«К чему я это? — сказала тогда Сабина. — А вот к чему. Все мы выучились жить в тюрьме, в аду, на помойке, в дурдоме. Мы знаем, как положено вести себя с бандитами, извращенцами, патологическими трусами и лгунами. Никто не умеет одного — жить нормально. И не говорите мне про Америку, Егор! Этот век забыл, что такое нормальная жизнь, и уже не вспомнит до самого конца. Нормальная жизнь ему ни к чему, как бессолевая диета при саркоме. Какой дурак станет сидеть на диете, если вокруг столько соблазнов и не известно, что там еще случится завтра?»
Единственное, что я мог сделать для Сабины, употребить свои не бог весть какие обширные юридические знания на то, чтобы по возможности помочь распутать все узлы.
Сунув кипятильник в сломанный электрочайник, я воткнул его в розетку.
Когда вода закипела, спустился грузовой лифт. Из него вывалились Сабина со Степаном, настолько довольные друг другом, что даже выражение у них было одинаковое. Однако не успели они преодолеть несколько шагов, отделявших лифт от моего поста, как стало ясно, что планы на ближайшие полчаса у них совершенно разные. Сабина двинулась прямо ко мне, а Степан прицелился и боднул лбом входную дверь. Удар для его веса прозвучал внушительно.
Сабина наклонилась, щелкнула карабином и приоткрыла створку со словами:
«Веди себя прилично, Стивен!» Но того уже и след простыл. В этом было что-то необычное. Похоже, пожилой даме не терпелось поговорить со мной как можно скорее.
Дверь захлопнулась. Я спросил:
— Хотите кофе, Сабина?
Она отмахнулась от меня, будто я предлагал что-то неприличное.
— О чем вы говорите, Ежи! После звонка этого субъекта я совершенно выбита из колеи. И никакой кофе мне не поможет.
— Он угрожал вам?
— Наоборот. Был предельно вежлив. Сразу же заявил, что у него для меня чрезвычайно выгодное предложение. Новая однокомнатная квартира и плюс к этому небольшая сумма. И я уступаю ему двадцать четвертую. Он надеется, что я понимаю — у него достаточно возможностей, чтобы сделать мою жизнь здесь не слишком уютной.
— Однако, — буркнул я. — Это вы и называете предельной вежливостью?
— Ерунда! — отрезала Сабина, блестя глазами из-под берета, лихо сдвинутого на ухо. — Ничего он не станет делать. Этот тип из тех, которые привыкли нигде и ни в чем не получать отказа. Переживет. Как можно усомниться, что квартира принадлежит мне, а вся эта грязная история…
— Если грамотно поставить дело, то очень даже… — начал я, но нас перебили.
Входная дверь распахнулась, и в подъезд вплыла Плетнева, нагруженная свертками. Под мышкой у нее был зажат пакет памперсов, из сумки торчал длинный, как «стингер», зеленый огурец. Кивнув мне, она уже совсем было собралась проследовать дальше, но на беду Сабина обернулась на шум.
— Здравствуйте, Сабиночка! — с воодушевлением воскликнула Фаина Антоновна. — Как вы себя чувствуете? Что-то я вас…
И тут до нее дошло. Глаза Плетневой закатились, будто она нос к носу столкнулась с привидением, а челюсть слегка отвисла. Она тяжело привалилась к косяку и секунд пять, посапывая, безмолвствовала. Надо отдать должное — Плетнева оказалась женщиной редкой выносливости, потому что заговорила уже на пятой секунде. Правда, голос у нее звучал с натугой.
— Минуточку… — сказала она. — Минуточку. Так вы, дорогая, значит, вовсе не умерли?.
— С чего вы это взяли? — искренне удивилась Сабина. — Побойтесь Бога, Фаиночка!
— Но… — начала Плетнева. — Я же… Мы… А ваши вещи?
— Мало ли что болтают злые языки, дорогая. Если все принимать на веру… — Тут она щелкнула сухими пальцами, вскинула подбородок и улыбнулась.
Видели бы вы эту улыбочку! Описывать ее я не берусь.
— Да, — закивала Плетнева, судорожно цепляясь за свои свертки. — Да, Сабиночка, вы, как всегда, правы… Значит, у вас все в порядке?
— Куда уж лучше, — сказала Сабина. — Аллее гут.
— Тогда я побежала. Лиза заждалась. Загляните к нам непременно, кофейку попьем…
— Непременно, дорогая, — светски пробасила Сабина. Когда же лифт увез все еще как бы слегка замороженную Фаину Антоновну, она заметила:
— Не многовато ли кофе для одного дня, Ежи? Как вы думаете? — А поскольку мое мнение на этот счет еще не. оформилось, наставительно добавила:
— Вот видите, к чему приводит небрежное отношение к собственной биографии? В особенности к ее последней строчке? То-то же. И это еще только начало.
Как будто я и сам не знал. После этого Сабина придвинулась вплотную ко мне и перешла на шепот:
— Есть еще кое-что, Егор, что меня сильно смущает. И пожалуйста, не считайте меня законченной психопаткой. Дело в том, что за эти два дня у меня сложилось впечатление, что за мной следят. Минуточку! — Она протестующе выставила ладонь, заметив, что я намерен возразить. — Не говорите ничего, прошу вас, Егор!
— Но, Сабина! — все-таки успел вставить я. — Каким это образом? Вы же никуда не выходили! И кому это могло понадобиться?
— Откуда я знаю? — Она пожала плечами. — Тому, кто заплатил моему зятю полную стоимость квартиры. А может, кому-то еще.
— Вы сказали, что он пытался договориться с вами. Что вы ответили?
— А что я могла ответить? Посоветовала поискать Павла Николаевича где-нибудь на Брайтоне или в Чикаго и обсудить этот вопрос с ним. И еще раз заверила, что не собираюсь покидать свой дом.
— Хорошо, — сказал я. — Хотя здесь еще будут сложности. Что касается слежки…
— Голубчик, — печально сказала Сабина. — К счастью, вы не сидели и не проживали в режимном поселении. У вас попросту отсутствует соответствующий орган чувств. Такие вещи я чую кожей. И не только когда выхожу со Степаном и ловлю себя на ощущении, что нахожусь перед объективом телекамеры, но и дома. В собственных, представьте, четырех стенах!
— Ну, это уж из области чистой фантастики! — воскликнул я. — Сабина, на вас дурно действует чтение романов Стивена Кинга. Все эти вампиры…
— Вампиры! — возмутилась Сабина. — При чем здесь вампиры, молодой человек? Я говорю о совершенно конкретных вещах. Если вы сомневаетесь…
Вряд ли дальнейшая дискуссия на эту тему могла оказаться плодотворной.
— Хорошо, — сказал я. — Пусть. Но вы, Сабина, должны выбросить все это из головы. По крайней мере дома вы в полной безопасности. Вам необходимо отдохнуть, потому что предстоят хлопоты, которые отнимут массу сил. И вообще…
— Да, — покорно кивнула Сабина, теряя кураж. — Но попробовали бы вы с этим уснуть! Я не жалуюсь, просто констатирую.
— Поднимайтесь домой, отключите телефон, заприте дверь. Не забудьте цепочку. С замками у вас теперь порядок. И попробуйте не думать о своих ощущениях. Представьте, что у вас начинается новая жизнь. С чистого листа.
— Интересно, — ехидно проговорила Сабина, — это которая же по счету? — И отправилась отлавливать Степана.
Я вышел вслед за ней на ступени взглянуть, как она призывает к порядку упирающегося пса. Сабина все еще заметно прихрамывала.
Когда она возвратилась, я сказал:
— И помните, что я здесь. Если понадобится…
— Не надо меня пугать, Ежи. — Она вдруг остановилась, и я поймал в ее глазах очень странное выражение. Такого я еще не видел. Даже тогда, когда она опознала голову Зотовой. — Да, совсем запамятовала. Был еще один звонок. Но по-моему, снова ошиблись номером.
Степан по-приятельски ткнул меня мокрой мордой в колено и зашлепал к лифту, оставляя следы на линолеуме, Сабина последовала за ним.
— Доброй ночи, — сказал я, — Все будет хорошо.
— Доброй ночи. Ежи, — откликнулась она, уже скрывшись за углом закоулка, где находились оба лифта. — И не беспокойтесь за меня. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
Двери съехались, лифт увез обоих.
Если в воскресенье днем Бурцев еще смутно представлял обстановку вокруг двадцать четвертой, то уже к вечеру понедельника на руках у него были все недостающие факты. Этого было достаточно для того, чтобы его аналитический ум выдал предварительный план.
Ночь в воскресенье он провел в двадцать седьмой, среди мебели и «ремонта», обещанных в объявлении и оказавшихся весьма непритязательными. В двадцать третьей было бы гораздо комфортнее, но остаться там он не решился.
Искушать судьбу не следовало.
В воскресенье, во второй половине дня, сделав несколько звонков, он уладил самые неотложные дела и высвободил понедельник полностью. «Пежо» находился на стоянке в квартале отсюда, на задах «Националя», так как мог срочно понадобиться.
Перед тем как вернуться в дом (он старался предельно сократить количество этих входов-выходов), Бурцев съездил к себе, не поленившись потратить полтора часа, а на обратном пути завернул на вокзал и оставил в камере хранения потертый портфель, где находилась кое-какая одежда, газовый пистолет «кобра», переделанный под дробовой патрон, и двадцать три тысячи долларов в пятидесятидолларовых купюрах. Так он поступал всегда накануне свидания с очередным номером. После этого он нанес короткий визит в Дьяково, где как бы невзначай побеседовал со следователем Трикозом, в понедельник отправлявшимся в служебную командировку.
