Традескант посмотрел на темные спутанные волосы и длинные темные ресницы, отбрасывающие тени на гладкие щеки.
— Да, — просто произнес он. — Вы мой господин. Я уж и не надеялся, что снова найду господина, которому буду предан душой и сердцем.
— Ты любишь меня так же, как любил лорда Сесила? — уточнил Бекингем, внезапно насторожившись и бросив искоса взгляд из-под ресниц.
Садовник с чистым сердцем улыбнулся своему хозяину.
— Да.
— Я буду держать тебя при себе, как делал сэр Роберт, — заявил Бекингем, планируя их будущее. — И люди увидят, что раз ты любишь меня так же, как любил его, значит, я не хуже его. Они сравнят нас и станут считать меня еще одним Сесилом.
— Возможно, — согласился Традескант. — А может, они просто решат, что я человек, которому повезло работать садовником в самых лучших садах. Тот, кто хвастается, что может читать в сердцах других людей, страдает гордыней, милорд. На мой взгляд, лучше бы вы следовали собственному мнению, а не размышляли над тем, что о вас подумают другие.
МАРТ 1625 ГОДА
Джон заработался допоздна. По замыслу вода должна была стекать с одной террасы на другую, и герцогу пришло в голову, что на каждой террасе нужно поселить разные породы рыб, в нисходящем порядке по цвету. Следовательно, в самом верхнем, ближнем к дому бассейне должны плавать золотые рыбки — короли среди рыбок. Сад вокруг тоже должен быть весь золотым, и все это великолепие должно располагаться под окнами королевских покоев, там, где останавливается король Яков во время своих визитов. Традескант разослал письма командирам всех кораблей военно-морского флота с поручением привезти ему семена или корешки любых желтых или золотистых цветов, которые они увидят по всему миру. Герцог Бекингем велел самым высоким флотским чинам, включая адмиралов, сходить на берег и искать желтые цветы, с которых Джон Традескант мог бы собрать семена.
Идея была хороша, подобный садовый уголок стал бы прелестным комплиментом его величеству. Но золотые рыбки Традесканта были так же неуловимы, как ласточки зимой. Что только он не делал с этим ручьем — рыбки все равно ухитрялись проскальзывать вниз по течению и смешивались с другими породами. На одном уровне — серебристые рыбки, наследующем — радужная форель, а на четвертом уровне пятнистый карп, который всех их сжирал.
Традескант пытался разгородить уровни сеткой, но рыбки запутывались и гибли. Он попробовал построить низенькие дамбы из камней, но тогда вода застаивалась и ручеек переставал журчать и переливаться с одного уровня на другой, как ему полагалось. И что еще хуже, когда вода застаивалась или текла слишком медленно, она становилась зеленой и мутной, полностью скрывая рыбок.
Следующей задумкой было создание небольшого заборчика из маленьких стеклышек, который вода могла преодолеть, а рыбы — нет. Это решение было расточительно дорогим — использовать драгоценное стекло для причуды. Традескант долго хмурился, потом взял маленькие кусочки стекла, тщательно скругленные по краям, чтобы не поранить рыб, и поставил их в ряд с небольшими зазорами для воды. Закончив работу, садовник распрямился.
Ноги ломило от пребывания в холодной воде, спина затекла, поскольку он трудился согнувшись. Пальцы онемели от холода — был всего лишь март и по ночам еще случались заморозки. Джон деловито потер руки о штаны из домотканой ткани. Кончики пальцев посинели. Уже смеркалось, и он с трудом различал результаты своих усилий, но слышал музыкальный плеск воды, стекавшей вниз в следующий бассейн на следующей террасе. Тут одна золотая рыбка подплыла к стеклянной преграде, ткнулась в нее носом и вернулась назад к центру пруда.
— Вот ты где у меня, — проворчал Традескант. — Поймал тебя, маленькую мерзавку.
Искренне порадовавшись собственному успеху, он надел на голову шляпу, собрал инструменты и направился к своему сарайчику, чтобы почистить инструменты и оставить их там, а самому пойти домой обедать. Вдруг раздался шум; садовник остановился и напряг слух. К парадной двери во весь опор мчалась лошадь, стуча копытами по долгой, эффектной, извилистой подъездной аллее.
Заметив Традесканта, курьер прокричал:
— Его светлость дома?
Джон посмотрел на ярко освещенные окна и ответил:
— Да. Скоро будет ужинать.
— Проводи меня к нему, — попросил всадник.
Он соскочил с коня и бросил поводья, будто породистое животное ничего для него не значило. Джон, с трудом отвлекшись от мыслей о желтых цветах, подхватил поводья и позвал грума. Когда тот прибежал, садовник передал ему коня и повел курьера в дом.
— Где герцог? — спросил Джон у слуги.
Тот кивнул в сторону двери.
— Молится в библиотеке.
Традескант постучал и переступил порог.
Бекингем раскинулся в кресле за роскошным письменным столом и лениво поигрывал золотой цепью, темные глаза были прикрыты. Его капеллан читал вслух молитвы. При появлении садовника лицо герцога осветилось.
— А вот и мой кудесник Джон! — воскликнул он. — Входи, Джон! Ну как, удалось тебе заставить воду течь вверх по склону?
— Там человек со срочным известием от короля, — сообщил Традескант и втолкнул курьера в комнату.
— Вам следует отправиться в Теобальдс, — выпалил курьер. — У короля лихорадка, и он зовет вас. Говорит, что ждет вас немедленно.
Бекингем насторожился и замер, как замирает кошка, узревшая добычу. Потом резко поднялся из-за стола и устремился в свои покои, собираясь переодеться.
— Коня мне! Джон, возьми себе коня. Составишь мне компанию. Ты знаешь дорогу лучше всех. И прихвати слугу. Как его величество? — бросил он через плечо.
— Скорее печален, чем болен. — Курьер трусцой бежал за Бекингемом. — Но повелевает, чтобы вы приехали. Принц уже там.
Взлетев по лестнице, герцог сверху посмотрел на Джона; вспышка честолюбия озарила его лицо.
— Может быть, сейчас! — провозгласил Бекингем и исчез в своих покоях.
Джон распорядился подготовить лошадей и послал гонца на кухню с просьбой уложить котомку с едой и питьем. Он ничего не сообщил Элизабет. Ощущение напряженного ожидания, исходившее от молодого герцога, зов приключения и чувство, что он живет в великие времена, — все это было слишком, чтобы помнить о семейных узах.
Когда герцог, громыхая, скатился по ступеням, такой красивый в длинной накидке и в сапогах для верховой езды, Джон уже сидел на одной доброй лошади, а вторую держал за поводья. Слуга, которому предстояло их сопровождать, появился на пороге конюшни.
Герцог посмотрел на Традесканта и искренне произнес:
