Но, как признал впоследствии Шелленберг, «все это были лишь булавочные уколы, почти не отражавшиеся на боеспособности русской армии». Результативность действий агентуры, заброшенной в советский тыл, оставалась невысокой. Не в последнюю очередь потому, что операция «Цеппелин» натолкнулась на серьезное и квалифицированное противодействие советской контрразведки, о чем речь пойдет дальше.
СВЯЗЬ И ЭКИПИРОВКА
Во все времена решающим условием успешной деятельности разведчика была и остается надежная связь с центром. В военной обстановке, когда ситуация может мгновенно и радикально изменяться, а своевременно добытые данные о предполагаемом маневре противника способны спутать все его карты, значение четко работающей связи возрастает во сто краг. Руководители немецкой разведки предпринимали немало усилий, чтобы привлечь к этому участку немалые материальные средства и конструкторские силы. Если вспомнить, что полвека назад радиотехника была практически в зачаточном состоянии, надо отдать должное европейской промышленности, снабжавшей гитлеровскую агентуру надежными по тем временам средствами связи. В каждой группе агентов, включающей обычно 5—7 человек, непременно имелся радист с коротковолновой приемопередающей радиостанцией, шифрами и дешифровальными блокнотами[231].
Еще задолго до операции «Цеппелин» абвер и СД работали над тем, чтобы, с одной стороны, обеспечить разработку надежно функционирующих агентурных радиопередатчиков, а с другой — организовать в короткие сроки подготовку значительного числа квали-
фицированных радистов, обратив особое внимание на отработку скорости и четкости передачи. Достижения научно-технического прогресса привели к тому, что радиопередатчики со временем стали такими малогабаритными, что их легко было переносить, не вызывая подозрений, уверенно прятать и трудно обнаруживать. Тогда же удалось создать шифры, которые нелегко поддавались раскрытию. Такой способ радиосвязи потеснил все другие (личные встречи, курьеров, использование тайников) и стал преобладающим. Тем более что в ту пору относительная безопасность радиосвязи объяснялась и низким уровнем развития методов пеленгации передатчиков.
Рации чаще всего помещались в маленьком чемодане и имели то преимущество, что без особого труда можно было постоянно менять места выхода в эфир. Запеленговать же их было трудно, особенно если, как правило, очень короткие сеансы передачи или приема велись из леса. Передовые пункты связи радиогруппы абвера I устойчиво принимали агентурные радиопередачи в твердо обусловленные часы.
Первое время техническая подготовка агентов-радистов была обособлена, строжайше засекречена и проводилась в основном в крупных разведывательных школах (под Берлином, в районе Варшавы, Белграда и Гааги). К моменту начала операции «Цеппелин» обучение радиоделу было налажено и в других школах, в том числе развернутых на оккупированной советской территории.
До переброски агента-радиста через линию фронта его манеру, индивидуальные особенности работы на ключе записывали на пленку. «Радиопочерк» потом можно было распознать так же, как соответствующие специалисты определяют почерк по рукописи или обнаруживают пишущую машинку, на которой напечатан исследуемый документ. Такой контроль был предусмотрен для того, чтобы разведцентр во время радиосеанса связи с агентом был абсолютно уверен, что передачу ведет именно он, а не подставное лицо.
В каждой разведывательно-диверсионной школе имелось особо засекреченное структурное подразделение, занимавшееся изготовлением для агентов разного рода документов в полном соответствии с легендой, под которой будущему лазутчику предстояло выступать за линией фронта. Это были солдатские книжки и удостоверения личности командиров, вещевые, денежные и продовольственные аттестаты, справки из госпиталей и многое другое. В первый период войны подбор таких документов не составлял большого труда — много всяких бланков попало в руки противника среди трофейного имущества, оставленного советскими частями при отступлении или которое было оставлено учреждениями, эвакуировавшимися под огнем противника. Однако со временем менялись старые и появлялись новые формы документов и бланков, становился иным характер печатей, создавались и расформировывались воинские и гражданские учреждения, менялась их дислокация. Все это надо было учитывать при подборе и изготовлении документов агентуры, предназначавшейся для заброски в тыл советских войск. Пришедший с повинной водопроводчик катыньской разведывательной школы, обучавшийся в ней перед заброской, подробно информировал чекистов о существовании на территории школы тщательно засекреченной мастерской по изготовлению документов. Он по долгу службы бывал в ней, был хорошо знаком с руководителем мастерской, гравером-умельцем из числа сдавшихся в плен командиров Красной Армии. Кроме того, он сообщил, что одно из его заданий после переброски было: добывать любые подлинные советские документы и бланки и доставлять их в школу.
С течением времени запасы старых бланков иссякли, а такие умельцы, как катыньский гравер, не поспевали за масштабами требований «Цеппелина». Руководители абвера и СД организовали серийное производство бланков фальшивых советских паспортов, партийных билетов, солдатских книжек, не говоря уже о простейших бланках (продовольственные аттестаты, госпитальные справки, заключения медицинских комиссий и т. п.). Дело в конце концов дошло и до изготовления фальшивых советских орденов.
Анализ архивных материалов указывает на то, что в большей своей части разведывательные операции против СССР, и в частности связанные с достаточно широким использованием советских военнопленных, гитлеровские секретные службы готовили с особой тщательностью. Как правило, у агентов была практически безупречная экипировка, прочная легенда, подкрепленная надежными, хотя и фальшивыми документами. Безукоризненно сработанные удостоверения личности, командировочные предписания, обраставшие отметками эгапно-заградительных комендатур, продовольственные аттестаты способны были ввести в заблуждение большинство людей, проверявших документы. Нужен был профессиональный навык, чтобы обнаружить фальшь в документации.
Можно привести немало свидетельств того, как абвер и СД привлекали себе в помощь специалистов самого различного профиля для решения бесчисленного множества мелких и крупных проблем материально-технического обеспечения успешной деятельности агентуры.
Так, для тайнописи специалисты-химики разработали состав, который невозможно было обнаружить ни химическими реактивами, ни с помощью инфракрасных лучей. Главным компонентом этого состава была… кровь самого агента. В случае необходимости агент укалывал себе палец, выдавливая каплю крови на кончик пера, где она смешивалась с раствором, и смесь для написания тайных донесений была готова. Сначала строчки были красного цвета, но через несколько минут исчезали. Только тот, кто знал тайну применяемого состава, мог проявить написанное и восстановить текст.
Военные инженеры изобрели специальные приспособления, с помощью которых миниатюрные мины нажимного действия прикреплялись нацистскими диверсантами к шейке рельса, так что с движущегося паровоза их обнаружить было практически невозможно. Искусно камуфлировалась и взрывчатка — ее упаковывали в виде брикетов пищевых концентратов.
Необходимо оговориться, что сравнительно частые ссылки на архивные материалы вовсе не означают, что только сейчас, по прошествии стольких лет, советской контрразведке стали известны многие хитрости немецкой разведки. В той или иной степени чекистам удавалось проникать во многие вражеские акции, не только осуществленные, но и готовящиеся. С первых дней войны шло скрупулезное и систематическое изучение планов и методов противника, что в ряде случаев и создало предпосылки для успешного противостояния шпионской и диверсионной деятельности его агентуры.
Рассмотрим это хотя бы на двух контрразведывательных операциях не просто прикладного, а более широкого, методологического значения.
Выше указывалось, что система подготовки агентуры из числа советских военнопленных имела и свою сильную сторону (практически безграничное количество обученного шпионажу и диверсиям человеческого материала), и свою слабую сторону (слишком много людей знали друг друга и, несмотря на все предосторожности, были посвящены в некоторые детали жизни и службы в разведке других своих соучеников). Это обстоятельство было использовано для совершенствования работы. Каждого разоблаченного или явившегося с повинной агента опрашивали тщательнейшим образом обо всех встреченных в школе людях: откуда они, каков их возраст и приметы, как они себя называли, какие особенности были в их подготовке, как скоро кончался срок их обучения и т. д. и т. п. Поначалу это могли быть только имя, возраст и словесный портрет. Затем какая-то физическая примета, деталь, относящаяся к довоенному местожительству, профессии, составу семьи и т. д. Потом (в результате опроса третьего, четвертого, пятого соученика) первоначальные сведения обрастали новыми. Приходило время, когда об агенте, еще, может быть, находящемся в школе, чекисты знали достаточно много, чтобы представить себе, где и как его искать. В архивах советских органов безопасности сохранилась многотомная розыскная книга, позволившая обезвредить не одну сотню вражеских агентов.
