По пути к кабинету КТГ фотограф обратился к Тане:
– Татьяна… Это я на бэйдже прочитал. Вы очень фотогеничны. Я это сразу вижу. Вас я тоже хотел бы сфотографировать. Отдельно.
Таня покосилась: не заигрывает ли?… Тот как будто прочитал ее мысли:
– Ничего личного! У вас очень интересное лицо! И вообще: у меня алиби – жена в шестой палате, Ирина Скворцова.
Таня улыбнулась. Они подошли к кабинету КТГ, откуда слышен был бойкий перестук сердечек.
– Подождите-ка минуточку…
Но и в эту «минуточку» фотограф не терял времени: «подсек» сидящую возле кабинета КТГ мамочку, увлеченную чтением. Ее лицо было скрыто типично дамской книжкой. И это забавно контрастировало с круглым, как арбузик, животиком…
Фотоаппарат зажужжал и щелкнул – фото готово: «арбузик», скрещенные в щиколотках ножки в белых носочках, книжка с названием «Любовь – это жизнь!».
А тут и Таня появилась из кабинета КТГ, жестом подкрепляя приглашение:
– Заходите! Только быстро: здесь электроника!
* * *
Зинаида увлеченно читала журнал, который ей дала Ирина. А Ирина пыталась листать книжку, которую ей взамен дала соседка. Первые шесть страниц пыталась войти в сюжет, но ситуация была предсказуема с самого начала: так, если в первой главе красивая героиня и неотразимый герой – враги, значит, в финале их ждет упоительная страсть, сметающая все преграды. Да, а преграды будут в середине. Кроме того, героиню звали Стелла, а у Ирины это имя ассоциировалось с самой противной девчонкой из детства – ябедой и попрошайкой Стелкой Забродиной. Как-то незаметно детские мемуары перешли в мысли о будущем ребенке, а потом Ирина стала думать о муже…
* * *
Владимир сидел за своим «солдатским» столом и держал на весу трубку телефона… Прокричал в дверь:
– Ирина, ты где? Тебя к городскому…
Иринин голос донесся из глубины коридора, где она поливала перетасканные из дома разросшиеся цветы:
– Иду!
Ирина влетела в кабинет, схватила лежащую на столе трубку и своим «позитивным», жизнерадостным голосом сказала:
– Слушаю вас! Да, это я… – и, как всегда, повисла довольно долгая пауза. – Знаете, наверное, не очень удобно обсуждать это по телефону. Напишите письмо на адрес редакции, я попробую разобраться. Да, можно на мое имя. До свидания…
Положила трубку и некоторое время сидела в задумчивости. Владимир поднял голову от газеты, которую просматривал, и спросил:
– Что, какие-то проблемы?
– Нет, просто – жизнь…
– Но есть тема? – не отставал фотограф.
Ирина посмотрела на него задумчиво, но было видно, что мысли ее далеко:
– Конечно. Ты ведь сам мне однажды сказал: «Каждый человек достоин портрета». И рассказа о себе – тоже, поверь мне…
Владимир согласился:
– Верю. Знаешь, я уже давно понял: лучше всего я вижу людей сквозь объектив фотоаппарата. Правда! Люди ведь хотят на фото выйти в лучшем виде, ну, лучше, чем в жизни. А получаются – такие, как есть. И если я что не разглядел сразу, потом увижу – на фото.
Ирина пристально посмотрела на него. Видно было, что ей хочется о чем-то спросить…
– А… – она не договорила.
– Что?
– Нет, ничего, – не стала объяснять Ирина.
Владимир, усмехнувшись, сказал:
– Да, я понял… Ты хотела спросить, почему я не смог рассмотреть Сашу? Я рассмотрел. Когда мы встретились, она была… Просто хорошенькая девочка за окошком регистратуры, в поликлинике. И мне показалось, я могу показать ей, какая она на самом деле.
– И ты ее сфотографировал, – утвердительно произнесла Ирина.
– Да. И не один раз. Я работал с ней, как Леонардо с Моной Лизой. Разговаривал, рассказывал какие-то истории, читал стихи. А она так умела слушать! Все впитывала, примеряла на себя, и все это отражалось на лице. Она посмотрела свои фотографии и удивилась: «Это я?» «Ты», – сказал я. Смотрела на меня, как на волшебника…
Владимир закрыл глаза руками, некоторое время сидел неподвижно, потом резко отнял руки и сказал:
– Все.
Ирина ничего не сказала в ответ. Чтобы разрядить обстановку, стала рассказывать веселым голосом:
– Я сегодня шла на работу, опаздывала… И так пожалела, что нет тебя рядом, с фотоаппаратом.
– Что-то интересное увидела? – Владимир «принял» предложение больше не обсуждать тяжелую тему…
– Да, в общем-то, обычная утренняя картинка… Для твоей рубрики «Пристальный взгляд». Идут мне навстречу четыре дворничихи. Всем – за пятьдесят… Или – под… Ну, не знаю, короче, в возрасте девушки. Вид деловой, лица сосредоточенные, у всех на головах косыночки, метлы несут в руках: кто наперевес, кто на плече…
Она засмеялась… Владимир тоже улыбнулся:
– Ну-ну, и что же?
– Да ничего! Я на них глянула – и смех унять не могу, помнишь мультик, как бабки-ежки в стаю сбились и полетели: «Земля, прощай!»
– … а тут целая эскадрилья навстречу, да? – подхватил Владимир.
– Вот, видишь! Понял! – обрадовалась Ирина. – Я так и думала, что уж ты бы этих теток не пропустил…
– А ты молодец, Иринка. Нет, правда, молодец, – он смотрел на нее как-то по-новому.
Ирина, вздохнув, согласилась:
– Стараюсь.
А Владимир по-прежнему пристально присматривался к ней:
– Послушай, а ведь я тебя ни разу не фотографировал…
Ирина смущенно махнула рукой, автоматически поправляя волосы:
– Ай, я нефотогеничная.
А он уже взял фотоаппарат наизготовку:
– Я готов поспорить…
Ирина полезла под стол и оттуда жалобно заблеяла:
– Давай в другой раз… И спорить, и фотографироваться. У меня прическа не в порядке… Макияжа нет…
Вооруженный объективом, спустился на пол и Владимир, выискивая ее под столом:
– Перестань, при чем тут прическа? Тем более, другой я у тебя и не видел…
* * *
В ординаторской сидели Вера Михайловна, Наташа и вполне освоившийся в коллективе Александр Сосновский. Сосновский сидел за компьютером, а дамы стояли по обе стороны от него подобно ангелам в белых одеждах – темноволосый и светловолосый…
Что-то писал, стирая и восстанавливая, Сосновский, Вера Михайловна и Наташа пристально вглядывались в строчки на мониторе. Сосновский, с серьезным и вдохновенным лицом, явно чувствовал себя хозяином положения:
– Я извиняюсь, а чей это, вообще, шедевр?
Вера Михайловна с достоинством ответила:
– Коллективный труд.
Бывший интерн хмыкнул:
– И вы всем коллективным разумом почему-то решили, что слово «красавец» рифмуется с «поздравить»?
– А что, нет? – холодно спросила Наташа.
Сосновский язвительно просветил присутствующих:
– Нет! «Красавец» рифмуется с «Мерзавец», а «поздравить» – с «отправить» или «поправить».
– Ну, так поправь, Пушкин! – не оставила его без ответа Наташа.
– Мне ближе Пастернак, – горделиво отбился Саша.
Наташа вложила в интонацию всю возможную иронию:
– Да в курсе я, в курсе!..
И в этот напряженный момент открылась дверь и в ординаторскую вошел Бобровский. Сосновский моментально закрыл файл со стихотворениями, встал из-за стола и сделал движение к выходу вместе с прихваченными с Вериного стола бумагами…
Никто не стал его задерживать, а Бобровский опустился на диван.
– Устал… В родильном ажиотаж: в честь Дня защитника Отечества одни невесты сегодня рождаются. Там наша спортсменка, Семина, сегодня рожала… Ну что, в сестринской накроем наш кисло-сладкий стол?…
В этот момент в дверь постучали. Вера Михайловна сказала погромче:
– Войдите!
Вошел экипированный, как для заброски в эпидемический район, фотограф. Увидел всех медиков в сборе и обрадовался:
– Это я удачно зашел. Разрешите, я вас всех сразу сфотографирую.
Вера Михайловна ретировалась:
– Вы меня уже снимали, а вот Наталью Сергеевну и Владимира Николаевича можно даже вместе, она его ученица, практически…
Бобровский отрицательно покачал головой, галантно возразив:
– Ну, какая ученица… Ученого учить – только портить. Давайте, сначала – красоту, потом – профессиональный… хм… опыт.
Наташа тоже (больше – для вида) засмущалась, но больше – явно напрашивалась на комплимент:
– И насчет красоты я бы тоже сегодня поспорила… Хоть бы припудриться, что ли?
Фотограф все же навел объектив на Наташу, но неожиданно резко повернулся и сделал снимок Бобровского, который, естественно, этого не ожидал, а поэтому получился совершенно… настоящий!
