Ему снова пришлось прочистить горло. Ну, в самом деле, капитану Коннору Дрейку было несколько непривычно вести такие чересчур откровенные беседы. Но когда дело касалось Пэйтон, говорить по-другому было совершенно невозможно.
— О том, что мы с тобой будем любить друг друга? Да, конечно. Я размышлял об этом. И это не…
— Правда? — Она стала извиваться под ним столь соблазнительно, что Коннор начал терять ясность мысли. — Когда?
— Когда что?
— Когда ты задумался о том, чтобы заняться со мною любовью?
— Когда я?.. — Дрейк замолчал на полуслове и покачал головой. — Это неважно. Я пытаюсь сказать тебе, Пэйтон, что то, что мы с тобой только что сделали, не похоже на то, как я…
— Но для меня это важно.
Если бы Коннор не знал ее столь хорошо, то мог бы подумать, что Пэй надула губы. Но Пэйтон Диксон никогда не надувала губы. Раздавать тумаки — запросто, но надувать губы — никогда.
— Я даже не знала, что нравлюсь тебе, — продолжила она, — и даже представить не могла, что ты можешь думать о том, как бы заняться со мной любовью.
— Если ты дашь мне закончить, — сквозь зубы пробормотал Дрейк, — я расскажу тебе об этом.
Он стиснул зубы не от раздражения, а потому что это чертовски неудобно, когда под тобой совершенно непристойным образом извивается Пэйтон Диксон, а ты все еще возбужден. Дьявол, а чего еще можно было ожидать? Прошел уже месяц с тех пор, как Коннор был с женщиной. Да и не было у него никогда женщины, которая могла бы так беззаботно оседлать его бедра, ни капли не смущаясь по поводу своей обнаженной груди. Даже сейчас он чувствовал соски девушки — отвердевшие, превратившиеся из-за сквозняка, проникающего в трюм, в темные горошинки, — которые прижимались к густой поросли на его груди.
— Ну, прости, — сказала Пэйтон, и возмущения в ее тоне было значительно больше, чем извинения, — но я раньше никогда не делала ничего подобного…
— Очень хотелось бы надеяться, что нет, — ужаснувшись, прервал ее Коннор.
— И поэтому я не уверена, как мне следует себя вести, — продолжила девушка, словно ее не прерывали. — Жаль, что я не могу быть такой же беспомощной и женственной, как мисс Уитби, но…
— Никто и не говорит, что ты должна кому-то подражать, — вымученно произнес Дрейк. — И уж, конечно, не Бекки Уитби.
— То-то же, — Пэйтон обиженно шмыгнула носом. — Долго до тебя доходило.
А теперь Коннор заскрипел зубами от злости.
— Пэйтон, если мы выберемся из этой заварушки живыми…
— Что значит «если»? — она посмотрела на него изумленно, словно Дрейк неожиданно впал в маразм. — Не беспокойся, Дрейк. Мы попадали в переплеты и похуже. А это так, детские бирюльки. Я вытащу нас отсюда.
Девушка сказала это таким обыденным тоном, с такой убежденностью, что на мгновение истинный смысл ее слов ускользнул от Коннора. Но когда осознал ее заявление, то его охватил озноб, который не имел ничего общего с температурой воздуха внутри его темницы, в которой днем все же становилось теплее.
— Нет, — отрезал он и, протянув руки, охватил ладонями ее лицо. — Нет, Пэйтон, послушай меня.
Тут Дрейк понял, какой он идиот. И был идиотом, когда поцеловал ее в первый раз. Ему следовало сделать все от него зависящее — что, собственно, он и делал до того момента, как позволил их губам встретиться — чтобы отпугнуть Пэйтон, убедить в том, что она его не интересует. И, может, тогда эта безрассудная девица поступила бы разумно. Может, тогда она бы покинула этот трижды проклятый корабль…
Но капитан Коннор Дрейк позволил себе отвлечься, влекомый ее чертовыми губами. Какой же он все-таки дурак!
— Пэйтон, ты должна пообещать мне, что как только представится такая возможность, ты покинешь это судно. Не беспокойся обо мне. Я могу сам о себе позаботиться…
Услышав это, Пэйтон только фыркнула.
— О да, до сих пор ты прекрасно с этим справлялся!
Коннор сильнее сжал ее лицо своими ладонями.
— Я не шучу, Пэйтон. Тебе просто невероятно повезло, что никто еще не догадался, что ты девушка. Как думаешь, сколько времени ты сможешь водить всех за нос?
Она пожала плечами.
— Да сколько угодно! Даже Бекки Уитби меня не узнала. Не вижу причин, с чего кому-то из команды…
Невероятно. Дрейк не мог понять, как можно было смотреть на Пэйтон Диксон и не видеть, что она женщина в полном смысле этого слова. От одной лишь мысли о том, что случится, когда об этом — а это был всего лишь вопрос времени, — в конце концов станет известно, кровь застыла у него в жилах.
— Пэйтон, ты должна…
— Да, да, — она закатила глаза. — Я и в первый раз тебя расслышала, Дрейк. Давай лучше вернемся к тому, о чем мы говорили чуть раньше, когда ты рассказывал мне, как начал думать о том, как мы будем заниматься любовью.
— Нет. Пэйтон, ты должна мне пообещать… — но, прежде чем Коннор успел вставить еще хоть слово, за дверью темницы раздались чьи-то шаги. Пэйтон тотчас напряглась.
— Тито возвращается, — сказала она. — Пусти меня.
Но Дрейк не ослабил хватку.
— Пообещай, что сойдешь с корабля. Пообещай.
Девушка вновь начала вырываться. Он заметил, что на этот раз она старалась не смотреть ему в глаза.
— Дрейк…
Пальцы его проскользнули под льняную ткань рубашки Пэйтон и потянулись к мягкой коже плеч девушки.
— Обещай мне.
— О, Боже, ладно, обещаю. А теперь пусти меня…
Тито открыл дверь темницы как раз в тот момент, как Дрейк отпустил Пэйтон. Девушка проворно вскочила на ноги, пытаясь привести в порядок свою одежду. К счастью, стражник смотрел только на свои руки, которые сжимали кусок какой-то жирный пищи.
— Эй, Хилл, — окликнул он Пэйтон, что-то пережевывая. — Т’я там кок обыскался.
Хилл — Иеремия Хилл — именно под этим именем ее знала команда. Вместо ответа девушка подняла с пола пустую чашку и миску, которые принесла Дрейку еще в прошлый раз.
— Иду, — сказала она, глядя в пол.
— Давай поспешай, — бросил гигант, всё еще что-то пережевывая. — Там печь в шрапнель разлетелась. Вот дюжину якорей мне в пузо — какая-то гнида с «Мэри Би» туда чуток пороху киданула. В жисть такого не видал. Весь камбуз в пудинге. — Он сглотнул, а затем поднял руку, в которой держал еду, и снова откусил кусок. По бороде его потек жир. — Ежли хочешь схарчить чё-нить на ужин, не рассусоливай, а то там щас все влет разойдется.
— Точно. Спасибо, Тито, — Пэйтон встала и, снова стараясь не смотреть на Коннора, вышла из темницы.
Глядя, как она уходит, Дрейк гадал, как кто-либо вообще мог принять ее — даже в таких мешковатых штанах — за мальчишку. Ему казалось, что каждое движение Пэйтон вопит о ее женственности. Тот факт, что эта женственность всегда была в Пэйтон, а он до недавнего времени не замечал этого, только усиливал досаду Коннора. Теперь все, о чем он мог думать, — что произойдет, когда — а Дрейк знал, что это был лишь вопрос времени, — тайна Пэйтон будет раскрыта. Он был уверен, что не вынесет это. И никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным, таким слабым.
