Существует возможность заподозрить неправильность общепризнанной даты галичского сражения и попытаться перенести ее на 27 января 1449 г., что примирило бы летописные показания со свидетельством плащаницы. Подобные ошибки достаточно часто возникают из-за того, что разные летописные своды пользуются разными системами отсчета лет или разными календарными циклами: например, если в одном случае употреблялся мартовский, а в другом случае сентябрьский год. Однако здесь такая попытка окажется несостоятельной, вступив в противоречие со всем календарем событий, последовательно описанных в Никоновской летописи под 6956–6957 гг.
Под 6956 г. летопись рассказывает о костромском примирении Василия Темного и Шемяки, после которого Василий на Великий день пришел в Ростов, а «назавтрее празднова Благовещение в Ростове»[627] Поскольку Благовещение бывает 25 марта, Пасха в этом году падала на 24 марта, и это соответствует 1448 г. Далее следует рассказ о поставлении в 6957 г. митрополитом Ионы 15 декабря, что можно отнести только к 15 декабря 1448 г., а вслед за этим рассказывается о нападении Шемяки на Кострому в Великий день, т. е. 13 апреля 1449 г., о рождении у Василия Васильевича сына Бориса в июле и, наконец, об осенних событиях, предшествовавших галичскому сражению, которое, таким образом, никак не могло состояться в январе 1449 г. и действительно произошло годом позже.
Хронологический анализ событий 1449 г. – начала 1450 г. ведет к бесспорному выводу: дата Шемякиной плащаницы неверна в той ее части, которая обозначена годовым числом. Плащаницу невозможно датировать 1449 годом.
Обратимся теперь к индиктному числу. Седьмой индикт в середине XV в. соответствовал 6937, 6952 и 6967 гг. Первая дата отпадает: она приходится на 1429 г., а Дмитрий тогда еще не был женат; лишь к 1436 г. относится сообщение летописи о его в тот раз несостоявшейся свадьбе с Софьей Дмитриевной[628]. Отпадает и самая поздняя из этих трех дат, приходящаяся на 1459 г., когда Шемяки уже не было в живых (он умер в 1453 г.). Если в первоначальной легенде плащаницы присутствовала единственно возможная дата 6952 г., ее превращение в 6957 объяснить крайне просто: последняя цифра даты «В» легко могла превратиться в «З» при утрате нитей, составляющих вертикальную линию цифры «В». С другой стороны, если первоначально стояла известная нам дата 6957, ошибка в индиктном числе необъяснима. Никакие утраты шитья не могут превратить 12 («BI») в 7 («З») так, чтобы это осталось незамеченным. Возможны ли изготовление и вклад плащаницы в Юрьев монастырь перечисленными в ее надписи лицами в 6952 (1444) г.?
Рассмотрим события этого времени. Осенью 6950 (1441) г. Василий Васильевич «възверже нелюбие на князя Дмитреа Юрьевича Шемяку и поиде на него ко Углечю, и он побеже в Бежецкии Верх Новогородцкии. и потом же князь Дмитрии Юрьевич Шемяка, а с ним князь Александр Черторижскии, часа того пришли мало не к Москве; и помири их игумен Зиновеи Троецкои и любовь межи их сотвори. Тоя же зимы бояся князь Дмитреи Юрьевичь Шемяка великого князя Васильа Васильевичя и присла в Великии Новгород, чтобы их приняли на своеи воли; и Новгородци отвеща: «аще хощеши, княже, к нам ехати, и ты поеди, и мы тобе ради»[629]. Переговоры Шемяки с Новгородом, таким образом, относятся к началу 1442 г. После этого сообщения Дмитрий исчезает из поля зрения летописцев вплоть до 1445 г., когда он участвует в походе русских князей на Улу-Мухаммеда[630]. Где все эти годы находился Шемяка?
Н. М. Карамзин считал, что Дмитрий Юрьевич был на своем уделе «или потому, что ему не понравился ответ новгородцев, или потому, что тогдашние обстоятельства Новгорода отвратили его от намерения искать там убежища»[631]. Показанием юрьевской плащаницы это мнение отвергается. В действительности 23 августа 1444 г. Шемяка с женой и сыном был в Новгороде. Существует возможность максимально уточнить дату его первого приезда туда.
Выше уже обращено внимание на спорное показание летописи Авраамки о приходе Дмитрия в Новгород после поражения 1450 г. День этого прихода – 2 апреля – сопровожден ссылкой на церковную дату и не соответствует 1450 году. Между тем эта дата без проекции на церковный календарь названа и в некоторых других летописях, которые дополняют связанный с ней рассказ еще одной подробностью: «Прииде князь Дмитреи Юрьевич с княгинею в Новгород априля 2»[632]. Новгородская Вторая летопись говорит о 2 апреля не под 6957 (как в Новгородской Четвертой летописи), а под 6954 г. и в несколько иной редакции: «И сел на княжение великии князь Дмитре Юрьевичь и со княгинею в Новгород априль 2»[633]
Сомнительность отнесения событий 2 апреля к 1450 г. подтверждается не только противоречием с церковной датой. После галичского поражения 27 января 1450 г. Василий Темный вернулся в Москву на Масленой неделе, т. е. между 9 и 15 февраля, а Шемяка скакал до Новгорода более двух месяцев. Объяснить столь медленное бегство затруднительно. Известно также, что его жена и сын находились в Новгороде уже с осени 1449 г., между тем как цитированными летописными показаниями утверждается приход Шемяки в Новгород 2 апреля вместе с княгиней. Очевидно, в рассказ летописи Авраамки дата 2 апреля проникла из повествования о событиях какого-то иного года.
В поисках истинного места этой даты можно рассмотреть два варианта решения. Если опереться на сообщение Новгородской Второй летописи, где говорится о вокняжении Шемяки в Новгороде 2 апреля 6954 г. после ослепления Василия Васильевича, такой датой будет 1446 г. Но это предположение принять невозможно, поскольку в 1446 г. Шемяка и его жена в Новгороде не были. Его суверенитет над Новгородом, возникший в результате захвата великокняжеского стола, был оформлен в Москве: «Присла поклонщики в Новъгород. Новгородци же послаша к нему послы Федора посадника Яковлича, посадника Василья Степановича, и князь Дмитрии целова крест на всех старинах. А Борис Тферьскои князь на опасе держав новгородчькых послов 4 месяци, и отпусти их, тоже поежша к князю Дмитрию»[634]. Поскольку великое княжение было захвачено Дмитрием в феврале 1446 г., его крестоцелование с новгородцами могло бы относиться к апрелю, однако в 1446 г. среда Вербной недели приходилась не на 2, а на 6 апреля.
Другой вариант исходит из доверия к проекции даты 2 апреля на церковный календарь. 2 апреля совпадало со средой Вербной недели в 1444 г. (до этого в 1438 г., после этого впервые лишь в 1506 г.). Таким образом, получаем второе свидетельство пребывания Шемяки с семьей в Новгороде в 1444 г.
Нам остается рассмотреть вопрос о том, как поздно сравнительно с датой вклада была вышита оригинальная легенда плащаницы, в которой очевиден элемент припоминания («Как был великии князь Дмитрии Юрьевичь в Великом Новегороде…). Само титулование Дмитрия великим князем дает нужную опору для ответа на этот вопрос. Великокняжеский титул Шемяка получил после ослепления Василия Васильевича и занятия Москвы, т. е. в конце февраля 1446 г. Вскоре им был совершен и ряд с Новгородом, как это видно из только что цитированного летописного показания. Известна, правда, печать Шемяки с великокняжеским титулом при грамоте, датированной Л. В. Черепниным 1445 годом[635]. Однако А. А. Зимин обосновал передатировку этого документа более поздним временем, отнеся его к первому периоду, последовавшему за потерей Дмитрием Москвы[636].
В 1444 г. Шемяка находился в Новгороде как гость, просивший и получивший временное убежище, но не в качестве новгородского князя (обладание новгородским столом давало бы ему право на пользование великокняжеским титулом)[637]. Нужно думать, что именно юридическая неясность отношения Новгорода к Москве в 1444 г. вызвала не увенчавшуюся успехом попытку литовского князя Казимира добиваться новгородского стола[638], что вряд ли могло случиться, если бы на этот стол уже был принят Шемяка.
Таким образом, возможность титулования Дмитрия великим князем возникла не ранее весны 1446 г. Как долго этот титул и это имя в Новгороде были неразделимы?
Еще в декабре 1447 г. новгородцы безоговорочно признают Шемяку своим законным князем, что следует из прямого указания известного послания русского духовенства Дмитрию Юрьевичу: «И ты в целовании с Великим Новгородом, да и Новгород Великий целования не сложил, да еще посылал еси к Великому Новгороду да и посла своего, а зоучи себе князем великим, да просил еси у них себе помоги»[639]. Однако уже в начале следующего года, как можно догадываться, неудачи Дмитрия вызывают колебания новгородцев: «Князь великии Василеи выбеже во Тверь и приехаша к нему князи и бояри и татары. И слышав князь Дмитрии и князь Иван Можаиски и выеха на Волгу в Галич и на Кострому… а новгородци не вступишася ни по одном»[640]
