Хайден отступил немного назад, словно ему было неприятно стоять рядом с Лотти.
– Полагаю, что работа над этим романом доставляла тебе немалое облегчение, – сказал он, – особенно после того, как ты избежала «ледяного прикосновения руки, испачканной невинной кровью».
– Ты что, весь роман наизусть выучил? – озадаченно спросила Лотти.
– Нет, только отдельные пассажи, – ответил Хайден. – В основном те, где речь идет о моей «небывалой распущенности» и «не сходящей с губ холодной и зловещей улыбке».
– Речь шла не о твоей улыбке, – простонала Лотти, – а об улыбке Герцога. Я же писала роман, а не твою биографию.
– Следовательно, все совпадения между мной и этим Ужасным Герцогом совершенно случайны? – скептически усмехнулся Хайден. Улыбка у него получилась точь-в-точь как у героя романа – холодной и зловещей.
Лотти сглотнула, стараясь не сгореть от стыда.
– Признаюсь, я ввела в канву романа отдельные элементы из твоей жизни, но клянусь, что никогда не писала, будто ты являешься убийцей, продавшим душу дьяволу.
– Может быть, кто-нибудь тебе и поверит, – с сомнением сказал Хайден, и улыбка его растаяла.
Лотти, глядя на него, подумала о том, что, возможно еще не все потеряно и она сможет еще все поправить, особенно если честно покается в собственных грехах.
– Так почему бы тебе не позволить, чтобы я доказала твою правоту и невиновность? – спросила она, делая шаг вперед.
– Не понимаю, чего ты от меня хочешь? – ответил Хайден, поправляя упавшую на глаза прядь волос.
Лотти глубоко вздохнула и выпалила:
– Я прошу тебя позволить мне рассказать всем твою истинную историю, а не ту, о которой пишут в газетах.
– А ты не находишь, что сейчас уже поздно менять характер описанного тобой Ужасного Герцога? – сочувственно спросил Хайден.
– Это никогда не поздно, – ответила Лотти, делая еще один шаг вперед, – особенно если найдется человек, который поверит в него.
– Но вы же пишете ужасы, а не сентиментальный роман, миледи.
Лотти почувствовала холодок под сердцем. Он снова назвал ее на «вы». Назвал «миледи», а не «мой ангел» и не «сладкая Лотти».
– Речь идет не о том, чтобы попытаться сделать монстра добрым, – потерянно сказала она. – Я говорю о том, чтобы вернуть доброе имя человеку, которого подозревают в убийстве собственной жены, но который на самом деле любил ее сильнее, чем самого себя.
Лотти пыталась говорить спокойно, но сказанные ею самой слова рвали ее сердце на части.
Хайден вздохнул и подошел к обрыву, встав в нескольких шагах от Лотти. Посмотрел на море, поднял голову к низкому серому небу, на фоне которого четко вырисовывался его профиль.
– Для того чтобы вернуть твое доброе имя нужно только одно: узнать правду о смерти Жюстины, – сказала Лотти, приближаясь к Хайдену. – Ты заявил полиции, что это был несчастный случай. Она выпила лауданум? Ушла из дома, заблудилась в тумане и сама сорвалась с обрыва? Наступила на камень, поехавший у нее под ногой, или зацепилась за край скалы платьем? Расскажи мне, что случилось в ту ночь, это единственное, о чем я тебя прошу. Позволь мне помочь тебе!
Она притронулась к руке Хайдена. После вчерашней ночи она окончательно поверила в то, что его руки, такие нежные и ласковые, не могут быть руками убийцы.
Почувствовав прикосновение, Хайден резко повернулся, твердо взял жену за плечи и подвел к краю обрыва.
– Вы сказали, что хотите знать правду, миледи? Но что, если эта правда окажется совсем не такой, как вы ожидаете? Что, если она не годится для счастливого конца романа? Что тогда?
Лотти отшатнулась от мужа. Несколько мелких камешков сорвались у нее из-под ног и улетели в пропасть. На секунду лицо Хайдена стало печальным, но тут же вновь застыло, словно на него надели маску.
Затем Хайден отвел Лотти от обрыва и резко сказал, осторожно снимая со своей руки ее руку:
– Возвращайся в Лондон вместе с Недом, Лотти. Заканчивай там свой роман. Пусть Ужасного Герцога постигнет заслуженное возмездие, а твоя героиня вновь обретет свободу. Пусть она найдет своего героя. И не проси меня о том, чего я не могу тебе дать.
С этими словами Хайден повернулся и пошел к дому оставив Лотти одну, с прижатыми к груди исписанными листами.
День отъезда из Оукли-Мэнор оказался удивительно похожим на тот день, когда Лотти впервые приехала в этот дом. Ветер, так же заунывно завывающий над пустошами, то же свинцовое море на горизонте, то же серое низкое небо над головой. Если бы не робкая зелень, покрывшая склоны холмов, можно было бы подумать, что в этот край никогда не приходит весна. Она казалась Лотти какой-то далекой, несбыточной мечтой, как и ночь, проведенная ею в объятиях Хайдена.
Почти все слуги вышли проводить хозяйку, однако ни Хайдена, ни Аллегры с ними не было. Мегги вытирала мокрые глаза краем фартука, а рядом с ней, горестно поджав губы, застыл Жиль. Марта неожиданно принялась всхлипывать, и тогда миссис Кэвендиш, не повернув головы, вытащила из кармана свой носовой платок и протянула его старой няне.
Сопровождать Лотти и Гарриет до самого Лондона должен был Нед, но и ему не под силу было разогнать царившую вокруг тоску. Он уже усаживал Гарриет в карету, когда из дома выбежала Аллегра, а вслед за ней появилась и фигура мисс Тервиллиджер. К счастью, она согласилась остаться в Оукли-Мэнор, понимая, что как никогда будет нужна теперь своей маленькой воспитаннице.
Аллегра остановилась перед Лотти и протянула ей старую одноглазую куклу.
– Вот, – сказала она, – возьми. Я не хочу, чтобы ты оставалась одна.
Тронутая до глубины души, Лотти подержала в руках куклу, погладила ее по волосам и сказала, возвращая ее Аллегре:
– Знаешь, ей никогда не нравился Лондон. Она всегда говорила мне, что это неподходящее место для королевы пиратов. Присмотри за ней, пока я не вернусь, – Лотти пылко обняла девочку и шепнула ей на ухо: – А я обязательно вернусь, обещаю.
Затем Лотти выпрямилась и подтолкнула Аллегру в надежные руки мисс Тервиллиджер. Передав свою трость слуге, старая гувернантка обняла Аллегру за плечи, заставляя девочку расправить спину.
Нед с унылым видом протянул Лотти свою затянутую в перчатку руку. Лотти оперлась на нее и забралась в карету. На сиденье уже стояла корзина с кошками. Нед вошел следом и уселся рядом с Гарриет. Несколько недель тому назад, когда Лотти впервые приехала сюда, она тосковала по дому. Сейчас ей казалось, что, уезжая, она оставляет здесь частичку своего сердца.
Карета тронулась, и Лотти высунулась в окно, чтобы в последний раз взглянуть на дом. И хотя в стеклах окон отражалось одно лишь серое небо, она знала, что за одним из них стоит Хайден, который сделал свой выбор, предпочтя Лотти общество бесплотных призраков.
