Рядом истово покачивался Берг. И Цигель вспомнил слова Ормана о том, что человек, качающийся в молитве, подобен едва теплящейся, но не гаснущей свече. И еще Орман, заметил, что особенно рьяны в покаянной молитве те, кто родился с золотой ложечкой во рту, в рубашке, был богат, благополучен, не болел, не подвергался, хотя, казалось бы, более рьяно должны были просить те, у кого ничего нет.
По наблюдениям молящегося рядом Берга поведение Цигеля явно показывало, что где-то в жизни он сильно нагрешил. Или же просто человек, впервые раскаивающийся за всю прошлую жизнь, за все накопившиеся в течение десятилетий грехи, испытывает невероятную, можно даже сказать, смертельную нагрузку, как резко извлеченный из глубины вод на поверхность человек, в отличие от человека, который каждый год раскаивается за содеянное или упущенное.
По завершению молитв кануна Судного дня они еще посидели в парке у дома. На этот раз говорил Берг. Цигель молчал, имея вид человека, который все еще пытается выкарабкаться из-под навалившихся на него глыб после землетрясения.
«Я знаю, явление Святого, благословенно имя Его, в душе человека, подавляет ее не только своей неохватной мощью, но, главное, неотступностью. Душа пытается вырваться, сбежать, но мощь эта настигает ее, изливается на нее, подобно всемирному потопу, в котором, конечно же, можно погибнуть или спастись как праведник Ной».
Уже был поздний час, когда Цигель укатил на велосипеде домой. Вид взрослого, осторожно пробирающегося среди массы раскатывающих во все стороны – на велосипедах, самокатах, роликовых коньках – детей, был более странен, чем редко проезжающие, издающие слабые гудки, машины скорой помощи.
В бункере
Речь шла о том, что Берг отлучится из дому более чем на неделю. Утром должна была прийти за ним машина от генерала Йогева, поэтому с вечера Малка приготовила ему на все это время в баночках кошерную еду, которую надо было лишь разогревать.
Впервые Берга провели в бункер, где вдоль стен светились десятки компьютерных экранов, не говоря уже об одном, огромном, во всю стену, экране, на который поступала видеоинформация с беспилотных самолетов, денно и нощно рыщущих по границам Израиля.
У компьютеров сидело, в проходах крутилось множество операторов в чинах не ниже майоров. Одну из комнаток, примыкающих к бункеру, отвели Бергу. Зная щепетильность его в отношении пищи, по приказу Йогева, в комнатку поставили небольшой холодильник, в который Берг сам сложил все приготовленное Малкой, и кровать, покрытую солдатским одеялом. К комнатке примыкал небольшой туалет, совмещенный с ванной.
Открывая новый компьютер, Берг всегда чувствовал мистический трепет, словно бы его, Берга, сознание порождало, вдыхало жизнь в новое, только родившееся беспомощное существо и отныне несло за него ответственность.
Мозг, в отличие от компьютера, может по цепочке ассоциаций или связок, попросту говоря, не включаться в нужное умозаключение или клетку памяти, а двинуться по какому-то неведомому пути. И от этой ошибки может родиться нечто гениальное, как положим, неправильный перевод из пророка Исайи слова «алма» – «молодая женщина». Александрийские толковники перевели это как «дева». Отсюда, как сказал ему Орман, развилось понятие «дева непорочная», переведенное Гете на немецкий – «Евиг вайблихе», – «Вечно женственное». Компьютер ошибиться не может. Он по связной цепочке всегда приведет к нужной клетке памяти, но поэтому не в силах породить нечто самодостаточное и гениальное.
Берг опять помолился про себя перед Святым, благословенно имя Его, за то, что вспомнил про деву непорочную, ибо это святотатство в душе верующего еврея, затем прилег на койку, закрыл глаза, чтобы немного расслабиться, и заснул минут на десять. Во сне возник отец, молча положил руку сыну на голову, как бы благословляя. Берг проснулся, вскочил, в первый миг не понимая, где он, что с ним, откуда явился и куда исчез отец, который давно не возникал в его снах.
Перед ним светился большой экран прекрасного, но еще незнакомого компьютера. Как всегда, стоило пальцам коснуться клавиатуры, как Берг окончательно приходил в себя.
Берг мог работать всю ночь, спать, когда захочется. Никто к нему не входил. Офицеры лишь каждый день точно определяли направление в сторону Стены Плача в Иерусалиме, отмечая точку на стене, чтобы Берг мог трижды в день молиться лицом к святыне.
Час днем и час ночью Берг выходил на поверхность, чтобы подышать свежим воздухом, услышать шелест листвы деревьев во дворе Генерального штаба и не забыть, как выглядят звезды. И хотя казалось ему, что новая форма его проживания жизни должна изменить и все окружение, наверху все было по-старому. По радио, доносящемуся из окна одной из машин во дворе, как обычно, в полдень передавали в течение пяти минут о культуре. Известный комментатор по вопросам театра Арье Гельблюм рассказывал о новом спектакле Йошуа Соболя «Последний стриптиз». По книгам пророков дочь Израиля называлась блудницей, говорил Гельблюм, «и если Иерусалим между ног, то и социализм и Маркса – в задницу. И если мы останемся без Иерусалима, а только с женским органом, то это и вправду будет последний стриптиз».
Спускаясь в бункер после такого комментария о культуре, скорее похожей на языческий блуд, Берг пытался успокоить себя мыслью, что соразмерность, с одной стороны, и полный беспорядок, с другой, соединяясь и противоборствуя, гарантируют существование мира, созданного Святым, благословенно имя Его. Но тут же вспомнил Вайсфиша, проклинающего Гегеля с его законом о единстве противоположностей.
Странно было думать, что, находясь на сравнительно небольшом расстоянии от родного дома, он как бы пребывал в совершенно ином подземном мире, но мысли его уносились в мир горний. Более того, мысли, казалось бы, посторонние, не мешали, а даже как-то помогали в разработках каких-то узлов программы. И Берг делал записи на отдельных листках: «Случай – главная фигура в Божественной игре. Компьютер – числовое лицо мира. Любопытство – род сладостной тяги к иному – полу, времени, пространству. А плод с древа познания, жизни, и все прочее – это вещи, подвернувшиеся по обстоятельству».
Берг начал тосковать по дому и поэтому работал с удвоенной силой, засыпая урывками в течение суток, каждый раз минут на десять. Завершив программу, он удивился, что даже неделя не кончилась.
Увидев то, что сделал этот замкнутый молчаливый бородач, офицеры, относящиеся ко всей этой затее генерала Йогева с некоторой иронией, испытали настоящий шок.
Речь, несомненно, шла о гениальном компьютерщике, сознание которого жило в совсем иных измерениях, воистину общаясь с машиной, как с живым существом.
– Что я вам говорил, – смеялся генерал Йогев, сам еще не веря тому, что случилось. Бергу же сказал:
– Это прототип. После того, как утвердят проект, а это будет скоро, тебе придется приступить к деталям программы, которая должна быть реально задействована. Так что готовься к длительным отлучкам из дома. Зарплату мы тебе значительно повысим. Скажи, у тебя там есть и старые стиральные машины, ну, как говорится, хлам?
– Что-то есть.
– Ты должен рассчитаться со всеми клиентами. Новых заказов не брать, но оставить камуфляж из старых машин.
Израиль
Ливанская война: 1982
ОРМАН
Тревожные бездны снов
Перефразируя достаточно затертую фразу Льва Толстого о счастливых и несчастливых семьях, можно сказать, что семьи, сыновья которых служат в боевых частях, в одинаковой степени подвержены постоянной тревоге, а семьи, сыновья которых служат в тыловых и вспомогательных частях, а таких большинство, живут в относительном спокойствии.
Любое событие на границах Израиля заставляло Ормана и его жену торопливо и напряженно вести сложные расчеты, где в это время находится сын. Часть специального назначения в которой он служил без конца перемещалась с юга на север и с севера на юг. Как каторжники к тачкам, они были прикованы к радио и телевидению.
А год обещал быть напряженным.
В Газе усиливались беспорядки. Палестинцы блокировали дороги. Солдаты открывали огонь резиновыми пулями по огромным беснующимся толпам. Такого не было со времен Шестидневной войны.
Апрель, обычно легкий и прозрачный, был заряжен ожиданием очередного взрыва или столкновения.
Шла эвакуация израильских поселений из Синая. Страну лихорадило от происходящего в городе Ямит, выросшем на синайских песках, жители которого жгли автомобильные покрышки, лили воду и жидкую известку с крыш домов на солдат, которые пытались их эвакуировать, и даже стреляли в воздух.
Вакханалия длилась четыре дня. Затем, по приказу министра обороны Ариэля Шарона, по опустевшему городу прошли бульдозеры. Египтянам осталась выжженная земля. 25 апреля полуостров Синай, после пятнадцати лет израильского присутствия, был возвращен Египту. Президент Мубарак благодарил премьер-министра Бегина. Печальным фарсом выглядел строй израильских солдат, покидающих под знаменами город Эль-Ариш.
