— Вы узнаете это, госпожа Кэйсо-ин? — спросил Сано и прочел: — «Ты не любишь меня. Как бы мне ни хотелось в это верить, я не могу больше отрицать очевидное».
Озвучивая горькие обвинения, ревнивую страсть и мольбы о любви Харумэ, Сано время от времени смотрел на реакцию слушателей. Глаза Кэйсо-ин раскрывались все шире и шире, она осунулась от потрясения. Скептицизм на лице Рюко сменился испугом. Они походили на схваченных за руку преступников. Сано не ощущал особого удовлетворения. Добиться обвинения госпожи Кэйсо-ин будет непросто при судебной системе, которую контролирует ее сын, — ценой попытки может стать собственная жизнь.
— «Я хочу увидеть, что ты тоже страдаешь. Я могла бы ударить тебя ножом и смотреть, как по капле вытекает кровь.
Могла бы отравить тебя и наблюдать за твоими муками. Когда ты будешь молить о пощаде, я лишь засмеюсь и скажу: „Вот каково это — чувствовать! Если ты не будешь любить меня, я тебя убью!“»
В комнате воцарилось молчание. Госпожа Кэйсо-ин и Рюко сидели как парализованные. Из-за дыма, запахов еды и удушающего жара Сано подташнивало.
Кэйсо-ин зашлась в кашле, хватаясь за горло.
— Помогите! — выдохнула она.
Рюко похлопал ее по спине.
— Воды! — приказал он. — Она подавилась едой!
Хирата вскочил и налил монаху воды из глиняного кувшина, тот поднес ее к губам Кэйсо-ин.
— Попейте, госпожа, — требовательно проговорил Рюко.
Ее лицо покраснело; после того как ее вырвало, Кэйсо-ин захрипела, глаза наполнились слезами. Она стала жадно пить воду, проливая на кимоно.
Рюко гневно взглянул на Сано:
— Посмотрите, что вы натворили!
Сано помнил, как Кэйсо-ин упала в обморок, услышав, что Харумэ убили. Что это было? Спектакль, разыгранный с целью скрыть, что ей это уже известно? Умный ход или действительно горе?
Кэйсо-ин откинулась на подушки, Рюко обмахивал ее веером.
— Вы написали Харумэ это письмо. Вы угрожали убить ее, — сказал Сано.
— Нет, нет… — Госпожа Кэйсо-ин, протестуя, слабо махнула руками.
— Где вы это взяли? — спросил Рюко. — Дайте мне взглянуть.
Сано поднял письмо, держа его на безопасном расстоянии от монаха, — он не хотел, чтобы улика сгорела в угольной жаровне.
— В комнате Харумэ, — сказал он.
— Этого не может быть! — в один голос вскричала парочка. Лицо Рюко стало пепельно-серым, в глазах заплескался ужас. Резко выпрямившись, госпожа Кэйсо-ин сказала:
— Я действительно написала это письмо. Но не Харумэ. Оно предназначалось самому любимому человеку, который как раз здесь присутствует! — Она немощной рукой вцепилась Рюко в рукав.
Умелый ход, обдумать который она успела благодаря застрявшей в горле пище? Рюко тоже быстро пришел в себя.
— Госпожа говорит правду, — подтвердил он. — Каждый раз, чувствуя, что я недостаточно внимателен, она гневается и изливает свои обиды в письмах. Иногда она угрожает меня убить, хотя на самом деле и не помышляет об этом. Это письмо я получил несколько месяцев назад. Как обычно, мы помирились, и я вернул его ей.
— Да, да, все именно так, — закивала Кэйсо-ин.
Монах уже полностью контролировал себя, однако под его спокойствием Сано чувствовал затаенный страх.
— В этом письме нет доказательств, что оно написано Харумэ, — сказал Рюко. — Вы ошиблись, сёсакан-сама.
— Но в нем также нет ничего, что указывало бы на вас, — возразил Сано. — И я нашел его спрятанным в рукаве кимоно Харумэ. Как вы объясните это?
— Она… она, видимо, украла его из моих апартаментов, — выпалила Кэйсо-ин. Она не умела так прятать эмоции, как Рюко, ее громкое учащенное дыхание выдавало испуг. — Да, видимо, так и есть.
— А зачем ей было это делать? — спросил Сано, которого не убедили слова Кэйсо-ин. Парочка смотрела на него в молчаливом смятении. Явственный запах страха наполнял комнату. Сано понимал, что он исходит не только от Кэйсо-ин и Рюко, но и от них с Хиратой. Он выдал последнюю, решающую улику: — У нас есть свидетель, который слышал, как вы замышляли убийство Харумэ и ее неродившегося ребенка, чтобы его превосходительство оставался сёгуном до конца дней, а вы сохранили свое влияние на него.
— Это ложь! — воскликнула Кэйсо-ин. — Я никогда бы не совершила столь ужасной вещи, и мой любимый тоже!
— Какой свидетель? — спросил Рюко. Потом замешательство на его лице сменила догадка. От злости у него обострились скулы. — Это Ишитэру, коварная шлюха, которая спит и видит, чтобы заменить мою госпожу в роли матери правителя Японии. Это она оболгала нас, поскольку сама убила Харумэ! — Он пристально смотрел на Сано. — А вы хотите обвинить нас в убийстве, чтобы самому контролировать сёгуна. Вы сфабриковали дневник, подбросили письмо и заплатили отцу Харумэ, чтобы бросить подозрение на мою госпожу.
Сано охватило отчаяние. Значит, вот такой будет линия зашиты Кэйсо-ин и Рюко против его обвинений. Несомненно, это покажется достаточно убедительным не слишком проницательному Цунаёси Токугаве.
— Предположим, что Харумэ имела доступ в ваши апартаменты, — сказал Сано, — но ведь и вы могли побывать у нее. Это вы подмешали яд в тушь, госпожа Кэйсо-ин?
— Нет. Нет! — Ее голос сорвался, лицо Кэйсо-ин побледнело, и она схватилась за грудь.
— Госпожа, что с вами?! — всполошился Рюко.
— Где вы находились сегодня между часом змеи и полуднем? — обратился к нему Сано.
— Я медитировал у себя дома.
— Вы были один?
Кэйсо-ин страдальчески охала.
— Да, я был один. К чему вы клоните на этот раз? — В голосе монаха сквозило нетерпение.
— Торговец, который продал яд убийце Харумэ, сегодня был убит, — сказал Сано.
— И у вас хватает дерзости предполагать, что это сделал я? — Злость на лице Рюко не скрывала испуга. На его халате проступали темные пятна пота, руки дрожали, когда он укладывал стонущую Кэйсо-ин на подушки.
— Кто-нибудь может подтвердить, что этим утром вы не были на пристани в Дайконе?
— Это нелепость! Я не знаю никаких торговцев лекарствами. — Рюко погладил лоб своей покровительницы. — Что с вами, госпожа?
— Это приступ, — прошептала госпожа Кэйсо-ин. — Помогите… у меня приступ!
— Стража! — крикнул монах Рюко. — Приведите доктора Китано. — Потом он повернул к Сано искаженное яростью и страхом лицо: — Если она умрет, то виноваты в этом будете вы!
Сано не верил, что старухе действительно плохо, и не собирался дать ей своими трюками отвлечь его от установления факта, что у Рюко нет алиби на время убийства Шойэя. Неопровержимость улик заставила его перейти черту, которую он так надеялся никогда не пересекать.
— Я вынужден обвинить вас обоих в убийстве Харумэ и ее нерожденного ребенка, — сказал он, ощущая невыносимую тяжесть в душе. — И в заговоре против режима Токугавы.
Теперь сёгуну решать, где правда, а где ложь. Обменявшись смиренными взглядами, Сано и Хирата поднялись, чтобы уйти.
— Вы преступники! — крикнул им монах Рюко, когда госпожа Кэйсо-ин с рыданиями попыталась подняться. — Вы затеяли заговор против моей госпожи ради продвижения по службе да еще поставили под угрозу ее здоровье. Но вам это не сойдет с рук. Когда его превосходительство обо всем узнает, мы посмотрим, кто сохранит его расположение… а кто умрет изменником!
Дверь открылась, и монах облегченно воскликнул:
— Ну наконец-то, доктор!
Однако это оказался один из детективов Сано, которого сопровождали дворцовые стражники. Он протянул свернутый лист бумаги.
— Простите, что прерываю вас, сёсакан-сама, но у меня срочное послание от вашей жены. Она настаивала, чтобы вы прочли его до того, как покинете это место.
Сано с удивлением смотрел на письмо, недоумевая, что могла сообщить Рэйко, не дожидаясь его возвращения домой. Пока Рюко хлопотал возле Кэйсо-ин, Сано прочел:
«Досточтимый муж!
Хоть вы и приказали мне держаться подальше от расследования убийства, я снова не послушала вас. Но, прошу вас, не гневайтесь на меня и внимательно отнеситесь к моим словам.
Я узнала из достоверного источника, что актер Ситисабуро, переодевшись женщиной, тайно проник в Большие Внутренние Покои в день смерти госпожи Харумэ. Он взял что-то в спальне госпожи Кэйсо-ин и переложил в комнату госпожи Харумэ. Я уверена, что это было письмо, призванное навлечь на госпожу Кэйсо-ин подозрения в убийстве. Еще я уверена, что Ситисабуро украл письмо по приказу канцлера Янагисавы и подбросил его на место преступления для того, чтобы вы его нашли. Видимо, канцлер пытается подставить госпожу Кэйсо-ин и вынудить вас обвинить ее в убийстве.
Ради вас и меня, умоляю, не попадитесь в эту ловушку!
Рэйко».Потрясенный Сано онемел. Потом он молча передал письмо Хирате. Несмотря на свои прежние сомнения в детективных способностях Рэйко, он вполне оценил ее версию. Сано понял, что госпожа Кэйсо-ин для Янагисавы еще больший соперник, чем он сам. И план был явно в его духе. Это объясняло и его доброжелательность, которую он демонстрировал в последнее время: канцлер надеялся в скором времени избавиться и от Сано, и от госпожи Кэйсо-ин — основного препятствия на пути к власти. Его шпионы, видимо, узнали о существовании письма во время очередного обыска Больших Внутренних Покоев. Он помогал Сано и противодействовал попыткам Кэйсо-ин прекратить расследование, поскольку хотел, чтобы письмо стало достоянием гласности. Известие о беременности Харумэ играло ему на руку, переводя заурядное убийство в разряд государственной измены — преступления, которое уничтожит его соперников.
