начал тыкать копьём во все стороны, ранив двоих рабов и собственного товарища.
Садовники, оказавшиеся вне зоны поражения, растерянно смотрели на весь этот бедлам, соображая, что произошло и как поступить. Отличные свидетели того, как коварные убийцы похитили родственницу Старшего.
Для достоверности картины Стриж ударом кулака в заушную впадину оглушил трущую глаза Ноэль. А затем быстро изучил трофейное оружие.
Больше всего «птицелов» походил на древний мушкет. Деревянное ложе, спусковая скоба и ствол в виде чешуйчатого тела из золота и серебра, заканчивающийся драконьей головой с распахнутой пастью. И ничего, похожего на предохранитель или переключатель режима огня.
Мысленно выматерив себя за то, что не удосужился узнать у Старшего, как пользоваться эти артефактом, Лёха прижал приклад к плечу и взял на мушку один из крылатых силуэтов, скомандовав Мие:
— Мой слева. Твой справа!
— Приняла, — отозвалась та, повторяя действия напарника.
Стриж нажал спуск. Раздался тихий гул и пустотник увидел, как крылатая эгида замирает в воздухе. Лёха повёл стволом вниз, как антидроновым ружьём, и древний доспех послушно зашёл на посадку. Он зло усмехнулся, хорошо представляя шок запертого внутри эльфа.
Сам испытал его совсем недавно.
Мимо пронёсся ополоумевший от ужаса раб. Споткнувшись об агонизирующего стражника, он покатился по земле и с воплем канул с обрыва. Тихо выругалась Миа, в которую едва не врезался несчастный и на этом вся панихида по погибшему закончилась.
Едва эгиды коснулись земли, Миа, не выпуская «птицелов», повернула в свободной руке кинжал, примерилась и точным ударом вбила его в смотровую щель эгиды. Клинок из сплава Древних вошёл аккурат ниже визора, войдя в голову эльфа по рукоять.
— Перехватила! — коротко рявкнула она, наведя свой «птицелов» на цель Лёхи.
Это было ошибкой. Умирающий эльф, к эгиде которого вернулась способность двигаться, бился в агонии, ломая крыльями кусты, ветки и вспарывая тела оказавшихся поблизости несчастных.
К воплям паники прибавились крики агонии.
Коротко выругавшись, Стриж перебросил свой «птицелов» Мие, вытащил кинжал рванул ко второй эгиде. Та приземлилась в стороне от первой и пустотник намеревался предельно быстро завладеть ею и убраться подальше из столь не гостеприимного города.
Увы, оказалось, что даже в заблокированной броне маг вполне способен воевать. Нутром почуяв опасность, Лёха дёрнулся в сторону и гудящее огненное копьё прошло совсем близко, опалив кожу.
Времени выдумывать что-то не было, и пустотник просто со всей возможной скоростью рванул к цели, всаживая нож в незащищённую часть лица эльфа. Вокруг того вспыхнул и тут же угас огненный покров, успевший за секунду до смерти мага спалить руку Стрижа до самой кости.
Наверное, он орал. В общей какофонии ещё один крик агонии не слишком выделялся, а сам Лёха едва осознавал действительность из-за болевого шока. То, что он не лишился сознания, было или чудом, или работой Белочки. Как, возможно, и всё остальное.
Повреждённая конечность быстро обрастала чёрной чешуёй, а уцелевшая рука будто жила собственной жизнью. Вскрыла эгиду, рывком выдернула оттуда покойника. А следом Стриж, едва соображая что происходит, залез в броню и взлетел.
Он видел, как Миа бежит к замершей наконец второй эгиде, как подоспевшие из города стражники поднимают арбалеты. До замутнённого сознания ещё доходил смысл этой картины, а тело рвануло вниз, вставая между девушкой и стрелками.
Арбалетные болты бессильно осыпались, ударившись в распростёртые крылья, а затем стрелки погибли, нанизанные на острые металлические перья.
Миа, занявшая место в своей эгиде, рванула к лежащей на окровавленной траве Ниэль, схватила эльфийку и лежащие рядом с ней «птицеловы», после чего взмыла в небо.
Лёха рванул следом.
На сторожевых вышках суетились воины, сообразившие, что происходит нечто скверное. Установленные на верхних площадках арбалеты-переростки пришли в движение, выцеливая эгиды.
Проверять на что способно это оружие пустотники не захотели: достигнув края плато они сложили крылья и камнями рухнули вниз, уходя с линии обстрела.
На полпути к земле они вновь расправили крылья и взяли курс на разбитый лагерь в лесу, держась вне досягаемости стрелков в сторожевых башнях. У них было совсем немного времени чтобы забрать припасы и убраться как можно дальше от Поднебесного.
Глава 18
Следующие несколько минут Лёха провёл как в тумане. Всё видел, всё слышал, делал что-то, но находился при этом в странном, изменённом состоянии сознания.
Вместе с Мией приземлился у скрытого в корнях убежища и попытался пошевелить сожжённой рукой. Не получилось. Особых эмоций это не вызвало.
Лёха слышал голос напарницы, смутно понимал, что она что-то спрашивает, но смысла понять не мог. Его словно заключили в кокон, отделив от мира и от собственного тела. Приятное, спокойное состояние.
Или покойное?
Чувство неправильности происходящего билось где-то на самом краю сознания. Как мысль, которая крутится где-то рядом, но не даёт себя ухватить.
Кажется, он что-то ответил и Миа, успокоившись, вытащила из убежища немногочисленные припасы. Достав кандалы из хладного железа, она сковала пленницу, а затем осторожно закапала той в глаза жидкость из крошечного фиала.
А сам Лёха здоровой рукой сунул в рюкзак-кокон один из «птицеловов», после чего забросил за спину, пристраивая между крыльев. Справившись, он занялся креплениями гондолы к броне, готовясь к перелёту.
Наблюдать за этим со стороны было странно. Все действия были правильными и своевременными, ничто не вызывало отторжения или сопротивлениями, но чувство неправильности происходящего не отпускало. Как во сне, когда никак не можешь совершить привычное действие, сказать что-то или дойти до конца коридора, но не понимаешь в чём же дело.
Попытка сосредоточиться вызвала мигрень.
Стрижа это не остановило. Он поднёс руку к лицу и упрямо, преодолевая вспышки боли, начал загибать и разгибать пальцы. Давалось это простое действие с трудом, но сдаваться пустотник не собирался.
Миа что-то сказала и Лёха наморщил лоб, пытаясь осознать что. В мозг словно втыкали спицы, но он упрямо пытался сосредоточиться.
Наконец незримый барьер лопнул, впуская в сознание жизнь во всей её полноте. И жизнь была тем ещё дерьмом: адская боль в правой руке заставила ноги подкоситься. Стриж рухнул на колени и заорал, не в силах сдержаться.
— Ты в норме? — Миа тут же присела рядом, с тревогой заглядывая ему в лицо.
«Доволен собой? — криво ухмыльнулась зубастой пастью Белочка. — Тебе прямо неймётся вернуть контроль и пережить агонию лично, рискуя вырубиться и оставить нас лежать тут и дожидаться погони?»
«Ага, — мысленно ответил ей Лёха. — Потому, что это моё тело и моя жизнь! Во всех её проявлениях!»
«Хоть бы спасибо сказал за то, что я тебя вытащила, пока ты пребывал в
