Джон резко развернулся и гневно уставился на слугу. Тот выдержал взгляд, и выражение его лица, в котором читались и озадаченность, и утверждение, уже было оскорблением. Традескант выругался и готов был ударить обидчика, но тут между ними, ничего не видя вокруг себя, пробежала горничная с тазиком в руках.
— В чем дело? — осведомился Джон.
— Королю плохо! — воскликнула она. — Жар растет, моча голубая, как чернила. Он очень плох. Зовет врачей, но рядом с ним только леди Вильерс.
— Зовет врачей? — откликнулись из толпы. — Тогда герцог должен послать за ними, вернуть их.
— Так он и сделает, — без особой уверенности пробормотал Джон. — Он должен так сделать.
Традескант поспешил в покои Бекингема. Герцог сидел у окна и рассматривал собственное отображение в темном стекле, словно оно могло ему ответить.
— Мне поехать за докторами? — тихо спросил Джон.
Герцог покачал головой.
— Я слышал, король требовал доктора.
— За ним хорошо ухаживают, — отрезал Бекингем. — И если у тебя, Джон, кто-нибудь поинтересуется, можешь сказать, что о короле хорошо заботятся. Ему нужен отдых, а не дюжина докторов, готовых замучить его до смерти.
— Я скажу, — подтвердил Джон. — Но говорят, что его величество желает видеть докторов, а ваша мать у него не в фаворе.
Бекингем помедлил.
— Что-нибудь еще?
— Одного этого вполне достаточно, — заявил Джон. — Более чем достаточно.
— Давай спать, — мягко предложил герцог. — Я ложусь через минуту.
Джон стащил с себя штаны и туфли, лег, не снимая рубашки, и тут же уснул.
На рассвете в дверь спальни громко забарабанили. Традескант вынырнул из сна, вскочил с кровати и побежал, но не к двери, а к постели герцога, чтобы загородить его от вышибавшего дверь. В то самое мгновение, когда Джон откинул полог, он увидел, что молодой герцог не спит, а лежит с широко открытыми глазами, будто молча ждет чего-то, будто всю ночь так и провел без сна.
— Все в порядке, Традескант, — сказал герцог. — Можешь открыть.
Тут раздался громкий голос:
— Милорд, герцог! Вы должны немедленно прийти!
Его светлость поднялся с постели, завернулся в накидку и крикнул:
— В чем дело?
— Это король! Король!
Кивнув, герцог поспешно покинул комнату. Джон, на ходу натягивая штаны и жилет, бросился за ним.
Бекингем стремительно прошел в прихожую королевских покоев, но перед Джоном стражник загородил дорогу.
— Я с моим господином, — пояснил Традескант.
— Сюда никому нельзя, кроме принца и Вильерсов, матери и сына, — сообщил стражник. — Приказ герцога.
Джон отступил и стал ждать. Наконец дверь открылась и выглянул Бекингем с бледным и серьезным лицом.
— А, Джон. Хорошо. Пошли кого-нибудь, кому ты доверяешь, пусть привезут его светлость епископа Винчестерского. Он нужен королю.
Традескант поклонился и повернулся на каблуках.
— И возвращайся сюда, — добавил Бекингем. — Ты мне понадобишься.
— Конечно, — отозвался Джон.
Целый день при дворе все ходили подавленные. Королю становилось все хуже, в этом не было никаких сомнений. Однако утверждали, что графиня уверена в благополучном исходе. Она меняла примочки и была убеждена, что ее лечение снимет жар. Однако король все равно метался в бреду.
Вечером от епископа Винчестерского пришло известие, что он не может приехать, поскольку слишком болен для такого путешествия.
— Добудь мне другого епископа, — велел Бекингем Джону. — Любой чертов епископ подойдет. Доставь мне того, кто ближе живет и проворнее всех. Но чтобы епископ был здесь!
Традескант помчался в конюшни и разослал трех посыльных в разные дворцы с тремя настоятельными требованиями прибыть немедленно. Потом он вернулся на галерею у покоев короля и стал ждать герцога.
Тут раздался долгий слабый стон человека, которого мучает сильная боль. Дверь распахнулась, и на пороге показалась леди Вильерс.
— Ты что здесь делаешь? — спросила она резко. — Что здесь слушаешь?
— Я жду своего господина, — спокойно ответил Джон. — Он приказал мне.
— Хорошо, тогда отгоняй всех прочих, — распорядилась герцогиня. — Король страдает и не хочет, чтобы тут шлялись все кому не лень.
— Его величеству лучше? — поинтересовался Традескант. — Кризис миновал?
Она посмотрела на него искоса, со странной полуулыбкой, и сказала:
— Он молодцом.
Кризис так и не миновал.
Еще два дня король лежал весь в поту, призывая помощь. Бекингем разрешил Джону вернуться в Нью-Холл, но садовник не мог заставить себя уехать, не увидев, чем же все закончится. Придворные ходили на цыпочках, флирт и игры прекратились. Вокруг печального юного принца царила аура молчания. Всюду, где бы он ни появился, замолкали и склоняли головы. Придворные жаждали зарекомендовать себя в его глазах. А ведь одни стояли на стороне его отца и против принца, другие смеялись над ним, когда он был еще косноязычным квелым младшим сыном. Теперь это был будущий король, и только герцогу удался фантастический трюк: одновременно оказаться лучшим другом отца и лучшим другом сына.
Бекингем был повсюду. Сидел у постели больного, гулял с принцем Карлом в саду, расхаживал между придворными, роняя подбадривающее слово одному и хорошо рассчитанное оскорбление другому.
Из своего дворца в Линкольне прибыл наконец епископ. Его провели к королю. Из спальни больного распространился слух, что король слишком слаб и не может говорить, но принял молитвы, подняв глаза к небесам, так что умрет он истинным сыном англиканской церкви.
В ту ночь Джон лежал в спальне Бекингема, прислушиваясь к спокойному дыханию, и знал, что его хозяин притворяется спящим, на самом же деле сна у него ни в одном глазу. В полночь герцог встал, в темноте оделся и тихонько покинул спальню. Джон сразу расхотел спать, он сел на постели и стал ждать.
Вскоре раздались легкие женские шаги по коридору, в дверь постучали.
— Господин Традескант! Герцог требует вас к себе!
Джон поднялся, натянул штаны и поспешил к королевским покоям. Бекингем стоял в оконном проеме, глядя на сад Традесканта. Когда он отвернулся от окна к Джону, лицо его светилось от возбуждения.
— Свершилось, — коротко произнес он. — Наконец-то. Разбуди епископа и тихонько приведи сюда. Затем разбуди принца.
Пройдя по лабиринту коридоров, обшитых деревянными панелями, Джон постучал в дверь покоев епископа и заставил сонного слугу разбудить его светлость. Наконец епископ показался на пороге в своем церковном облачении и с личной Библией короля Якова в руках. Джон повел его через помещение, где спали слуги и собаки, тихо ворчавшие, когда они шли мимо. Их путь освещали только свет факела и серебряная луна за огромными высокими окнами, пристально следившая за ними.
