книги, делились книжными новинками и политическими новостями.
Каролина рассказывала о своем детстве при национал-социализме (она была старше Павла на несколько лет и лучше помнила те годы), о родителях, которых раздражал новый режим, о советских остарбайтерах и военнопленных, которых украдкой подкармливала мать. Она много путешествовала с Павлом и бывала с ним в СССР. Однажды она поразила меня замечанием о том, что европеец, не побывавший в Петербурге, не может утверждать, что знает Европу. Каролина задавала вопросы о жизни в России, внимательно слушала русскую речь, которую не понимала, и с благодарностью ловила каждое слово перевода на немецкий язык.
* * *
Именно Павел оказался «виновником» резкого поворота в организации моей академической карьеры и в расширении круга моих научных интересов после защиты докторской диссертации. В начале 1990-х годов он познакомил меня с профессором Дитрихом Гайером, знаменитым руководителем одного из главных центров изучения российской истории за рубежом – Института восточноевропейской истории и страноведения в Тюбингенском университете. Посредничество Павла на долгие годы определило траекторию моего движения в науке и жизни. При каждом удобном случае я провозглашал благодарственный тост за Павла, который в ответ только со смехом отмахивался, приговаривая:
– Ни за что! (Вместо «не за что».)
Мы регулярно встречались с Павлом и Каролиной, когда я на 2014/15 год оказался гостем Исторической коллегии в Мюнхене для написания книги про художественную самодеятельность в СССР. Я листал книги по литературе, истории и искусству, которыми были заполнены гостиная, спальня, коридор и подвал их квартиры на юго-западе Мюнхена. И неоднократно, но безуспешно предлагал Павлу съездить со мной на блошиный рынок. Но судьбе было угодно, чтобы блошиный рынок сам пришел к нему в дом.
Книги Павла
Через несколько месяцев после смерти Манни, хмурым ноябрьским вечером я получил SMS от одной из дочерей Каролины, в котором сообщалось о неожиданной кончине Павла, дне и времени его похорон. Тот год был «урожаен» на смерти: в мае 2018 года в Риме, где за несколько лет до этого Наташа купила дамские часики, умерла замечательная коллега и наш большой друг Мария Ферретти, организовавшая нашу первую поездку из Парижа в «вечный город». В июне – Дино, коллега и друг Манни и Ники на мюнхенском блошином рынке. И вот не стало Павла.
На кладбище я встретил детей Каролины, которых не видел около 30 лет. Старшая из дочерей, Марта, предложила мне приехать на квартиру Павла и Каролины, чтобы взять на память что-нибудь из книг. Мы договорились о дне встречи.
В урочный час я по договоренности был в квартире Павла и Каролины. Было видно, что здесь уже несколько недель никто не жил и что имущество, утратившее хозяев, готовилось к «эвакуации». Мне разрешили без спешки изучить библиотеку и выбрать то, что я хотел бы забрать на память.
Я словно бы отправился в путешествие в прошлое. Вот книги на грузинском и армянском, на испанском и французском, на иврите и арабском – по лингвистике, истории и культуре, о которых мне очень давно или еще совсем недавно рассказывал хозяин библиотеки. Вот книги, которые я дарил Павлу много лет назад. Вот они, факсимильные издания «Юности честное зерцало» 1717 года и миниатюрного томика басен И. А. Крылова 1835 года, которые я приобрел еще студентом за суммы, сопоставимые с месячной стипендией, а затем скрепя сердце подарил Павлу, который как ребенок радовался библиографическим редкостям. А вот художественные альбомы русского иконописного искусства, огромные и тяжелые, которые я притащил в подарок Павлу четверть века назад. Вот и мои собственные исследования – презенты Павлу.
* * *
На отдельной полочке стояла дюжина книг преимущественно малого формата – памятные реликвии родителей и о родителях. Это – их Евангелия, Псалтырь, Молитвослов, Помянник о здравии и за упокой на русском языке, Малый требник на украинском языке и с украинским же посвящением от 7 января 1952 года «на чужбине», поднесенный на Рождество митрополитом Варшавским Дионисием архиепископу Палладию. Пожелтевшие от времени дешевые издания в мягком переплете сказок и «Капитанской дочки» А. С. Пушкина, русская грамматика, по которой учился в Москве отец Павла Эрих Вальх, первое издание «Князя Серебряного» А. К. Толстого… Места и годы издания книг – верстовые столбы изгнания и скитальчества: Санкт-Петербург, 1863 (роман А. К. Толстого подарен Павлу в 1959 году во Флоренции сестрой матери); Вена, 1878 (Евангелие Эриха Вальха); Москва, 1881 (стихотворения А. С. Хомякова с дарственной архимандрита Александра 1943 года в Мюнхене); Москва, 1896, 1911; Берлин, 1918, 1921 (Пушкин от издательства И. П. Ладыжникова приобретен в книжном антиквариате на мюнхенской улице, на которой я жил в пору знакомства с Манни); Варшава, 1930; Нью-Йорк, 1944…
А вот святая святых, потрепанный Новый Завет матери на русском и славянском языках, привезенный из мятежной России. На вклейке в начале пухлого томика в 1200 страниц – официальная, печатная дарственная с вписанным годом и фамилией виновницы торжества:
Для укрепления в вере и благочестии, для просвещения ума и сердца и утешения души словом Божественныя истины книга сия священного писания при благословении Всевышнего дана воспитанной в Полтавском институте благородных девиц и выпущенной из оного в 1913 году девице Лукашевич Евгении.
* * *
Евангелия Евгении Степановны Вальх и ее старшего сына Юрия хранят однотипные милые знаки регулярного внимательного чтения одной и той же персоной – матерью. Многие страницы переложены высохшими цветами и лепестками, веточками и листьями, листочками из немецкого календаря и записками о молении за здравие мужа и детей, бумажными иконками, коротенькими письмами и открытками. Посвящение матери в «Новом завете и псалтыре» (Нью-Йорк, 1944) Юрию, который, похоже, был всеобщим любимцем родных и близких, свидетельствует об особой привязанности к первенцу и о тревоге за него. На авантитуле, под расположенной посередине страницы печатью русского православного прихода в Мюнхене, написано: «Моему Юрочке родному в день Воздвижения Креста Господня – Крест крепость и спасение наше! Спаси тебя и сохрани Господь наш Иисус Христос! 14/27.9.46. Мама». Эта дарственная, как и надписи во всех других книгах, указывает на неукоснительное следование традиции – и не только религиозной: в ней строго соблюдены дореволюционные стандарты правописания и двойное датирование с разницей в тринадцать дней, согласно русскому (юлианскому) и европейскому (григорианскому) календарям.
На этом записи матери на страницах Евангелия сына не заканчиваются. Евгения Степановна не может удержаться от продолжения виртуального общения с сыном. Над печатью прихода она дописывает: «„Блажен муж“… „Вера твоя спасет тебя“. Читай от Луки гл. 7, ст. 50 и о „живой воде“ – самаритяне. Помнишь, Юрочка? Будь счастлив!» На следующей странице авантитула – еще одна надпись матери, сделанная через 16 лет, в феврале 1962 года. Приметы времени: запись выполнена не чернилами, а шариковой ручкой, почерк крупнее и размашистее – признак ослабшего зрения? «Юрочка, а где ты? Пекущаяся мама». И ниже: «Храни тебя Господь Бог и Св. Богородица наша – заступница. Любите друг друга с Павликом и … [неразборчиво]. Мама».
* * *
За этими надписями таится какая-то семейная драма, о которой Павел мне не рассказывал. В Евангелии отца, Эриха Вальха, есть записка «о здравии воина Юрия», а между страницами «Нового завета и псалтыря» сына, которым, очевидно, пользовалась только его мать, вложено машинописное письмо от доброй знакомой (подруги Юрия?) из Нюрнберга на немецком языке:
Нюрнберг, 14 июня 1946
Дорогая, дорогая фрау Вальх,
Если Юра всегда уверял меня, что «упорство приводит к цели», то он и в этот раз попал в точку. Мне действительно удалось достать таблетки, и я немедленно их Вам пересылаю с наилучшими пожеланиями скорого и полного выздоровления. Старательно лечитесь, потому что Вы должны быть совершенно здоровы и бодры, когда Жоржичек вернется домой. А у меня такая большая надежда, что он скоро вернется! Я не могу объяснить это чувство, но я в это твердо верю, потому что так мне подсказывает сердце. Пусть Бог будет милостив к моим надеждам и мечтам.
Рецепт я пока оставлю у себя, если Вы не против, чтобы можно было опять купить лекарство.
На сегодня все. С особенно сердечным приветом и нежным поцелуем!
Как всегда преданная Вам Марианна.
Я полагал, что мне не суждено узнать,
