Лицо Пилчера как будто расслабилось.
– Услышать от тебя такое, Итан… Ничто не могло бы сделать меня счастливее, чем то, что ты полностью в деле. Мы работаем вместе, втроем. Для меня так важно располагать твоей безраздельной преданностью и доверием, и я еще столького тебе не рассказал… Стольким хочу поделиться… Но я должен знать, что ты действительно со мной.
– Бэллинджеров надо взять живьем, – сказала Пэм. – Ты с самого начала должен разъяснить это чиновникам, иначе наших гостей прикончат в каком-нибудь переулке. Чтобы все поняли, что именно мы пытаемся донести, они должны умереть в кругу Главной улицы. Смерть их должна быть кровавой и ужасной, чтобы все члены их группы поняли, какова цена непослушания.
– Я буду наблюдать, как ты руководишь «красным днем», – сказал Пилчер. – Твое поведение нынче ночью станет большим шагом на пути установления между нами настоящего доверия.
Он допил кофе и встал.
– Ступай домой и поспи, Итан. Днем я пришлю в город мистера Митера, чтобы тот вшил тебе обратно чип.
Пэм улыбнулась.
– Господи, как я люблю «красные дни», – сказала она. – Даже больше, чем Рождество. И подозреваю, что горожане тоже их любят. Вы знаете, что некоторые из них хранят в своих шкафах костюмы для большой ночи? Разукрашивают их узорами из ножей и камней… Всем нам время от времени надо чуток сходить с ума.
– Ты считаешь, что убийство двоих из нас – это «чуток сходить с ума»? – спросил Итан.
– В конце концов это у нас получается лучше всего, разве нет?
– Надеюсь, что нет.
– Лично я, – сказал Пилчер, – ненавижу «красные дни». Но если подумать, там, внизу, мои люди, и, как бы тяжело это ни было, я знаю, что им нужно. Бесконечная идеальная жизнь свела бы их с ума. В каждом идеальном маленьком городке, если копнуть, отыщется что-нибудь уродливое. Не бывает снов без ночных кошмаров.
Глава 20
Итан вошел в свой темный дом, включил воду в ванной внизу и поднялся в спальню.
Тереза спала под грудой одеял. Он наклонился и прошептал ей на ухо:
– Присоединись ко мне в ванной.
Вода ванной – вот и все, что было в доме горячим, но то был восхитительный жар.
К тому времени, как Тереза спустилась, комната наполнилась паром. Он затянул зеркало над раковиной и окно над ванной. Из-за него штукатурка выглядела запотевшей.
Тереза разделась, шагнула в воду и опустилась между ног Итана.
Теперь, когда они оба были в воде, между поверхностью воды и краем ванны остался всего лишь дюйм. Теплый туман был таким густым, что Итан почти не видел раковины.
Ногой он повернул кран так, чтобы ванную комнату заполнил шум бегущей воды, и притянул Терезу к груди. Даже в жаркой комнате ее кожа была прохладной на ощупь. Ее ухо было возле самых его губ, и это было такой идеальной позой, чтобы поговорить с ней, что Итан сам не понимал, как это не приходило ему в голову раньше.
Их окутывал пар.
– Люди Кейт не убивали ту женщину, смерть которой я расследую, – сказал Итан.
– Тогда кто ее убил?
– Или Пэм – она работает на Пилчера – или сам старик.
– Убил собственную дочь?
– Я не знаю этого наверняка, но, как бы то ни было, сегодня будет «красная ночь».
– Для кого?
– Для Кейт и Гарольда.
– Иисусе… И ты, как шериф, должен будешь им руководить.
– Верно.
– И ты не можешь его остановить?
– Я не хочу его останавливать.
– Итан.
Тереза повернула голову и посмотрела на него.
– Что происходит?
– Лучше тебе не знать.
– Ты имеешь в виду – на случай, если тебе не удастся все провернуть?
– Да.
– И как велика такая возможность?
– Очень велика. Но мы говорили об этом прошлой ночью. Я пообещал тебе, что все исправлю, даже если это означает риск потерять все.
– Знаю. Просто…
– Разговоры – одно, а когда покрышки и в самом деле плавятся о дорогу – другое. Между прочим, Пэм о нас знает. О том, что мы выходили прошлой ночью.
– Она кому-нибудь рассказала?
– Нет, и бьюсь об заклад, что не расскажет – по крайней мере, до «красного дня».
– Но что будет, если расскажет кому-нибудь после?
– После ближайшей ночи все это будет уже неважно. Но… Послушай, мне необязательно это делать. Мы могли бы со всем смириться. Прожить остаток дней как хорошие маленькие горожане. Я буду шерифом. В таком варианте будут свои преимущества. У нас здесь нет ипотеки. Нет счетов. Нас всем снабжают. Раньше я работал каждый день допоздна. Теперь я всегда прихожу домой к ужину. Мы больше времени проводим вместе, по-семейному.
Тереза прошептала:
– Часть меня гадает, смогу ли я на это купиться, знаешь ли. Просто угомониться. Но это не будет жизнью, Итан. Не на таких условиях.
Она поцеловала его мягкими от пара и тепла губами.
– Поэтому делай, что должен, и просто знай – что бы ни случилось, я люблю тебя и за последние двадцать четыре часа чувствую себя ближе к тебе, чем за последние пять лет нашего брака в Сиэтле.
* * *
После полудня снег исчез.
Итан стоял под голубым зимним небом возле забора, окружавшего школу.
Дети текли из кирпичного здания, вниз по ступенькам. Он заметил Бена, который шел с двумя друзьями – за спиной у них висели рюкзаки, мальчики разговаривали и смеялись. Каким нормальным все это казалось… Ребята выходят из школы после учебного дня, только и всего.
Бен дошел до тротуара, все еще не замечая отца.
– Эй, сын! – окликнул Итан.
Бен остановился, его друзья – тоже.
– Папа. Что ты тут делаешь?
– Просто захотел забрать тебя сегодня после школы. Ты не против пройтись со мной до дома?
Непохоже было, чтобы мальчик хотел пройтись до дома с папой, но Бен вежливо скрыл свое смущение.
Повернувшись к друзьям, он сказал:
– Я пересекусь с вами сегодня попозже, парни.
Итан положил руку Бену на плечо.
– Как насчет того, чтобы отправиться в твое самое любимое в мире место?
Они прошли четыре квартала до Главной улицы, пересекли улицу и приблизились к кондитерскому магазину под названием «Сладкоежка».
Несколько школьников опередили их – группки мальчиков и девочек паслись у сотен стеклянных банок, полных жвачек-шариков, жевательных конфет, конфет «Свит тартс», «Пикси стикс», жевательных резинок «Край-бэйби», сладостей «Джолли Ранчерс», «Джобрейкерс», M&M’s, «Старбёрст», «Пез», «Скиттлз», «Сауэр пэтч кидс», «Nerds», «Смартиз», «Атомик файрболлз» – в коллекции не была упущена ни одна из главных портящих зубы сладостей.
Итан знал, что это, как и все остальное, хранилось на складе в консервации. Но ему невольно подумалось: если что-то и могло продержаться без изменения две тысячи лет, так это «Джобрейкерс».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
