— Да, вероятно, — туманно и не совсем утвердительно сказал Квентин. — Но как ты сюда попал?
— В Филлори я всюду дома, дитя мое.
— Это понятно, но ведь ты мог бы просто перенести нас сюда — не пришлось бы морем пилить.
— Да. Мог бы.
Ладно, проехали. «Мунтжак» стоял в бухте, как кораблик в бутылке, на берегу виднелись костры и одеяла, но Эмбер шпарил вверх, не давая полюбоваться видом. Ему хорошо, он баран. Может, разрешит сесть на себя верхом? Нет, вряд ли.
— Я вот думаю насчет этих семи ключей… Если ты вездесущий и всеведущий, что ж ты сам их не соберешь? Если для королевства это жизненно важно? За полчаса бы управился.
— Здесь действует Высшая Магия, дитя, а ей подчиняются даже боги.
— А-а, ну еще бы. Я и забыл. — Высшая Магия появлялась на сцене каждый раз, когда Эмбер не хотел что-то делать или в сюжете появлялась дыра.
— Не думаю, что ты понимаешь это, дитя. Есть вещи, которые должен делать человек, а не бог. Тот, кто исполняет предназначение, не просто находит что-то — он становится кем-то другим.
Квентин остановился передохнуть. Оранжевая полоса легла вдоль всего восточного горизонта.
— Кем же это?
— Героем, Квентин. — Они возобновили подъем. — Филлори, кроме богов и королей с королевами, нуждается в герое и в семи ключах, которые тот добудет.
— Немного же ему нужно.
— Ему нужно все.
Эмбер тяжеловесно, но величественно перепрыгнул на скальный купол, оказавшийся вершиной горы. Его глаза, взиравшие на Квентина сверху вниз, формой напоминали арахис — овцам, кажется, нужен такой разрез, чтобы засекать волков периферическим зрением, но все равно не по себе как-то.
— Ничего себе запросы.
— Филлори требует то, в чем нуждается. А чего просишь ты, Квентин? Что нужно тебе?
Квентин приготовился к очередной порции упреков и псевдомудрости, но Эмбер неожиданно задал дельный вопрос. Действительно, что? Он хотел вернуться в Филлори — и вернулся. Сначала рвался назад в Белый Шпиль, а теперь вроде бы нет. Испытал настоящий ужас, чуть было не лишившись Филлори, но в конце концов нашел путь назад. Теперь он ищет ключи. Хочет, чтобы его жизнь была интересной и прошла не напрасно. Хочет помочь Джулии. На все для нее готов, знать бы только, что делать.
— Похоже, я хочу быть героем. Как ты и сказал.
Эмбер обернулся мордой к восходящему солнцу.
— Хорошо. У тебя будет шанс.
Квентин тоже залез наверх и стал смотреть на восход. Он хотел спросить Эмбера, что сейчас происходит на другом краю света и есть ли у Филлори край, но Эмбера больше не было: он стоял на вершине один.
Ничего себе — взял и пропал. Квентину его почти что недоставало. Всегда лестно побыть рядом с богом, даже когда бог — это Эмбер.
Потянувшись, он спрыгнул с валуна и поскакал вниз, на берег. Ему не терпелось рассказать об этом другим, хотя все происшедшее уже начинало казаться сном — такие снятся утром при задернутых шторах, когда ты уже наполовину проснулся, и вспоминаются вечером, когда снова ложишься спать. Интересно, встали ли уже остальные — может, удастся вздремнуть еще.
Перемены в пейзаже ему следовало бы сразу заметить, но в гору он взбирался ускоренным темпом, беседуя на ходу с богом, да и натуралистом отродясь не был. Разницы между приметным буком и столь же приметным вязом он, хоть убей, не увидел бы.
Несмотря на это, он стал сомневаться, той ли дорогой спускается — камней и голой земли сейчас вроде бы стало больше, чем зелени. Но лезть назад и отыскивать другой спуск ему не хотелось, а солнце, всходящее справа, служило хорошим ориентиром. В крайнем случае он сделает крюк по берегу и к завтраку авось придет вовремя.
Но кое-чего он игнорировать не мог, хотя и старался: тени не укорачивались, как им полагалось по всем статьям, а наоборот, удлинялись. Это значило, что оранжевое зарево на горизонте из восхода преобразилось в закат, а он очутился на другой стороне острова. Но как же это возможно?
Получив удар мечом, Квентин и это не сразу заметил — просто зашатался вдруг, и левая рука онемела.
— Черт! — Он коснулся здоровой рукой холодной земли. Позади стоял крупный молодой человек, круглолицый, бледный, с козлиной бородкой. Соединял их короткий меч, застрявший в ключице Квентина, и незнакомец силился его вытащить.
В свое время кентавры, восстанавливая откушенное Мартином Четуином, заменили одну ключицу своего пациента деревянным протезом. Это и спасло Квентина: противник, к счастью, рубанул его не с той стороны.
— Вот же сукин сын, — сказал Квентин непонятно кому — человеку с мечом или парнокопытному божеству. Попытаться выиграть матч по перетягиванию меча было бы только разумно, но в тот момент ему хотелось извлечь его из себя не меньше, чем незнакомцу. Квентин в помрачении ухватился за клинок и порезал ладонь, а неизвестный уперся сапогом ему в спину и выдернул-таки свое оружие.
Они стояли лицом к лицу, тяжело дыша. В полной тишине, между прочим: реальные бои происходят без саундтрека. Незнакомец в легких доспехах и чем-то синем вроде мундира был еще моложе, чем Квентин. Эта встреча на уединенном острове, в косых утренних (вечерних) лучах носила странно интимный характер. Квентин, как всякий безоружный при столкновении с вооруженным противником, приплясывал на месте, точно баскетбольный защитник, блокирующий корзину. Опасаясь проиграть, он начал шептать персидские обморочные чары, которые можно навести и одной рукой, ведь левая у него не…
Юноша повел себя неспортивно. Не дожидаясь, когда Квентин закончит, он сделал колющий выпад. Квентин вильнул вправо недостаточно быстро, и меч поранил ему правый бок. Сначала вторжение скрежещущего по ребрам металла показалось ему просто странным; это ощущение сменилось почти приятным теплом, а тепло — палящим жаром, как будто юноша раскалил свой меч добела.
— Ах-х… — Квентин втянул воздух сквозь зубы, как делал не раз, порезавшись кухонным ножом.
Юноша был, по всему, солдат, то есть профессиональный убийца — раньше Квентин не задумывался над синонимичностью этих понятий. Он не обладал изяществом Бингла, убивал, как блины пек, и всерьез собирался прикончить Квентина. Даже не запыхавшись, он вытащил меч, намереваясь поразить им что-нибудь жизненно важное. — işik! — крикнул Квентин и щелкнул пальцами. Это таилось в его подсознании с самого уинстонского убежища и вот теперь выскочило. На земле между ними вспыхнул огонь. Солдат невольно попятился, и Квентин, воспользовавшись его недолгим испугом, применил свои обморочные чары.
Солдат выронил меч и упал в траву. Квентин держался за бок, сознавая, что чуть не погиб. Боль пульсировала, как пламя — то ли в нем, то ли в сумеречном небе. Его вырвало вчерашней рыбой, но легче ему не стало — наоборот.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
