Она глубоко ошибается». — Тухачевскому явно не нравились эти пассажи, и он умолк.
— А ты дочитай до конца, — настаивал Вячеслав.
— Изволь, хотя мне противно озвучивать эту махровую контрреволюцию. Вот еще: «Эти волнения, эти требования — голос всего народа, всех трудящихся». Они еще имеют наглость расписываться за весь народ! — Тухачевский отшвырнул листовку.
— Понимаю, правда всегда глаза колет, — уже спокойно заключил Вересов. — Только это такая штука, от которой не отмахнешься. Разве тебе не известно о выступлениях крестьян на Украине, на Тамбовщине, в Сибири? Надо не возмущаться, не наклеивать ярлыки, а пересматривать политику. Собственно, даже не пересматривать, а проводить ту, которую обещали, когда шли к власти. Кронштадтцы выступают против диктатуры одной партии, за выборность Советов, за отмену продразверстки. К этому все равно придем, так зачем же стрелять в своих братьев? Троцкий и иже с ним жаждут крови, мало было ее пролито на полях гражданской войны!
Он передохнул, встал с кресла и в упор спросил:
— Михаил, почему ты не отказался от этого назначения?
Тухачевский ответил не сразу.
— Ты и впрямь хотел, чтобы я переквалифицировался в рыбака или охотника? — насмешливо спросил он. — Но ты забываешь, что я еще не пенсионер. Мне еще двадцать восемь лет!
— Нет, Миша, я хочу совсем другого. Хочу, чтобы ты оставался полководцем. И совсем не хочу, чтобы ты превратился в жандарма. Знаю, что кровно обижу тебя, но я настолько ценю нашу дружбу, что не могу не быть с тобой предельно откровенным: не приведи Господь, чтобы ты стал палачом своего народа! Таких кровавых строк в нашей истории никто не сможет стереть.
— Вот уж этого я от тебя не ожидал! — Тухачевский и впрямь был обижен до глубины души. — Тот, кто защищает революцию, не может именоваться так, как ты осмелился назвать меня!
— Что ж, нас рассудит история, — пожал плечами Вячеслав. — Зря ты меня звал сегодня к себе. Мне остается только пожелать тебе новых боевых подвигов. Думаю, они будут непременно отмечены новыми орденами и новыми высокими должностями. Прощай.
— Скатертью дорога! — Тухачевский раскраснелся от гнева.
— Что случилось? — в комнату вошла не на шутку взволнованная Маша.
— Ничего! — зло отрезал Тухачевский. — Проводи моего бывшего друга!
— Вы что, с ума посходили? — растерянно и подавленно спросила Маша. — Остыньте, петухи! — И она схватила за руку рванувшегося к двери Вячеслава.
— Простите, Маша, но я не могу более ни минуты оставаться рядом с этим человеком. — Вячеслав был уязвлен в самое сердце словами Тухачевского и все же жалел сейчас о происшедшем: он терял друга, дороже которого у него не было.
— Нет, я так не отпущу вас! — в отчаянии воскликнула Маша. — Миша, ради Христа, останови Славу! Ну, пожмите друг другу руки, все будет хорошо, все будет по-прежнему…
— Я готов пожать твою руку, Миша, — с грустью в голосе сказал Вячеслав. — И давай забудем об этой нелепой вспышке. Я даю тебе слово, что никогда, никогда не буду говорить с тобой о служебных делах.
Тухачевский неохотно пожал протянутую ему руку.
— Надеюсь, ты переосмыслишь свои взгляды, — уже мягче заговорил Тухачевский. — Иначе ведь мы окажемся по разные стороны баррикад.
— Попробую, — не очень уверенно произнес Вересов. — Попробую, ради нашей дружбы. А там жизнь покажет.
На следующий день Тухачевский выехал в Петроград. Вячеслав не провожал его, сославшись на простуду.
29
На Якорной площади и на улицах Кронштадта был расклеен приказ:
«К гарнизону и населению Кронштадта и мятежных фортов!
Рабоче-крестьянское правительство постановило: вернуть незамедлительно Кронштадт и мятежные суда в распоряжение Советской республики. Посему приказываю: всем, поднявшим руку против Социалистического отечества, немедленно сложить оружие. Упорствующих обезоружить и предать в руки советских властей. Арестованных комиссаров и других представителей власти немедленно освободить. Только безусловно сдавшиеся могут рассчитывать на милость Советской республики. Одновременно мною отдается приказ подготовить все для разгрома мятежа и мятежников вооруженной рукой. Ответственность за бедствия, которые при этом обрушатся на мирное население, ляжет целиком на головы белогвардейских мятежников. Настоящее предупреждение является последним.
Председатель Революционного Военного Совета республики Троцкий.
Командарм-7 Тухачевский.
5 марта 1921 года».
Но восставшие кронштадтцы уже не могли остановиться. Они образовали свою власть — революционный комитет из пятнадцати человек, среди них девять матросов, четверо рабочих, один фельдшер и один учитель. Председателем был единогласно избран матрос с линкора «Петропавловск» Степан Максимович Петриченко, сын крестьянина-бедняка Жиздринского уезда Калужской губернии, в юности работавший в Запорожье на металлургическом заводе. Затем он был призван на военно-морскую службу, участвовал в мировой войне, был ультрапатриотом, всей душой принял Октябрь и сражался за Советскую власть. Правда, во многом расходился с большевиками: выступал против заключения Брестского мира, против ухода Финляндии, Литвы, Латвии и Эстонии из состава России, против передачи Черноморского флота Германии, за что был уволен с линкора, уехал на Украину, где боролся со Скоропадским, был арестован, а после того, как отсидел в тюрьме три месяца, вернулся на свой линкор.
На линкоре «Петропавловск» он ведал канцелярией и даже записался в сочувствующие РКП, принимал участие в ликвидации мятежа на «Красной Горке»[29].
Он же и возглавил восстание в Кронштадте, которое потом окрестили мятежом.
Власти предержащие в Московском Кремле прекрасно понимали, что Кронштадт — это не просто остров, не просто военно-морская крепость. Кронштадт — это ключ к Петрограду. Кронштадтская крепость обладала большой боевой мощью. В руках восставших матросов (а их вместе с солдатами было почти тридцать тысяч) было сосредоточено сто сорок орудий береговой обороны, свыше сотни пулеметов, современные линкоры «Петропавловск» и «Севастополь» и другие корабли. У Финского побережья уже маячили английские корабли, во главе штаба мятежников был командующий артиллерией крепости генерал Козловский, многие военные специалисты.
Тухачевский ясно отдавал себе отчет в том, что предстоящий штурм крепости, который он должен был осуществить, — это сложнейшая военная операция. Кронштадт надо было взять с моря сухопутными войсками, причем вести боевые действия на льду Финского залива и в лоб штурмовать железобетонные форты и цитадель крепости. Наступать предстояло под огнем тяжелой крепостной и корабельной артиллерии по ровному как скатерть льду на протяжении двенадцати километров.
— Такой операции в военной истории я что-то не припоминаю, — откровенно сказал Тухачевский штабистам, садясь за изучение литературы, в которой можно было найти хотя бы сходные примеры штурма морских крепостей. Впрочем, долго изучать опыт своих военных предшественников Тухачевскому было некогда. На подготовку операции ему отводилась всего неделя. За это время требовалось по существу заново сформировать армию, потому что Седьмая армия, которую он принял под свое начало, существовала лишь на бумаге. В распоряжении командарма на первых порах находились лишь несколько войсковых частей и отряды курсантов. Первая попытка овладеть крепостью окончилась неудачей. Ленин, обеспокоенный положением дел, направил в войска, готовившиеся к штурму, триста делегатов проходившего в Москве X съезда партии[30]. В их составе были видные военачальники и комиссары, имевшие опыт боев в ходе гражданской войны. Делегаты с энтузиазмом включились в подготовку войск к новому штурму. Тухачевского, как всегда, порадовало, что на помощь ему прибыла и 27-я дивизия Путны. Главный удар наносила Сводная дивизия Дыбенко. Замысел командарма состоял в том, чтобы атаковать, причем одновременно и слаженно, с двух направлений — со стороны Сестрорецка и Ораниенбаума[31]. Стремительный бросок на крепость Тухачевский планировал осуществить ночью, по льду Финского залива, чем достигалась внезапность штурма.
