Наступил август, а Эмили все еще оставалась в Бате. Любой посторонний наблюдатель сказал бы, что она снова обрела цветущий вид, но миссис Флур, глядя своему домашнему врачу прямо в глаза, заявила, что малышка все еще нездорова. Доктор любезно согласился с ней, и стоило Эмили однажды чуть-чуть закашляться, озабоченно покачал головой и, разъяснив, как неразумно не обращать внимания на кашель, прописал той магнезию и хлебный пудинг.
Майор Киркби, которому теперь приходилось сопровождать Серену в компании с Эмили, сказал однажды Фанни, что не может понять, почему его невеста привязалась к девочке. Он согласен — это хорошенькое юное создание, однако глуповатое. Вдова объяснила, что дело в доброте Серены. Эмили всегда смотрела на дочь графа Спенборо с почтительным восхищением, и поэтому Серена просто пожалела девочку. Но такое объяснение майора не удовлетворило.
— Все это очень хорошо, но, кажется, Серена сама поверила в то, что несет что-то вроде ответственности за мисс Лейлхэм. Она то и дело говорит Эмили, как ей следует вести себя в тех или иных обстоятельствах.
— Не стоило бы, — вырвалось у Фанни. — Пусть лучше Эмили ведет себя настолько неуклюже, чтобы лорд Ротерхэм почувствовал к ней неприязнь. А иначе она будет очень несчастна, если выйдет за него замуж. Удивительно, как Серена этого не понимает?
— Я полагаю, что Серену ее судьба не волнует, — задумчиво проговорил Гектор. — Похоже, она полна решимости натаскать мисс Лейлхэм так, чтобы та стала для Ротерхэма удобной женой. Уверяю вас, леди Спенборо, она сделает все, чтобы на сей раз помолвка маркиза не была разорвана.
— Но какое это имеет к ней отношение? Скорее всего, вы ошибаетесь.
— Я сам задавал ей этот вопрос много раз. И Серена отвечала, что Ротерхэму было очень неприятно, когда она его бросила, и она не хочет, чтобы тот еще раз испытал подобное разочарование.
Фанни была удивлена, однако, обдумав слова майора, сказала:
— Конечно, Серена знала маркиза всю жизнь. И, как бы яростно они ни ссорились, им удавалось сохранять добрые отношения друг с другом. Но ей совсем не стоит вмешиваться в это дело. Я не верю, что Эмили хочет выйти замуж за Ротерхэма. Она не осмеливается признаться в этом Серене, а Серена старается, чтобы девочка не оставалась со мной наедине, потому что знает мое мнение на сей счет.
Майор улыбнулся:
— Значит, если Серена вмешивается в их отношения с одной стороны, то вы делаете то же самое с другой?
— О нет! Только если Эмили доверится мне, если спросит моего совета, тогда я настоятельно посоветую ей не выходить замуж за человека, к которому она не чувствует особого расположения, человека, к тому же гораздо старше ее и с таким грубым характером. Эмили не в состоянии понять… даже если бы маркиз был добрым и внимательным… — Голос Фанни задрожал, она отвернулась и густо покраснела.
Инстинктивно майор дотронулся до ее руки, лежавшей на подлокотнике кресла, и ободряюще пожал ее, рука дрогнула под его прикосновением, потом Фанни осторожно убрала ее.
— Я не должна была этого говорить, — с легкой дрожью в голосе произнесла она, — и мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, будто я не была искренне привязана к лорду Спенборо. Я всегда вспоминаю о нем с благодарностью и теплотой.
— Не продолжайте, — тихо сказал майор, — я очень хорошо понимаю вас. — Он на секунду умолк, потом заговорил в своей обычной манере. — Боюсь, сейчас, когда Серена часто проводит время со своей глупенькой протеже, вы чувствуете себя одинокой. Я подумываю о том, чтобы хорошенько отругать ее за то, что она вами пренебрегает.
— Нет-нет, что вы! Уверяю вас, она мною не пренебрегает, и мне вовсе не одиноко.
И это было правдой. С тех пор, как кончилось их абсолютное уединение, Фанни не испытывала недостатка в общении и приобрела в Бате много знакомых. По утрам она принимала гостей или сама наносила визиты, посетила пару концертов, выезжала несколько раз на званые ужины и даже осмелилась появиться на раутах для избранной публики. Фанни почувствовала себя безумно смелой, так как до сих пор никогда не выезжала в свет одна. До замужества она пряталась в тени своей матери, после свадьбы — в тени мужа, потом — падчерицы. Сейчас она привыкла к светским сборищам и уже не чувствовала потребности ни в чьей поддержке. Только одно обстоятельство мешало Фанни спокойно наслаждаться неторопливой светской жизнью в этом маленьком курортном городке: находившаяся прежде под защитой мужа, она так и не научилась держать на расстоянии своих многочисленных поклонников. По натуре эта молодая женщина вовсе не была легкомысленной. А пожилой и добрый муж, хорошо знавший общество, в котором он вращался, позаботился о том, чтобы избавить Фанни от искушений модной столицы. Молодые фаты, раскинувшие свои сети, едва увидев, как смотрит на них милорд Спенборо, тут же начинали искать другую добычу. Таким образом его жена продолжала оставаться в блаженном неведении относительно того, что за ней пытались ухаживать или что ее оберегают от чьих-то ухаживаний.
Но став вдовой — такой юной и божественно прелестной, — она неудержимо привлекала к себе влюбчивые души и вскоре столкнулась с небольшими трудностями. Одного изумленного взгляда леди Спенборо было достаточно, чтобы отвадить более степенных поклонников. Но некоторые юнцы, потерявшие из-за Фанни голову, серьезно беспокоили ее своими пылкими домогательствами и очевидными стремлениями выставить напоказ свои отношения с ней. Серена знала, как останавливать подобные притязания, но Фанни недоставало беззаботного тона ее падчерицы. Кроме того, она никогда не могла заставить себя осадить очередного молодого джентльмена, бесцеремонно дарившего ей красную розу или приносившего после долгой беготни по городу какую-нибудь редкую вещицу, которую ей хотелось бы приобрести. Фанни верила, что положение вдовы защищает ее от нежелательных предложений, и утешалась мыслью, что большинство этих обожателей слишком молоды, чтобы иметь серьезные намерения. Поэтому она была потрясена, когда мистер Огастес Райд — сын старой знакомой ее матери — однажды забылся настолько, что бросился к ее ногам и признался в страстной любви.
Этому молодому человеку было позволено появиться в гостиной после того, как он сообщил, что принес Фанни записку от своей матушки. Вдова сидела одна и выглядела такой прелестной и воздушной в своем узком черном платье и вуали, что юноша потерял голову. Прочитав записку миссис Райд, Фанни обратилась к нему:
— Извините, мистер Райд, но не могли бы вы обождать, пока я отвечу на любезное приглашение миссис Райд? Может быть, вы доставите ей мою записку?
