До сих пор я сомневаюсь, был это голос Ангела-хранителя нерожденной души или мой ребенок имел аномальный слух, слыша внутриутробно все звуки и слова, и научился понимать речь.
В общем, я слышала его голос, и никто и никогда не сможет меня разубедить в этом!
Но это еще не все. Второй раз я слушала его не одна, со мной была моя тетя, папина сестра. Сын мой был еще грудным младенцем, когда я была у них в гостях.
В нашем районе отключили горячую воду, а у тети была вода, вот она меня и позвала погостить.
– Я хочу домой, – было сказано ясно и четко, и мы с тетей переглянулись. Видимо, она решила, что ей померещилось. Вряд ли кто может поверить в то, что младенец способен говорить даже не слово, а предложение. Сама я, естественно, не стала с ней этого обсуждать, и не только потому, что трудно в это поверить, но из-за боязни, что пойдет молва и тогда у меня могут забрать ребенка для изучения такого феномена.
У меня было очень сложное чувство к ребенку. Естественно, я его любила, как любая мать любит своего ребенка, но в то же время я боялась его, не понимая его сущность: дар ли это от Бога или уродство? Успокаивала я себя мыслью, что он лучше, совершеннее других, но если честно, то всякий раз, когда он как-нибудь проявлял себя, я изводила себя противоречивыми мыслями. Когда он изредка вскрикивал: «Скорее, я хочу есть», я убеждала себя в том, что это он запомнил мои слова. Ведь когда я его кормила грудью, то всегда приговаривала: «Есть хочет мой маленький. Давай, кушай» – и так далее. Вот он и запомнил мои слова. Иногда, когда он плакал, я слышала: «Спать, спать».
Где-то до двух лет больше ничего необычного не было. Ни знакомым, ни врачам я ничего не говорила – боялась, что ребенка заберут для изучения. Из-за этого я никуда с ним не ходила, ждала, когда феномен исчезнет.
Как-то он мне сказал:
– Мама, я не Слава, я Дима.
После этого перестал откликаться на имя Слава. Интересно, что не только мне, но и всем он говорил, что его зовут Дима. Я стала его звать Дима. Когда сыну исполнилось три года, пришел в гости мой брат. Никогда не смогу забыть тот день. Дима подошел к Володе и говорит:
– Ты же умер, зачем пришел?
И так он повторил несколько раз, несмотря на то что я его одергивала, говоря:
– Нельзя так дяде говорить, видишь, он живой.
– Нет, он умер, умер, – со слезами восклицал Дима, – я вижу, он сгорел, он в своей машине сгорел.
А через два дня после этого Володя действительно сгорел в своей машине.
А однажды сын сказал:
– Папа идет!
Я удивилась, так как он никогда и слова этого от меня не слышал. Через час к нам действительно пришел его отец, мой муж, с которым я развелась.
Оказывается, он пришел только за тем, чтобы я подписала ему документы, что не возражаю против его отъезда за границу и что не имею претензий по алиментам.
Откуда мог знать мой ребенок, что придет его отец и погибнет мой брат?
Теперь о самом главном.
За неделю до своей смерти Дима залез ко мне на колени. Обнял меня, прижался и сказал:
– Я не хочу, чтобы ты плакала, когда я умру. Я не хочу от тебя улетать, но меня ждут.
От его слов мне стало так страшно, что я вся затряслась и заплакала. Плакал со мной и Дима, громко, по-взрослому, будто прощался со мной навсегда.
С того момента я не отходила от него ни на шаг, я держала его за руку, и он спал на моей кровати. Но я не могла постоянно бодрствовать и не усльшала, как он меня покинул.
Утром десятого февраля его не стало. Я проснулась, когда он уже был холодный. Я его не боялась. Я смотрела на него и целовала каждый его пальчик.
Я знаю, у меня был необычный ребенок и, видимо, Бог его забрал к себе. Мне легче так думать, и это помогает жить.
Пишу Вам, чтобы Вы напечатали мое письмо – возможно, у кого-то было подобное. Я прошу: пусть Вам об этом напишут, и я из Ваших книг узнаю, как жили и живут такие дети, как мой Дима.
Прошу Вас также не печатать мое имя и фамилию, думаю, Вам понятно, почему я этого избегаю.
С искренним уважением к Вам».
Я исполнила просьбу моей читательницы, напечатав ее письмо в этой книге. Если кто-нибудь сталкивался с подобным случаем, пишите, и я опубликую вашу историю, сохранив в тайне ваши имена и фамилии.
Покойник приходит на рассвете
Из письма: «Купила Вашу книгу и уверена, что это сама судьба дала мне ее в руки или Ангел мой – не знаю. Я вообще несведущий человек в этих делах.
Это такое чудо! Да, именно так можно назвать Вашу книгу. Пока я ее читала, наревелась досыта, потом стало на душе так светло и спокойно, как будто кто-то мне с небес шепнул: все у тебя будет хорошо.
Возможно, Вы сейчас подумаете: только купила книгу и уже пишет, отнимает время. Но, пожалуйста, не торопитесь с выводами. Сейчас я Вам расскажу историю, которая произошла с моим прадедом и по вине которого в каждой семье нашего рода случается трагедия.
Клянусь Вам всем святым, что у меня есть в этой жизни, – воспоминанием о своей маме, которой уже нет в живых, но которая была для меня самой любимой и хорошей.
Прадед мой воевал и как солдат убивал. Но, видимо, не всех можно безнаказанно обижать. Есть люди, такие как Вы, которые могут спасти доброго человека и уничтожить его врага за пролитую им кровь.
В общем, когда мой прадед пришел с фронта, то он рассказал своей жене, то есть моей прабабке, о том, что с ним случилось. Потом эту историю стали передавать из поколения в поколение, и наконец она дошла и до меня. Для удобства в рассказе я буду говорить «дед Андрей».
Итак, был бой, полк деда Андрея стоял под деревней Чернушкой. Бой был удачным, и наши заняли деревню, взяв в плен неубитых врагов.
Время тогда было сложное, брат воевал против брата, сват против свата. Стали допрашивать одного пленного парни. Моему деду Андрею был приказ выбить из него сведения любыми способами.
Приказ есть приказ. Стал его дед пытать. Пленный умолял деда его убить. Но дед мой издевался над ним до последнего, фактически замучил его. А перед тем как его пытать, он взял у пленного крест и положил его в карман. Маленький медный крестик, раньше такие были у всех простых людей.
Что интересно, как потом сказал дед Андрей, когда он велел пленному снять и отдать ему свой крест, пленный заволновался и стал просить деда не забирать у него этот крест, сказав, что это мать ему надела и умолила никогда его не снимать и что он в этом матери своей поклялся.
Когда дед все же забрал у него этот крест, тот сник и тихо сказал:
– Теперь я пропал…
В общем, никаких сведений он деду так и не выдал. Видимо, ничего этот парень не знал, а был такой же вояка, как и наш дед Андрей.
Последние слова умирающего были:
– Не сдержал, мама, я слово, вот и помираю…
Парень тот остался лежать во дворе, а назавтра опять его не похоронили.
На третий день в их село пришла старуха, вся в черном и такая, что жутко было на нее смотреть. Почему жутко – дед так и не сумел объяснить. Жутко – и все!
Так вот эта женщина подошла именно к деду Андрею и говорит:
– Ты два дня назад замучил моего сына. Я пришла его схоронить.
Когда ее спросили, откуда она пришла, она назвала населенный пункт такой дальности, что за три дня пути добраться ни пешему, ни конному было невозможно, непонятно было и то, откуда ей стало известно, что ее сын замучен. Я, говорит, видела все сама по воде.
Больше всего дед Андрей удивлялся тому, что ее не убили, все сделали, как она просила, то есть отдали ей тело сына.
Все эти вопросы возникли у деда тогда, когда женщина, положив тело своего сына на подводу, уехала. Подвода эта тоже неизвестно откуда у нее взялась. Этот вопрос почему-то никого не волновал – видно, оморочила она всех.
Разговор с ней он вспомнил много месяцев спустя. А в тот момент он видел только ее цепкий взгляд из-под черной шали и слышал вопрос:
– Зачем ты отнял у моего сына заговоренный крест? Пока он на нем был, ни ты и ни одна гадина его бы не убила! Запомни мои слова раз и навсегда: отныне в каждом вашем поколении будет потеряно то, что ты силой отнял у моего сына. Жить вы все будете только до того возраста, сколько ты дал прожить моему сыну, а ведь ему было только двадцать весен!
Когда она это говорила деду, он все слышал, все понимал, но не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой.
Со стороны могло показаться, что стоит мужик и беседует с бабой. Но если бы только кто-нибудь глянул ей в глаза…
Дед говорил, что, пока он с ней разговаривал, у нее трижды поменялся цвет глаз.
Полностью он вспомнил все, лишь когда вернулся с войны. Вернувшись, он увидел, что его дочь покалечена. Она наткнулась на вилы и этим лишила себя глаза.
С той поры каждый раз перед очередной бедой дед видел, как перед рассветом по его комнате проходила тень. Он понимал, что это мать того парня, которого он замучил и сгубил, отняв у него заговоренный от смерти крестик.
В нашем роду во всех семьях одни инвалиды и в каждой семье обязательно умирает один человек, не дожив до двадцати лет.
