Да, аргументы у обвинителя были сильнейшие, и все некоторое время сидели, переваривая их. Наконец слово взял фрегат-майор Генри Ласси, выполняющий обязанности адвоката:
— Может, попросим корвет-капитана Кьюма вкратце повторить свою историю?
Возражений не последовало. Хадас встал и начал новый пересказ происшедших событий, особо концентрируясь на проблеме, возникшей в отношении мертвого Гюйгенца. Речь велась о собственной жизни и попотеть стоило. Эту милую сердцу историю он пересказывал за последние сутки уже несколько раз, с каждым разом она становилась все глаже, шлифуясь до классического детектива. Слушатели оценили его красноречие, но изложенные события все равно никак не интерпретировались в его пользу. Он не был дураком: с самого начала внутриголовная цензура тщательно отсеяла наиболее подозрительные моменты биографии. Он начал делать это еще по дороге к Мааре. Таких событий, не вышедших наружу и задержанных логическими фильтрами, накопилось достаточно много, среди них было и личное знакомство с главным агрессором. Хадас, конечно, упомянул о Самму Аргедасе, но только как о виденном однажды человеке. У присутствующих не имелось никаких источников информации, кроме него самого, поэтому врать, как и два месяца назад, можно было смело и, главное, снова не запутаться. Его слушали с интересом еще и потому, что рассказ о глубинных подземельях давал объяснение нападению. Без этой истории все произошедшее выглядело совсем волшебно. Однако красивая сказка, отшлифованная до безобразия, не произвела ожидаемого эффекта и обвинение с Хадаса снято не было.
— Вы знаете, адмирал, какой вопрос продолжает меня волновать? — задумчиво произнес Дод Мадейрос, заместитель начальника Маарарской базы по общим вопросам.
Сказанное не нуждалось в ответе — это была просто завязка речи, и Мун Гильфердинг смолчал, сосредоточенно глядя на вице-адмирала. Внутри командующий лунными силами паниковал, он уже давно заподозрил заместителя в превосходстве умственных способностей, однако подсознательно игнорировал эту догадку, так как был всегда уверен, что мозги для военного не самое главное.
— Мне непонятно, астро-адмирал, что выжидал этот Самму Аргедас? По сообщению нашего невольного свидетеля, для удара все уже было готово изначально, еще до его появления, беря по минимуму — это в любом варианте два месяца, земных, разумеется. Это, как известно, более шести оборотов космического тела, на котором мы сидим. Ведь диктатор ужасно рисковал: мы могли чисто случайно нанести удар по его подземным арсеналам или нечаянно обнаружить их. Если допустить предстартовую проверку, то такой длительный срок ведет к накоплению поломок, а последовательный регламент на последней ракете предусматривает его продолжение на первой из проверенных и так без конца и края. Можно вполне допустить ожидание конкретной лунной фазы, даже ее необходимость для плана, но за время ожидания удобные моменты миновали несколько раз. Также исключается и привязка к нашим действиям или бездействиям: у противника скорее всего начисто отсутствовали любые типы разведки. Это была авантюра в чистом виде. Нарастали внутренние противоречия, не занятые более работой люди оказались один на один со своими мыслями, не самыми радостными, между прочим. Однако диктатор ожидал: спрашивается, чего? Или он передумал? Но ведь это был его величайший триумф, апофеоз идеи. Наверное, впервые в истории война, рассчитанная в кабинете, за много лет до своего начала, с противником, предсказанным теоретически, более того, любые новые знания о котором только сбивали с толку, стала возможна. Это была реальная война, полностью соответствующая программе. Даже если бы что-то в ней пошло не так, это не имело бы для ее ведения никаких последствий, ведь наступающая сторона не имела ровным счетом никакого маневра.
— Господин вице-адмирал, — отмахнулся от заместителя начальник, — это все ваши теоретические допущения, но у нас имелся только один наблюдатель процесса изнутри — пилот — возможно, перебежчик, и его данные очень спорные, это более догадки, чем наблюдения. Основывать на них далеко идущие выводы очень неразумно.
— Однако мы верим этому источнику, так как другого у нас нет. В тех выводах, которые нас устраивают или согласуются с подсознательным комфортом, мы принимаем их без ограничений, так?
— Не плетите интриги, Дод, я этого не люблю, — с солдатской прямотой заметил Гильфердинг. — Делайте свои выводы.
Подчиненный выдержал эффектную паузу.
— Я предполагаю, существует еще один неизвестный нам фактор, о котором знал диктатор, но о котором не знаем мы.
— Ладно, вице-адмирал, я думаю, эти теоретические споры не имЈют более реального значения. Из чего бы ни исходила атаковавшая нас страна, наше технологическое превосходство стало очевидно. Мы вышли победителями, но заодно получили наглядный урок. Я думаю, те, кто считал оборону растранжириванием ресурсов, теперь изменили свое мнение, я прав?
Дод Мадейрос выразительно пожал плечами.
— А теперь, коллега, займемся более приземленными делами — подтягиванием хвостов.
И астро-адмирал уселся на своего любимого конька — планирование ближайших повседневных обязанностей.
На третий день после прибытия Хадаса на базу произошло новое, никем не ожидаемое событие. Была близка условная полночь, однако после нападения гармония сонной размеренной жизни в подлунном (в прямом смысле) мире ушла в небытие: теперь всем хватало работы — даже начальству.
— Извините, шеф, но к вам опять астро-лейтенант Гуго. Он приходит уже четвертый раз, просит принять его лично.
— Черт возьми, у него что, мало обязанностей? Нельзя в конце концов доложить по инстанции? В крайнем случае рапортом?
У астро-адмирала сегодня был очень тяжелый день, впрочем, как и все дни после ракетной атаки. Одних восстановительных работ было с лихвой. День здесь, конечно, был чистой условностью, но он полностью равнялся земному, по давней космической традиции и наперекор планете, вращающейся рядом с троекратно меньшей скоростью.
— Пусть зайдет завтра.
Адъютант исчез и сразу же сквозь неплотно прикрытую дверь Гильфердинг услышал перепалку. «Сменить, к чертям, надо этого Зогу, — с раздражением подумал адмирал. — Не может выставить вон какого-то астронома». Он попробовал отвлечься, но не тут то было.
— Астро-адмирал, у меня дело экстренной важности. Расстреляете меня, если, дай бог, не прав! — раздалось из коридора.
Это уж слишком, подумал начальник базы и нажал кнопку селектора.
— Сержант, впустите этого психа. Однако команды не поспевали за событиями: астроном уже был здесь. Он почти в полном смысле влетел в кабинет — при мелочной силе здешнего тяготения это было немудрено. Лицо у Жака Гуго было красное, комбинезон топорщился, как после драки. Может, адъютант не даром кушал свой хлеб, вывел заключение Гильфердинг и указал явившемуся на кресло. Вновь прибывший попытался поправить форму и доложить о своем прибытии согласно уставу, однако астро-адмирал не дал ему времени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
