– Зачем? – ужаснулся Эрих.
– Чтобы русские не мучили ее. Ведь изнасилуют.
Подошла Магда Геббельс. Она слышала их разговор. Молча передала Хелене два письма: к своему сыну от первого брака Харальду, от себя и от Геббельса. Затем сняла бриллиантовое кольцо и надела его на палец Хелене, попросив носить как память. Разрыдавшись, подруги обнялись.
– Мне не верится, что мы снова когда-нибудь увидимся, Хелене, – всхлипывала Магда, – я хочу, чтобы ты осталась в живых. При известных условиях ты будешь едва ли не единственной, кто добрым словом вспомнит о нас. Оставайся в живых, дорогая. Жизнь так прекрасна.. Обо мне не беспокойся, – продолжила она, всхлипнув, – я все решила за себя и детей. Я сама создала нашу жизнь, сама ее уничтожу.
– Магда, пощади детей, – просила ее Хелене. Слезы текли по ее щекам, – я очень прошу тебя. Это просто святотатство.
– Они слишком юны, чтобы высказаться самим, – ответила Магда, – но, достигнув достаточно зрелого возраста, я уверена, они безоговорочно присоединились бы к нашему решению. Лучше кончить жизнь в борьбе, чем стать предателями. Вот ты, – Магда спросила Хелене, – ведь ты летишь, чтобы драться до конца? И я тоже пойду до конца…
Оставшись наедине с сестрой, Хелене в отчаянии обняла Эльзу. Затем нагнулась, поцеловала ее в лоб. После лекарства, которое дал доктор, та все еще спала глубоким сном. Затем Хелене позвала Магду и передала ей ампулу с ядом:
– Прошу тебя, – стараясь говорить как можно спокойнее, попросила она, – когда уже не будет ни единого шанса…
Магда все поняла.
– Я обещаю, – ответила она, – я позабочусь о ней. Сделаю все, чтобы она спаслась. А если не получится…
– Спасибо. Прощай…
– Прощай…
Темная ночь освещалась сполохами пожарищ. На бронетранспортере генерала фон Грайма и его летчиков доставили к Бранденбургским воротам, где стояли замаскированные самолеты. Под градом пуль и снарядов истребители поднялись в воздух. Русские прожекторы нащупали самолеты, и взрывы зенитных снарядов обрушились на них. Но машинам удалось выскользнуть из зоны обстрела. Внизу в море огня пылал Берлин. Самолеты взяли курс на север.
Хелене не оставляли мысли о сестре. «Магда обещала о ней позаботится – но что она сможет сделать?!» – с отчаянием думала Хелене. Свидятся ли они когда-нибудь вновь? Если бы не приказ Гитлера, она осталась бы с Эльзой до конца…
– Первый, первый, – раздается в наушниках голос Лауфенберга, – по правому борту истребители противника, – углубившись в свои размышления, она не заметила, как из-за облаков вынырнула четверка «яков». Сразу завязался бой. Русские истребители сразу избрали себе цель – «черный вервольф», который они узнали. Но Хелене не может вступить в сражение: у нее на борту генерал фон Грайм, его во что бы то ни стало необходимо доставить на место назначения. И все же она, используя данные машины, совершает маневр, увлекая самолеты противника за собой и подставляя их под огонь немецких истребителей. Катастрофически тают боеприпасы и горючее. Неожиданно прямо перед ее машиной выныривает «як». И огрызаясь огнем, идет в лобовую. Хелене жмет на гашетку. Пушки молчат – все, весь запас под завязку.
– Отворачивай! Отворачивай! – кричит ей генерал фон Грайм. Но что-то заклинило в управлении. Самолет противника приближается с неимоверной быстротой. Никакой возможности увернуться, уйти. Вот, похоже, и конец. Она видит, что и истребитель Хартмана получил повреждения. Он падает на одно крыло и тоже молчит. Но невероятным усилием воли, собрав в кулак и сердце и мастерство, летчик все же выравнивает самолет, делает разворот, намереваясь броситься наперерез противнику и принять удар на корпус.
– Стой! – слышит она в наушниках голос Лауфенберга. Он кричит это Хартману. – Стой! Тебе нельзя! Ты должен жить! Ради Хелене! Мне нечего терять! Через мгновение она видит, как, опережая всех, истребитель Андриса отвесно пикирует на противника и вспыхивает. Объятый пламенем, он с воем несется в темноту… Андрис!!! Андрис!! Хелене кричит, забыв о том, что рядом с ней генерал. Второй «як» разбит тараном, на который все-таки решился Хартман, и его самолет тоже падает вниз, окутанный черным облаком. Море пламени освещает землю внизу.
– Нет!! Нет!! Нет!!
– Вперед, – приказывает генерал фон Грайм. Ошеломленные отчаянным мужеством немецких летчиков и неожиданными потерями, «яки» отступают. Глотая слезы, Хелене разворачивает самолет, ложась на прежний курс. Их больше нет – теперь она одна.
Восьмого мая была опубликована декларация о тотальной капитуляции Германии на всех фронтах. Получив это сообщение, генерал фон Грайм, прибывший, согласно приказу Гитлера, в ставку Деница для координации действий всех сил Люфтваффе, покончил с собой. Его смерть не произвела на Хелене большого впечатления. После гибели Хартмана и Лауфенберга она чувствовала глубокое опустошение и безразличие ко всему. Больше ничто не связывало ее с жизнью, кроме одной цели: в ставке Деница она неожиданно встретила Гиммлера.
Рейхсфюрер СС до самого конца не оставлял надежд договориться с союзниками. После провала планов он попытался найти применение своим способностям в новом германском государстве, обратившись к адмиралу Деницу. Но также получил отказ: «Это невозможно. Для вас у меня нет работы», – заявил ему Дениц. В отчаянии бывший рейхсфюрер СС обратился к новому министру иностранных дел Шверину фон Крозигу. Тот раздраженно ответил: «Меня совершенно не интересует ваша судьба» и посоветовал ему либо покончить с собой, либо скрыться, изменив внешность. "Но на вашем месте, – добавил он, – я бы поехал к Монтгомери и сказал ему: «Вот я, генерал СС Гиммлер, и я готов отвечать за действия своих людей»."
Однако нести ответственность Гиммлер не собирался. В это время Шелленберг не оставлял попыток добиться мирного урегулирования в Дании и Норвегии при дипломатическом посредничестве Швеции, что спасло бы жизнь большому количеству немцев и привело к смягчению отношения мирового сообщества к Германии. Гиммлер простился с ним и с целью дальнейших переговоров о прекращении оккупации скандинавских стран и интернировании немецких войск в Швеции 5 мая вылетел из ставки Деница через Копенгаген в Стокгольм в качестве официального посланника адмирала. Потом сбрил усы, надел повязку на один глаз, запасся фальшивыми документами на чужое имя и с девятью сопровождающими его эсэсовцами скрылся.
Скорее всего, в сложившихся обстоятельствах Гиммлер и думать забыл о своих прежних угрозах Райч. А столкнувшись с ней, даже не узнал – не до того теперь, надо готовиться к побегу. Тем более, не вспомнил он о смерти Гейдриха и о зенитных орудиях, наведенных в 1942 году по его приказу на несущийся в прозрачной голубизне июньского неба серебристо-черный «вервольф». Зато Хелене Райч прекрасно помнила обо всем. И поняла, что пришло ее время рассчитаться с рейхсфюрером. Не за себя – за Гейдриха, за его смерть. Хелене не забыла о своих клятвах. Тот июньский день, когда Рейнхардт ушел из жизни, навсегда в ее сознании был связан с ненавистным образом Гиммлера, убившего его чужими руками. Ненависть, которую она долгое время вынуждена была скрывать, ожидая часа расплаты, проснулась в Хелене с новой силой, когда она встретила рейхсфюрера. Она не даст ему уйти и безбедно прожить до конца дней в покое и счастье, скрываясь под чужим именем. Он даже никогда не узнает, кому он «обязан» таким неожиданным поворотом своей судьбы. Только одна цель может оправдать, что она осталась жить после гибели Эриха – она должна отомстить Гиммлеру. А значит – как можно скорее сдаться в плен, чтобы навести союзников на его след. Приняв решение, Хелене направилась к самолету.
Уже следующим утром два американских истребителя под конвоем доставили ее на американский аэродром. Командующий союзной авиацией лично вышел встречать ее. Искореженный, разбитый, обожженный в боях «вервольф» тяжело остановился, завалившись на одно крыло. Кабина с затемненными стеклами открылась. Летчица спрыгнула на землю и сняла шлем. Пышные светлые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Американский генерал подходит к ней. Она достает из кобуры пистолет, кладет его в шлем и протягивает генералу.
– Я – Хелене Райч, – говорит она по-английски, – полковник Люфтваффе, командир истребительного полка. Но весь мой полк – вот – она кладет ладонь на обожженное крыло своей машины: – Я и он, – голос ее вопреки ее воле дрожит.
– Мы сохраним его для истории, – обещает ей американец, – признаюсь, госпожа Райч, я всегда восхищался вашим мужеством и талантом…
– Благодарю. Если возможно, – она с надеждой смотрит на генерала. Ее синие глаза со знаменитым по многим плакатам длинным восточным разрезом кажутся поблекшими и усталыми сверх меры, – я бы просила оставить мне личные вещи, две фотографии, – она показывает генералу два снимка. На одном из них – она сама, счастливая, совсем юная, с вьющимися по ветру волосами, на другом – немецкий генерал, молодой, подтянутый, с гордым ликом победителя. Поднятием руки он приветствует нацистский флаг, взвившийся над Прагой. На обоих фото что-то написано по-немецки.
