— Когда это все началось? — в конце концов прервал его Эруд.
Никто из мужчин в пивной не смог ответить точно. Годы назад. Во время долгого снега. Во времена плохих урожаев — разве тогда она не остановила пожар? Однажды ее заподозрили в прелюбодеянии, но это было раньше. Один из ее мужчин, брат мужа, упал с обрыва в пору дождей, но Ках показала, что на женщине нет вины. Потом, может быть, пятью годами позже, во время Большой оттепели — точно, вот когда это случилось, — она спасла сына соседа, когда мать чуть не убила его, пытаясь родить вперед ногами.
Сын самой Тхиу был продан, помните? Заезжим работорговцам, элисаарцам. Тогда ферма Орна была такой бедной, что ему пришлось продать собственного сына. Этого Орна никогда не считали полноценным мужчиной. А женщина после этого снова стала бесплодной.
Пандав, стоящая у дверей, облокотилась о косяк. Что-то в этой истории насторожило ее…
— Вы хотя бы можете сказать, когда здесь побывали работорговцы? — взмолился Эруд.
— Двадцать лет назад или больше. Точно, больше.
— Значит, эта женщина немолода?
— Нет, — отозвался кто-то из крестьян. — Но все еще пригодна для мужчины.
В этих горных долинах женщина в тридцать лет часто выглядит, как городская в шестьдесят. Однако женщина Тхиу — то есть Тьиво — казалась ровесницей Пандав. Она сохранила молодость. Но если она родила ребенка, которого увезли в Элисаар работорговцы… Пандав нашла объяснение. Нет, не чудесной молодости Тьиво, но тому, что занимало ее мысли некоторое время назад. Она поняла, почему Тьиво кажется ей смутно знакомой. Ибо она была матерью Регера.
Эруд снова разозлился. В его голосе звучала жажда крови, и Пандав услышала, как он стукнул по столу.
— Вас всех допросят в храме, перед Ках, — заявил он. Повисло нехорошее молчание. — Кроме того, я хочу знать, в каком направлении находится ферма этого Орна, мужа женщины.
— Еще одна проклятая поездка, — пожаловался Эруд, выйдя из пивной. — Но прежде мне надо выспаться, Пендау. Я поеду завтра. Она и ее колдовство могут подождать.
Пандав двинулась к храму в нескольких шагах позади него. Она должна идти за зеебом к ферме Орна. Но Эруд может не захотеть, чтобы она сопровождала его. Значит, она обязана доказать свою пользу, как следует омыв ему ноги и расслабив спину после целого дня в седле. Возможно, он будет вынужден провести на ферме всю ночь, и ему стоит иметь рядом свою служанку, не доверяясь хозяйственности ведьмы.
Пандав чувствовала острую необходимость, прямо-таки жажду снова увидеть Тьиво. Это напоминало любовь. Как странно, что незнакомая искайская женщина стала для нее единственной связью с прошлым, последним образом Саардсинмеи, отголоском дней, полных жизни.
Глава 13
Ведьма
Вверх и вниз по тропам, через извилистые и опасные перевалы — единственный способ перемещения в здешних краях. Северные утесы казались вырезанными из полупрозрачной бумаги. По ту их сторону лежал Закорис, но Пандав никогда не задумывалась об этом.
Ферма располагалась на дне горной долины-чаши, в небе над ней парили три черных орла.
Бедность и убожество этого места просто потрясали. Тем не менее во дворе бегала домашняя птица, на выгоне щипала траву пара коров, а посреди каменистой пустоши раскинулась целая рощица мандариновых деревьев, уже покрытых свежими оранжевыми плодами. Среди них виднелось еще одно низкое строение, какая-то белизна, сияющая среди стволов и камней. Что может сиять на ферме?
Во дворе на скамейке сидел пожилой, с виду здоровый мужчина, у его ног свернулась черная собака. Оба, человек и собака, дремали на солнышке, но едва путники подошли ближе, собака, услышав их, подняла голову и начала лаять. Мужчина тоже проснулся, задергался, замахал руками и убежал в хижину.
— Благослови нас Ках, дурак от рождения, — выругался Эруд. — Чашка для плевков.
Он въехал во двор, за ним последовал один из слуг, выбранный для этой поездки по жребию, а замыкала шествие Пандав, идущая в трех-четырех шагах позади. Собака начала рычать и скрестись в дверь хижины, которую загораживала. И лишь тогда вышла девушка.
— Молчать, Тьма, молчать. Ну же, — сказала она. Собака замолчала.
Эруд потребовал в храме новую мантию, которая была соткана из грубой шерсти, плохо окрашена и небрежно сшита. Увидев, что приехал не простой человек, а жрец, Тьиво упала на колени прямо во дворе, среди куриного помета, и склонила голову.
«Ночь Эарла! — пронеслось в голове у Пандав. — Если у нее есть сила, зачем ей преклонять колени?»
— Встань, — сказал Эруд, слезая с зееба. — Ты — женщина Тхиу?
— Да, жрец-хозяин.
— Та Тхиу, которую называют ведьмой?
Тьиво ждала, опустив глаза на кур, клюющих мусор.
— Отвечай, — настаивал Эруд. — Ты?
— Нет, жрец-хозяин.
— Однако вчера ты исцелила человека с порезанной рукой, — еще одна пауза. — Ты будешь отрицать это?
— На то была воля Ках, — Тьиво подняла глаза, но лишь до уровня нового одеяния Эруда, не выше.
— Ты добавляешь к своим грехам еще и грех богохульства.
— Если я богохульствую, пусть богиня покарает меня.
На минуту оба застыли, словно и впрямь пораженные молнией.
— Я не хочу сказать, что ты лгунья и мошенница, — уточнил Эруд. — Я только спрашиваю, как ты, женщина, обрела способность исцелять и колдовать, которую тебе приписывают. Ну? Ты посмеешь сказать мне, что тебя посетила богиня?
Все утро Эруд опрашивал в храме жителей деревни. Он не подвергал их никаким испытаниям — они и без того боялись, отвечая невнятно и путано. Ведьма могла словом остановить пожар, начавшийся в полях. Она могла вызвать огонь в лампе или очаге. Из-за нее разная скотина вдвое чаще приносила двойню. Женщины, рожая или просто заболев, звали только ее. Бесплодные женщины становились плодовитыми после ее забот (интересно, что же она не помогла самой себе?). Она могла отогнать грозу и вызвать дождь. Она…
— Я снова спрашиваю, и ты ответишь мне, женщина: посещала ли тебя Ках?
— Нет, хозяин. Но однажды меня допрашивали перед Ках. Они позволили мне положить руку на нее. Я думаю, что тогда это и началось.
«Она верит, — ужаснулась Пандав. — Она думает, что магия перешла к ней из камня, не выходя за рамки понятий этой земли. Она готова пасть на колени перед жрецом-мужчиной и прислуживает своему дурачку, будто королю, хотя он всего лишь ее муж. Она не слишком похожа на Регера. Но глаза…» Думая о Регере, Пандав вспоминала его доброту, скрытую за грубой варварской силой, и странную невинность, которую раз или два замечала на его прекрасном лице. Никакой глупости, наоборот — глубина. Глаза ребенка, живущего сотни лет, но не способного научиться рассудочности взрослых. У Тьиво был такой же взгляд.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
