– Доброе утро! Вот, вас жду… Владимир Николаевич, с праздником! Но вы не подумайте, это еще не праздник, это все так, в рабочем порядке… А торжественная часть у нас запланирована на обед…
Бобровский в ответ почему-то тяжко вздохнул:
– У меня тоже.
Наталья Сергеевна гостеприимно раскинула руки, приглашая коллег к столу:
– Ну, давайте, чем бог послал… Я сегодня опаздывала, позавтракать толком не успела.
Бобровский присел на диван, мельком бросив Наташе:
– Зато как при этом прекрасно выглядишь… Ну, налей, пожалуй, выпью чашечку…
Отпил глоток, одобрительно покачал головой: Наташа лучше всех в отделении заваривала кофе в чашке. Не в чашке, по ее словам, тоже, да все как-то не было случая удостовериться… Обратился к Вере:
– Верочка, пока не села, дай-ка мне историю Лесниковой, освежу в памяти, без отрыва от производства…
Вера подошла к стеллажу и достала нужную папку. Бобровский отставил чашечку, не спеша перелистал историю болезни:
– Завтра оперируем… Узкий таз, крупный ребенок и свертываемость крови плохая. И что-то мне на этом фоне померещилось, что и резус у нее отрицательный. Но нет, ошибся. У страха, как говорится, сто друзей, вылетит – не поймаешь… А несладкое что-нибудь есть? – встал и положил папку Лесниковой на стол Веры.
А Вера Михайловна вдруг вспомнила, что взяла с собой…
– Вот, как чувствовала, захватила: вчерашние, – она достала из сумочки и выложила из пакетика на общественную тарелочку пирожки. – Правда, холодные, но зато очень вкусные… С капустой и грибами. Муж сказал, что вкусные, и это – не реклама.
Бобровский, повернув «нос по курсу», пошел к пирожкам, как зачарованный:
– Так, где мой кофе… Вера, мне тоже пирожок… Скорее…
Откусил кусочек пирожка и завел глаза к потолку:
– М-мм… Вера Михайловна!.. Ве-ра!.. Вера, ты замужем?… Ах, черт, забыл… Все время забываю… А то бы… Я бы… Мы бы…
Наташа тоже укусила пирожок, ревниво глянула на Веру:
– Да, действительно. Вкусно. Вер, а они у тебя… ну, не заговоренные, как у Тани, надеюсь?
Вера, сложив руки на груди, наслаждалась комплиментами коллег.
– Нет… Это… просто праздник какой-то! – пошел мыть руки к умывальнику Бобровский.
– Владимир Николаевич! Праздник еще впереди! – повторила Наташа.
Вера глянула на часы и добавила:
– Ладно, праздник впереди, а сейчас обход. Пошли.
Вера Михайловна и Наталья Сергеевна все же на секунду замешкались у дверей ординаторской, где они оставили Бобровского: Наташа остановила Веру, чтобы поворчать:
– Ну, ты поняла? К его сердцу – путь только через желудок!
Вера засмеялась:
– А ты думала, если он гинеколог, то возможен какой-то другой вариант?
Наташа покачала головой, с укоризной протянула:
– Вера Михайловна, подруга называется… Ничего похожего я не думала. А пироги свои знаменитые не носи больше. Как уже было сегодня метко подмечено, ты замужем, тебе ни к чему… ах!.. холодное, как вчерашний пирожок, сердце Бобровского…
* * *
Вера вошла в седьмую палату и, как всегда, поприветствовала пациенток с улыбкой:
– Здравствуйте, мамочки! У нас новенькие, да?
Новенькая была одна – жена фотографа Ирина. Вера Михайловна обратилась именно к ней, она и откликнулась первой:
– Да, я новенькая.
Вера села на ближайшую к двери койку и, привычно помогая мамочке лечь для визуального осмотра, сказала, повернувшись к Ирине:
– Ваш муж, если не ошибаюсь, фотограф. Он и меня хотел снять…
Ирина поправила, заметно вкладывая в интонацию уважение и любовь к мужу:
– Не совсем фотограф… Он фотохудожник. И он всегда меня поправляет: «Я девушек не снимаю, я фотографирую…» Шутит так.
– Я понимаю, это существенная разница, – кивнула Вера, осторожно пальпируя ноги лежащей перед ней женщины, – и что фотохудожник, и что… не снимает…
Результат осмотра не удовлетворил Веру, она стала серьезней:
– Скажу сразу, что мне очень не нравится – по внешнему виду и по анализам, – обратилась она к лежащей перед ней пациентке. – Отеки, давление 160 на 100 и белок в моче. Как у вас при этом самочувствие?
Женщина, услышав про результаты анализов, сразу сникла:
– Ну, хвастаться не буду. Белок в моче я, конечно, не ощущаю. А давление – да, чувствую. И отеки вижу…
Вера встала, чтобы перейти к Ирине:
– Принимайте все назначения, старайтесь не нервничать… В общем, не будем пока рваться домой, хорошо? Потому что вы нервничаете, а это вам здоровья не добавляет. Ну и ребенку, разумеется…
Мамочка с отеками кивнула:
– Я понимаю… Не буду рваться… Хотя, конечно, сердце не на месте.
– Справятся как-нибудь… – успокоила ее другая соседка по палате, Зинаида.
Вера Михайловна подтвердила:
– Опыт показывает, что пока мама в больнице, семья только теснее сплачивается… Общие бытовые трудности и так далее… Вернетесь домой – и у всех будет праздник!
Вера Михайловна перешла к Ирине, пролистала историю болезни, в которой, однако, было немало заполненных листов:
– Значит, ваш папочка – фотохудожник…
Ирина с заметным удовольствием уточнила:
– Да, и лауреат разных конкурсов…
Вера Михайловна уже достала слуховую трубочку, начала прослушивать живот… Одобрительно кивнула. Еще раз посмотрела в историю болезни. Сделала секундную паузу, а потом продолжила разговор с Ириной:
– У нас с вами сейчас самая главная задача – успешно преодолеть рубеж восьми месяцев. Вместе с вашим мальчиком…
Ирина прижала руку к животу:
– А откуда вы знаете, что у меня мальчик?
Заметив про себя, как особенно, с какой нежностью произнесла женщина слово «мальчик», Вера Михайловна объяснила:
– В истории болезни – результат амниоцентеза. И я… Просто вижу, что у вас – мальчик!..
* * *
Стихийно организовавшееся в ординаторской совещание было открыто, протокол вести не было необходимости: женсовет обеспечил стопроцентную явку, на повестке дня стоял единственный вопрос – поздравление собственного начальника. Не по расположению на местах, то есть – композиции, а больше по выражению лиц участниц, праздничный консилиум напоминал совет в Филях, запечатленный на известной картине. Исключительно по старшинству роль
Кутузова досталась Прокофьевне. В отличие от прославленного полководца, она не только глядела в оба, но и была абсолютно неспособна на компромиссы, наподобие сдачи Москвы французам. Она предлагала массированное наступление:
– Вот, каждый год одно и то же: объявляет, что в армии не служил, подарков не надо… И каждый раз радуется, как ребенок! Я вам так, девушки, скажу: по отдельности ему от нас подарки принимать как-то неловко. Ну, субординацию-то надо соблюдать, а когда каждая с подарочком, со словом, а то и с поцелуями… Неловко ему. Значит, восьмого-то марта и он так всех перецеловать должен… Нет! Накроем, заманим и все вместе поздравим! Что вручим – тому и рад будет.
Таня возразила:
– Вера Михайловна и Наташа купили подарок вдвоем, нас в долю не берут.
– Их дело, а мы стол накроем. Купили и купили, я, к примеру, что ему подарю? – развела руками старушка. – Не спросишь же. Согласна с их подарком.
Вера Михайловна и Наташа сидели за Вериным столом, как две отличницы за институтской партой, Таня, Света и Прокофьевна с озабоченными лицами занимали диван.
Вспомнив, как они с Бобровским встретились перед работой, Вера сказала:
– Может, и наш подарок – не шедевр. Но неужели надо было у него выспрашивать: Владимир Николаевич, есть ли у вас то, нравится ли вам это… Не надо! Ничего мы от него не добились бы и только имели бы глупый вид.
– «Подарки не просят и не обещают, подарки приносят и отдают», – в тему процитировала медсестра Света.
– И заманивать не придется, он сам подготовился, целую сумку притащил. Что там, интересно? – повернулась Вера к подруге.
– Да мало ли чего? Может, он на тренировку после работы идет, в фитнес-центр… – предположила Наташа.
Вера Михайловна рассмеялась с оттенком жалости – не к Наташе, к Бобровскому:
– Ну да, ну да… Думаешь, ему на работе мало фитнеса?… В общем, лишь бы на совещаловку какую-нибудь по случаю праздника не затащили в главный корпус…
– Подарочек, конечно, не по сезону… – пригорюнилась вдруг медсестра Таня.
– А что ему надо было купить – навигатор? Чтобы у него в ушах уже с самого утра от указивок звенело? Или гаджет какой-нибудь навороченный? – развела руками Наташа. – Ну что еще? Парфюм? Банально. И, вообще, мы вдвоем-то не сошлись во мнениях, давайте уже – что есть, то есть… Элегантно, в конце концов. И с намеком: пора отдыхать… Подумать о лете… О море… О солнце…
Размечтавшаяся было о солнце и море Вера вдруг спохватилась:
– Девочки, стихи выучили?
Таня расцвела улыбкой:
– Уже прорепетировали. Хотите, покажем?
Но как раз на этих словах дверь открылась, и в ординаторскую зашел Владимир Николаевич Бобровский, эффектным широким жестом приглашая войти кого-то еще:
