— Сделаем, — сказал Снегирь.
— Кто хорошо разбирается в машинах? — спросил я.
Отозвались двое.
— Пойдете на автостоянку, побьете их тачки, — приказал я, передав им список с номерами машин.
Все заржали, поглядывая на двоих счастливцев.
Теперь они так расхуярят звериные тачки, что только на металлолом и сгодятся. И хорошо. Для зверья машина на втором месте после лакированных штиблет. Плевок в харю спокойней переживут, чем царапину на капоте.
— По двое человек сюда, сюда, и сюда, — показал я на выходы из рынка, — чтобы никто не выскочил.
Этих шестерых пришлось отбирать по жребию. Никто не хотел показаться трусом, остаться не у бойни.
— А я пойду потолкую с директором рынка. Он должен первым узнать, что власть поменялась, — закончил я оперативку.
Снегирь ехал со мной. Он позавчера по пьяне разбил очередной «кадиллак». Опять отделался только ушибами. Я ему советовал завести шофера. Не хочет. Точнее, все никак не научится быть богатым.
— Рынок будет твой. Расставишь людей, договоришься с директором и мусорами, — инструктировал я его по дороге. — Торговцы платят каждый день за место. Снизишь плату на червонец, чтобы обрадовались тебе, а через месяц-два поднимешь.
— Понял. Ко мне несколько ребят просятся, их и поставлю на рынок. А бригадиром — Фарисея. Он умеет договариваться.
— Рынок — как раз для него, — согласился я. — Он еще тот пиздоплет. Ради красного словца обосрать готов отца.
Я повернул и солнце ударило прямо в глаза. Скоро лето — самая любимая пора года.
— Куда отдыхать поедешь? — спросил Снегирь, которого солнце тоже навело на мысли о курортах.
— Не решил пока. Я хочу на Сейшелы, а Ирка — во Францию, — ответил я. — Скорее всего туда и туда.
— А мы опять на Кипр, в наш отель, — сообщил он и заулыбался, то ли вспоминая прошлогодние похождения, то ли предвкушая новые.
Кипр — новый калашный ряд. В прошлом году оттягивались там всей кодлой. Сняли небольшой пятизвездочный отель для проведения симпозиума и так позанимались, что весь остров только о нас и говорил. Сначала хозяин попробовал взвывать, но когда узнал, что за все будет заплачено, ходил и придурковато улыбался, подсчитывая нанесенный урон и умножая на три. И еще издавал странные звуки типа нашего удивленного «а-а?»
— Хуй на, работать надо! — советовала ему братва, и он, ни бельмеса не понимая по-русски, согласно кивал головой, вызывая дружный гогот.
Уверен, что только на разбитой мебели и посуде он заработал на новый отель. Провожал нас до трапа самолета и умолял приехать на следующий год. И в цивилизованных странах можно так погудеть, но там будет стоить намного дороже, пропорционально цивилизованности, и есть риск поиметь контакт с полицией. То ли дело азиатчина: имеешь бабки — все схвачено.
Мы въехали на автостоянку, большую и почти полностью заставленную. Из будки, похожей на разграбленный киоск, выскочил дедок-сторож с профессиональным шнобелем — достаточно красно-синим.
— У нас платная стоянка, — заявил он. — На час или подольше?
— Как управимся! — со смешком ответил Снегирь.
Дед увидел выходящих из машин братков, начал кое-что смекать.
— Так вы это?.. — он не закончил и завертел головой, прикидывая, куда рвануть если что.
Я протянул ему полтинник:
— Сходи купи себе бутылку. Меньше увидишь, меньше сложностей по жизни. Понял?
— Да! — радостно ответил он, позабыв о профессиональном долге.
— Где машины кавказцев стоят? — спросил его Снегирь.
— Возле будки, на самых лучших местах. Забесплатно. Только вы это… — он опять не закончил, но «это» уже имело другой смысл.
— Это, это, — произнес я. — Больше они здесь стоять не будут.
— Понятно, — сказал дед и рванул в сторону магазина.
— Снегирь, начинаешь через десять минут. Все остальные — как услышат шум в шашлычной.
Ребята у Снегиря почти все в армии служили, не то, что распиздяи Вэки и Деркача, быстро разошлись по объектам. Я пошагал к одноэтажному, давно не ремонтированному зданию, где сидел директор. Внутри пованивало тухлым мясом. Такое впечатление, что под скрипучими половицами гниет несколько трупов. Секретарша у директора была молоденькая, с глупеньким симпатичным личиком. Из нее получилась бы хорошая жена, но что за ебана деревня — никто замуж не берет?! Поэтому ляжет под начальника, родит от него и будет воспитывать в одиночку.
— Вы к директору? — спросила она.
Интересно, а к кому еще? Кабинет здесь вроде бы один.
— А ты как думаешь? — задал я встречный вопрос.
Она порозовела щечками и передвинула по столу прозрачную зеленоватую линейку. Ей бы хотелось, чтобы я пришел не только к директору.
— Он занят, — произнесла она по привычке.
— Не может быть! — улыбнулся я.
Она выбралась из-за стола.
— А кто вы?
— Начальство. Новое.
— Поэтому я вас и не знаю, — она поправила рукой челочку, похожую на гребень с длинными зубьями, и похвасталась: — Старое начальство я все знаю.
— Какая ты умница! — похвалил я и вошел в открытую ею дверь.
Секретарше осталось закрыть дверь за мной.
Директор что-то подсчитывал, шевеля тонким крысиным носиком. Хуй в рот, два в уме — сколько будет в голове? Увидев меня, долго не мог просечь, с кем предстоит разговор: ни на торговца, ни на чиновника я не тянул.
— В чем дело? — спросил он.
— Познакомиться пришел, — ответил я, садясь на старый стул, который стремно качнулся подо мной. С такими-то доходами можно было бы купить новую мебель. — Теперь вместе будем работать.
— Что это значит? — не хотел он понимать.
У шашлычной послышался бабий визг, загомонили и у параши.
Директор трусливо задергался, как крыса при виде кошки.
— Сиди, без тебя справятся, — пошутил я.
Он догнал что к чему, сразу обмяк и посмотрел на меня изучающе. Прикидывает, легко ли будет меня наебать.
— Все останется по-старому, — сказал я.
— Что именно? — попытался он кинуться шлангом.
Я рассказал, сколько ему отстегивали звери, сколько торговцы, сколько он сам отдавал проверяющим и начальству. Михалевский поработал на славу.
Чем дольше я говорил, тем бледнее становился директор. Мои сведения тянули лет на десять. Это при условии, что судье щедро капнут на жало.
В кабинет влетела секретарша и совсем по-домашнему прокричала:
— Там такое творится! Побоище! Черных бьют!
— Пусть бьют, — сказал я спокойно. — Тебя ведь не трогают?
— Нет, — ответила она. — Пусть дерутся, да?
— Да, — разрешил директор, облегченно вздохнув: значит, я не из легавки.
— Ага, — многозначительно, будто все поняла, произнесла секретарша и вышла.
Уверен, что стоит под дверью, подслушивает. А директор в этом не сомневался, поэтому крикнул:
— Катя, сходи к Грише, принеси чай и пирожки!
Пока она ходила, мы обсудили, как будем строить дальнейшие отношения. Узнав, что с ним буду работать не я, директор искренне произнес:
— Жаль!
В приемной я шлепнул секретаршу по жопе. Она захихикала, позабыв спросить, кто же теперь будет есть принесенное ею. Директор — кто же еще?! После приступов страха нападает жор.
Возле параши и шашлычной было тихо. По рыночным меркам. Кто-то оказывал медицинскую помощь зверю, валявшемуся в луже крови у женского отделения параши. Я прошелся по рядам, остановился перед азером-крестником. Выбрав самое соблазнительное яблоко, надкусил и спросил весело:
— Ну, так что — вернуть сдачу?
Он заулыбался, показав под густыми черными усами прокуренные зубы:
— Какой ты хитрый, да! Я не понял сразу. Это была первая сотня. Куда делась, да?!
Азер пиздоболил, а в уголках глаз пульсировал страх. Работа у него, конечно, блядская, позвоночник надо иметь резиновый. Что ж, за лень и трусость надо платить.
— Это твои люди, да? — кивнув на шашлычную, спросил он вкрадчиво.
— Черт его знает! Может, и мои, — ответил я и подмигнул. — Теперь на десятку меньше будешь платить.
— С сегодняшнего дня?
— Еще не платили? Значит, сегодня день открытых дверей, — сказал я и грызанул яблоко.
— Бери еще, да! — засуетился он. — Давай в пакет положу, да. Чего хочешь?
Азиатчина! У них если заплатил, значит, дело улажено, можно жить спокойно. Поэтому и старается мне что-нибудь всунуть, боится, что помяну прошлое.
— Перебьюсь, — сказал я и пошел к выходу.
Азер поделился новостью с соседями, те передали дальше да так быстро, что слух обогнал меня. Попадавшиеся на пути торговцы заискивающе улыбались: бери, что хочешь, дорогой, да!
Братва собралась на стоянке. Делились впечатлениями. Несколько добровольных помощников скручивали что-то с того, что раньше было звериными машинами, а дедок-сторож снимал колесо.
