Разумеется, Высоцкий объединил их неслучайно, так как в обоих случаях раз-батывается одна и та же тема: в «Путешествии в прошлое» лирический герой оказался в богатом доме, а в «Случае» — в обществе директора ателье, то есть тоже богатого человека323. Поэтому между двумя песнями наблюдаются закономерные совпадения: «Ой, где был я вчера…» = «Мне в ресторане вечером вчера…»; «А потом кончил нить…» = «Я выпил залпом…»; «Начал об пол крушить / Благородный хрусталь» = «…и разбил бокал»; «Донимал их своими аккордами» = «Я три своих аккорда перебрал»; «Донимал их блатными аккордами» /2; 337/ = «Мне кажется, что я к утру играл / В цыганском, не в привычном переборе» /3; 350/ (известно, что, исполнив на одном из домашних концертов песню «Она — на двор, он — со двора…», Высоцкий дал такой комментарий: «Вот это блатная цыганочка такая у меня была»324); «Будто песни орал» = «Запел и запил от любви к науке»; «А наутро я встал — мне давай сообщать..» = «Я шел домой под утро, как старик».
И напоследок разберем еще одну строку из «Путешествия в прошлое».
А отец, — говорил, — у меня генерал325.
По воспоминаниям фотографа Валерия Нисанова, отец Высоцкого действительно был генералом, а точнее — полковником: «Семен Владимирович — редкостное чудовище. С Володей постоянно ругался. Сидим как-то с Володей. Звонит Семен Владимирович с криком: “Когда прекратишь позорить родного отца, полковника бронетанковых войск, своими дурацкими песенками![550] [551] [552] [553] [554] Я тебя в сумасшедший дом загоню!” — “Ты? Меня? В сумасшедший дом? Только благодаря Марине я с тобой начал вообще разговаривать”, - только и смог ответить Володя»327.
Фраза Нисанова насчет Марины Влади подтверждается воспоминаниями Давида Карапетяна: «До появления Марины у Володи с отцом были очень напряженные отношения. Володя жаловался: “Он меня совсем не понимает. Ругает меня, считает, что я его позорю, а я ему говорю, что пою правду, никакую не антисоветчину, но он меня не слышит…”328. <.. > Но вот появилась Марина. И начались чудеса. Семен Владимирович тут же стал теребить пропащего сына: “Когда же ты познакомишь меня с невестой?”. <.. > Володя невесело рассказывал: “Начались активные действия со стороны отца. Мол, давайте дружить семьями, чаще видеться. Ты знаешь, мне за него делается стыдно — он передо мной прямо-таки заискивает”. Его поражало, что в таком возрасте человек может так внезапно измениться только из-за того, что его сыном увлеклась респектабельная иностранка. Сильно покоробила Володю и малоприятная история с “Жигулями”, купленными отцом вроде бы для него. И здесь, судя по рассказу сына, Семен Владимирович оказался не на высоте”»329.
О том, что Семен Владимирович считал сына антисоветчиком, свидетельствует также сосед Высоцкого по лестничной площадке в доме на Малой Грузинской Теодор Гладков (автор книги о Джоне Риде в серии ЖЗЛ): «Отец относился к Володе как к антисоветчику и позору семьи. Он был военным, и все творческие рефлексии ему были чужды»330.
Причем, по словам драматурга Эдуарда Володарского, Высоцкий-старший своего сына «даже не пускал в дом, и он вынужден был скитаться по квартирам друзей»[555] [556] [557]. А двоюродная тетя Владимира Высоцкого Людмила Леоновна Ярёменко говорит, что «Володя в свое время очень материально нуждался. Скитался с Мариной Влади по чужим углам. У них не было даже своего места, негде было жить. Это разве нормальное явление? А отец был при деньгах, мог ему помочь, но не захотел»332.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Тот же Володарский вспомнил случай, относящийся к 1966 году: «Был эпизод, когда мы сидели в коммуналке у Володьки Акимова на Садово-Каретной. Был Артур Макаров, я, Высоцкий… Был магнитофон “Астра”. Мы сидели, поддавали, кто у стенки прислонился, кто на полу, решали, кто пойдет в угловой магазин “Гастроном”, там сейчас компьютеры продаются. Вдруг звонок. Акимыч говорит: “Это ко мне! Кто это? Не ждем никого!”. Входит отец Высоцкого: “Пьете, бл…и! Володя, что ты делаешь! Меня в КГБ вызывали! Что ты позоришь семью, фамилию позоришь! Так твою мать! Я воевал, я — боевой офицер!”. Как гребанул сапогом по этой “Астре” — она пополам развалилась»333.
Похожий эпизод припомнил Игорь Кохановский: «Даже Семен Владимирович пенял сыну: “Ты что, твою мать, пишешь, что поёшь?! Меня генерал вчера вызывал, просил: усмирите своего!”»[558].
Вторая жена Высоцкого Людмила Абрамова также вспоминала о его непростых отношениях с отцом: «Конечно, Семен Владимирович спорил с Высоцким. Конечно, Семен Владимирович против очень многого возражал. Очень многое он просто, может быть, и понять не мог. Например, человек, кадровый военный, проведший всю войну на фронте в действующей армии, как он мог относиться к первым Володиным песням? “Блатные, блатные песни. Ты чем занимаешься?”»[559]5.
Существует свидетельство Артура Макарова о том, что отец Высоцкого написал на него письмо в КГБ, дабы «принять меры»: «Лишь однажды я видел слезы в его глазах. Мы сидели у Гладкова[560] — Прохоренко, Тарковский и я. Володя пришел позже… Чтобы рассказать, что отец написал на него письмо в соответствующую инстанцию. И, словно стыдясь минутной размягченности, крепко сжал мои руки: “Ты же знаешь, Артур, я совсем не такой слабый…”»[561].
Марина Влади также обвиняет Семена Владимировича в доносительстве: «Пьяница, антисоветчик, ренегат, никчемный человек, бездельник, негодяй, враг народа, безумец, плохой отец, не заботящийся о детях, плохой сын, потаскун, путающийся с иностранкой, — так называли вы своего сына, Семен Владимирович. <.. >
Ваши заслуженно полученные в ратном деле ордена и медали не дают вам права теперь фальсифицировать правду. Вы ничего и никогда не понимали. Крик души вашего дитя казался вам блажью. Вы в вашей мелкобуржуазной военной среде осуждали его образ жизни.
Вы доносили на него в те дни, когда ожидали очередного повышения в звании, хотя, несмотря на все ваши уловки, добраться до самого верха вам не удалось.
Если даже по наивности вы не подозревали о причиненном ему зле, то это двойное преступление: вы были несправедливы просто к человеку, а тем более к сыну.
На протяжении двенадцати лет я пыталась вас примирить. Боже, как тягостно мучительны были ваши званые обеды!
Вас беспокоило только одно — сохранить дорого доставшееся законное право. Вы настаивали на том, чтобы он писал пустые бездумные стихи, вас пугало необычное и опасное для вас поведение вашего сына. Вас никогда не интересовало его творчество. До вас никогда не доходило, за что боролся ваш сын, так как это не вписывалось в модус вашей жизни»[562].
В интервью телепрограмме «Взгляд» (Ленинградское ТВ, 02.04.1989) Марина Влади также упомянула это письмо-донос: «Я видела, как он страдал, не видя своих детей, он же был нормальный человек, а ему этого не давали. Я тоже добивалась, чтобы отношения с матерью и отцом были лучше, потому что они были сложными, особенно после того, как отец написал письмо на Володю в инстанции, говоря, что он антисоветчик и пьяница. Это убило Володю. Но это он рассказал мне сам, так что я могу это спокойно сказать, и очень многие люди об этом знают»[563] [564] [565] [566].
