Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я с Катей и Надеждой, Анатолий с женой Люсей и сыном-дошкольником разместились в небольшом, но все же двухэтажном кирпичном доме, который до революции явно числился «дворянским гнездом», впрочем, совсем небогатым — по площади он примерно соответствовал коттеджу моих оставшихся в будущем родителей. Однако планировка отличалась в корне, тут четко прослеживались господская половина и комнаты прислуги. В которых, кстати сказать, и на 50-м году революции жили экономка, она же кухарка, и ее муж, классический деревенский мужичок, любящий выпить, поболтать, но при этом способный справиться с любой задачей по хозяйству. Голову даю на отсечение, по совместительству — осведомитель, а то и штатный агент КГБ.
Потянулась пасторальная идиллия, без телевизора и телефона, зато с рыбалкой на зорьке, грибами и прочими ягодами. Общение в минимуме, вместо клуба — небольшой магазин, открывающийся только по приезде машины с хлебом, который, несмотря на ощутимое повышение цены, немногочисленные коренные жители близлежащей деревни растаскивали на прокорм прожорливой частнособственнической скотины в новомодных полиэтиленовых пакетах с портретами Че Гевары и Светланы Аллилуевой. Обделенные дачники-арендаторы, которых, вопреки моим ожиданиям, оказалась целая уйма, вяло ругались. Вот только мои потуги на знакомство с ними Анатолий мягко пресек: видимо, и без самодеятельности ведомство Семичастного проявило чудеса изворотливости, обеспечивая эффективную, но совершенно незаметную охрану.
Недели через две я полностью втянулся в неспешный деревенский быт. Загорел, сбросил пару лишних килограммов, дочка Надежда перестала бояться цветов, шмелей, муравьев и смело дергала за уши местных барбосов и барбосок. Катя и Люся увлеклись заготовками на зиму, из-за этой блажи нам с Толей пришлось скупить все «довоенные» запасы березового сока — уж очень настойчиво жены трясли с нас трехлитровые банки. Значительно выросли мои рыболовные скилы — никогда бы не подумал, что на плохо просушенный стебель бамбука с привязанным на кончик обрывком лески 0,2 мм и огромным ржавым крючком можно вытаскивать из прикормленного перловкой омута вполне приличных подлещиков. Так что я совсем перестал вспоминать про работу, рассудив, что она точно уж не волк и за месяц далеко не убежит.
Как я ошибался! Взращенные на ленинской «Искре» коммунисты никогда не забывали про силу печатного слова, поэтому в газетах недостатка не было. Население использовало это благо цивилизации… разными способами. Выполняя заветы партии в равнении на рабочий класс, я поневоле освоил «удобства на улице», где и завел милую привычку читать свежую прессу, что называется, «в процессе».
Именно в такой момент, за три дня до окончания отпуска, мой взгляд уперся в фотографию товарища Лукина, который, казалось, даже в типографском виде блестел лысиной в узких лучиках солнца, пробивавшегося сквозь щели немудреного сооружения. Сначала аж зажмурился, представив судьбу данного конкретного кусочка «Труда». Лениво пробежал глазами по заголовку, на который явно не хватило воображения журналиста: «Советские интегральные схемы — самые большие в мире». Лишь затем, откатом, пришло осознание смысла, который был прост как мычание привязанного недалече теленка — в Зеленограде наконец-то «пошел» первый в мире микропроцессор, способный заменить сотни или даже тысячи обычных логических элементов.
— Крепко Староса и Лукина прижало, если про вражду забыли, — пробормотал я, аккуратно вырывая «на память» сразу целый лист. — Или это инициатива сверху? — Я постарался засунуть материал в неожиданно далекий карман брюк. — Неужели они затеяли пиар, только чтоб заткнуть глотки «лебедевцам» и «ЕСникам»?
Впрочем, вопросы получились явно из разряда риторических. Процессор наконец-то в серии! Спокойно и буднично, без помпы, но и не засекреченный насмерть, как я боялся. У нас все-все-все получилось! Надо бы реально радоваться, бежать в дом с криком «ура», но… Я прислушался к чувствам и понял: в душе вместо праздника — как пощечину получил. Зачем врать себе? В длинном списке участников проекта ни полусловом не упоминался «Интел»! Как не было! Легко объяснить это секретностью, но я прекрасно понимал: такое пренебрежение суть следствие моего же плана практичной отстраненности, древнего принципа «если выпало в империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря».[408]
Вроде все правильно сделал, но вот поди ж ты — зреет обида, а кроме нее пробивается зависть к чужой славе, наградам и почестям. И от кого? Советского Союза, который развалился на куски, оставив после себя только продающиеся на рынках ордена, медали, а также чувство безнадежной глупости и бессмысленности титанических усилий. Денег не хватает? Так конвертик сунут, не забудут, за Шелепиным особой жадности не водилось, впрочем, как и щедрости. Похоже, он просто плохо представлял себе цены комиссионок и давал с лихвой — но по меркам специальных каталогов и «сотой» секции ГУМа.
Все хорошо… Да только мелким начал казаться конвертик! Никчемным, глупым и в общем-то не нужным ни мне, ни тем более коллективу «Интела». Хотя от премии сотрудники не откажутся, бессребреников среди них нет. Даже Федор имеет недешевое грампластиночное хобби и о женитьбе подумывает. Иваны вообще умудрились быстро и незаметно супругами и детьми обзавестись, тут это быстро, по налаженному сценарию: сходить в кино, потискаться на скамейке, загс, пьянка, ночь, немного быта под соленые огурчики — и здравствуй, роддом. Но вот не стали для них деньги главным, и все тут!
Именно так, со спущенными штанами, до меня наконец дошла причина пробуксовки проектов. Советским людям с детства буквально вколотили в головы важность сопричастности, им тяжело существовать самим по себе, максимум — замкнутой, самодостаточной семьей. Им кажется, что есть вещи и поважнее, чем достаток и устроенный быт, — например, «мир во всем мире» или победа коммунизма… Везде, вплоть до альфы Центавра. Да какая суть разница!
Если «Пульсару» ордена Ленина не пожалели[409] — пусть нам хоть «Веселых ребят»[410] привесят или, на худой конец, грамоту выпишут. Иначе люди на полном серьезе будут думать, что НИИ зря работает! Да и мне самому неплохо чем-то подобным обзавестись, все же встречают-то по одежке…
— Ага, разумеется, только чтоб сотрудникам было с кого пример брать. — Я ехидно попенял самому себе, благо некому тут слушать. — Совсем осоветился, идиот! Осталось в партию вступить и диссертацию написать. — Уже застегивая брюки, добавил: — Однако мысль стрясти что-то с Шелепина однозначно дельная, хоть Иваны с дурацкими вопросами доставать не будут.
…Как я ни пытался скрыть «от своих» странные мысли — получалось плохо, уже за завтраком Катя искоса бросала на меня оценивающие взгляды. Как только женщины умудряются догадываться о приступах «бардачности» в головах мужчин! И ведь попробуй объяснить причину грусть-тоски, враз залечат, любой психоаналитик от зависти удавится. А мне как раз надо поглубже вопрос разворошить, уж больно интересные выводы напрашиваются, да и не хотелось бы отправиться на пенсию все с того же поста «директора странного НИИ».
Поэтому, едва выбравшись из-за стола, я быстро-быстро сбежал на речку поплавать, благо уже давно присмотрел местечко «на стрежне», так почти на любой «переплюйке» можно часами плыть, плыть, плыть, но оставаться при этом на одном месте. Реальное блаженство, никакой бассейн не сравнится с почти живыми струями речной воды, в которых скользит тело. Раз… два… три! Повернуть голову резко влево, чуть назад, вдох! В легкие врывается густой летний воздух, в котором нет даже намека на опостылевший запах хлорки. И снова — раз… два… три! Голову вправо! И длинными плавными гребками, чтоб не сбить дыхание раньше времени.
Самое неожиданное открытие в плавании 60-х годов — это то, что спортсмены не используют очки.[411] То есть, вообще, никак — ни на тренировках, ни в соревнованиях. Так что любого пловца можно без ошибки узнать по красным, разъеденным хлоркой глазам. Неимоверная дикость, вроде бы и оргстекло, и резина известны уже много лет.
Совместить их — далеко не бином Ньютона, ребята из механической мастерской нашего НИИ шутя снабдили всех желающих. И теперь я сполна могу насладиться процессом. Тут неглубоко, не более метра, поэтому предполуденное солнце хорошо подсвечивает выстеленное крупной галькой дно, можно хорошо рассмотреть длинные, чуть вибрирующие в сильном течении неестественно светло-зеленые узкие листья какого-то подводного растения, неведомой силой умудрившегося зацепиться на самой стремнине. Но это не все, если чуть «нажать», то дальше, за небольшим выступом скальника, в засаде прижался ко дну небольшой налим, который уже перестал бояться и ждет добычу, не обращая внимания на огромное существо, выбивающее странными плавниками брызги с поверхности воды…
- Однажды в Октябре - Александр Михайловский - Альтернативная история
- Прах - Елена Хаецкая - Альтернативная история
- Киммерийская крепость - Вадим Давыдов - Альтернативная история
- Autobahn nach Poznan - Анджей Земянский - Альтернативная история