Глава 15. Большая удача
Все мои агенты были в движении: трое или четверо из них постоянно были в Германии, и такой кругооборот приводил к тому, что я получал по пять-шесть донесений в месяц.
Однажды просматривая объявления моей базельской газеты, я узнал, что продается балдахин. Шмидт даже добавил слово «dringend»[31]. Я как раз был в Берне. Тремя часами позже я позвонил в его дверь.
— Ах! Он вам очень обрадуется! — воскликнула его жена, открывая дверь, — со вчерашнего дня он уже не может усидеть на месте.
Но, узнав мой голос, он прибежал из глубины своей спальни.
— Баварский горный корпус уехал вчера утром; граница закрыта даже для снабженцев, но таможенник, которого я знаю в Сен-Луи, все же смог мне рассказать, что поезда следуют безостановочно друг за другом по мостам через Рейн; все идут на восток. Хорошая работа, да?
Он засиял от радости, но потом забеспокоился:
— Что они затевают, эти чертовы «боши»? Они собираются вышибить дверь, открытую где-то на востоке. Вы увидите, они доберутся до Индии!
На следующий день движение на границе возобновилось после двухсуточного перерыва. Эмиль незамедлительно помчался туда, и я узнал, что все тылы эльзасского фронта эвакуированы, но войска постоянно передвигаются по мостам Верхнего Рейна. Юбер возвратился в Швейцарию с некоторой задержкой; он прибыл из региона Мюнхена и его сведения подтвердили мне, что баварские части оставили Эльзас и передислоцируются на восток.
Население Мюнхена ожидает больших событий, уже без энтузиазма первых месяцев войны, а с печальной уверенностью, что новые победы обойдутся очень дорого.
— В Баварии, — сказал Юбер, — они все терпеть не могут Saupreussen[32], которые, как они говорят, «ведут войну своими громкими воплями, а мы — кровью наших детей. Всякий раз, когда становится горячо, нам приходится это расхлебывать». Чего им еще нужно на Балканах или в Турции, так как похоже, что действительно именно на юго-восток направляется весь этот поток людей?
Я не знал, о чем думали у нас; майор оставался скептически настроенным; Юго-восток, он не видит…
Наконец, после моего напряженного ожидания, меня вызвал к себе Гроссман, и я ввалился к нему через четыре часа. — Вот вам новости, — произнес он, втолкнув в свой рабочий кабинет, где я нашел человека в возрасте от сорока пяти до пятидесяти лет, энергичного, простого, но полного спокойной уверенности. Знаменитый Жером, который послал прогуляться к нам доктора X. до Вердена!
— Вот, — сказал он и высморкался. — Доктор меня вчера вызвал в Карлсруэ; он там, в госпитале, и делает операции. После больших боев, вы знаете…
— Да, да, мы знаем, — сказал Гроссман, — продолжайте, продолжайте!
— Если вы меня постоянно будете перебивать, это продлится еще дольше. После Вердена он вернулся в тыл, оставался некоторое время в Штутгарте и теперь он в Карлсруэ, как я вам сказал. Совсем недавно он узнал от друзей из Штутгарта, что там была проведена массовая передислокация войск.
— Да, на юго-восток, — сказал я, — мы это знаем.
— На юго-восток, если хотите, но скорее на юг. И вот, все эти войска были с новым оружием, и у них было много полевой артиллерии, легких гаубиц и пулеметов.
Он замолчал, и я подумал, что он закончил. Немного разочарованный, я спросил:
— Знаете ли Вы, что это за войска?
— Да, вначале все, которые дислоцировались в Эльзасе в течение недель, две дивизии, стоявшие в Нижнем Эльзасе, еще одна гвардейская дивизия, которая была ближе к Мюлузу и дальше на юге баварский горный корпус, отборные части. Эти, как мне сказал доктор, получили много новых кожаных наколенников ремней, и лямок, «чтобы подниматься в Альпы».
— В Альпы! — воскликнул я.
— Да, в Альпы, — продолжил монотонный и спокойный голос Жерома, — и на этот раз на орехи достанется итальянцам.
— Вот как! И что об этом сказал доктор?
— Немецкое командование напоминает ему больших майских жуков, которые, за закрытым окном, бросаются то направо, то налево к дневному свету. Оно суетится, пытается прорвать русский фронт, затем румынский фронт, но ломает себе шею на французских линиях. Потому вполне можно предположить, что оно попытает шанс в Италии. Впрочем, сведения достоверны; доктор получал их из различных источников, они полностью сходятся; эти войска в настоящее время уже на пути к Доломитам, если эти горы уже не в их руках. Вот, что мне сказал доктор, а это не один из тех сумасшедших, которые будоражат толпу. Это серьезный человек, и раз он что-то говорит, то у него есть на это основания.
— Я незамедлительно уезжаю, — сказал я. — Я приеду в Аннмасс сегодня вечером и тотчас же позвоню майору.
Когда я благодарил Жерома, я протянул ему руку, но вместо того, чтобы пожать ее, он схватил пуговицу моего пиджака и, притянув меня к себе, спокойно произнес:
— Не забудьте сказать ему, что речь идет о 14-ой армии, под командованием генерала фон Белова.
Черт, ну и человек! Так любит произвести эффект напоследок.
Я умчался со скоростью бури, чтобы успеть на поезд. Поздней ночью я позвонил, как только пересек границу.
Много диктовать не пришлось; редко информация такого значения так недолго занимала линию.
— Хорошо! Возвращайтесь завтра; а сейчас хорошо отдохните; ах, я забыл сказать вам, что Сен-Гобэн приезжает в Аннмасс этой ночью. Встретьтесь с ним завтра утром.
Именно он, узнав, не знаю, откуда, что я здесь, рано утром пришел разбудить меня. И я, одеваясь, сообщил ему эту важную новость.
— Посмотрим, что скажет нам капитан Н. из Генерального штаба, которого я только вчера видел с одним итальянским офицером. Бьюсь об заклад, это будет интересно, — произнес Сен-Гобэн.
— Действительно, но лишь бы только вышло не так, как с Верденом!
Мы спустились в ресторан, чтобы встретиться там с капитаном Н. из французского штаба и с итальянским капитаном Этторе Ференци, которые сидели за круглым маленьким столом.
— Господин капитан, — сказал Сен-Гобэн, представив меня обоим офицерам, с которыми он познакомился накануне, я имею честь сообщить вам, что немецкие ударные части концентрируются в Доломитах и что серьезное наступление…
Но эти господа не дали ему закончить.
— Так, так, постойте, — воскликнул француз, — серьезное наступление! Но разве оно возможно?! Смотрите, у них же больше нет свежих резервов!
Итальянец встал, держа бутерброд в руке. Спокойствие и скептицизм его французского брата по оружию не действовали на него, и я увидел в его глазах тот священный страх перед немецким именем, который несколько дней спустя смел сопротивление его соотечественников в буре катастрофы у Капоретто.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
