висел на тонкой шее, подбородок был испещрен следами от угрей. Трогательный и слабый Кеша. Упрямый и избитый Кеша. Слезы подступили к горлу, Нюта сглотнула их.
– Ну, бывай, – сказал Кеша и пошел в прихожую.
Нюта не встала его провожать. Она сидела, немного покачиваясь, и ждала, когда хлопнет дверь. Слезы хлынули сразу после хлопка. Нюта прижалась лицом к обивке кресла. Рыдания были отдельны от нее. Просто реакция тела на шок. Просто соленая вода из глаз, чтобы их перестало резать. Просто пауза, в которую можно немного поразмышлять. Не о Радионове и морозильной камере – их следовало оставить за скобками. О спасении. Своем. А может, и Радионова, если действовать быстро. Если очень повезет. Если Славик ответит ей сразу же. Если в месяцы, проведенные в разлуке, он не только пил холодное пиво на балконе, а в самом деле думал о том, как вытащить ее. Если. Если. Если. Теперь она готова хвататься за любой вариант. Вот теперь – да.
Не прекращая плакать, Нюта поднялась, дошла до гардеробной. Всхлипывая, нащупала телефон, разблокировала его, проморгалась, чтобы прочитать сообщение от Славика.
«У тебя получилось достать подтверждения своей работы с ними?» – спрашивал он, отставив в сторону все сочувствия и сожаления.
«Нет, – набрала Нюта. – Все слишком быстро случилось. Радионов, луковицы, арест. Никаких подтверждений нет. А они обязательны?»
«Да. Гуманитарную визу дадут, если ты докажешь свою связь с „Оттепелью“. Это единственный шанс, Нюта. Ты понимаешь?»
Нюта утерла лицо рукавом, подышала, чтобы успокоиться.
«Слав, мне пиздец как страшно», – призналась она.
«Соберись. – Кажется, Славик не был настроен утешать ее. – Мне нужна инфа от твоих приятелей. Любая, но достаточная, чтобы здесь поверили, что ты не просто сочувствующая. Что ты с ними».
Нюта уткнулась лбом в коврик, привезенный с юга. Они ездили туда со Славиком в конце лета, когда Нюта окончила третий курс. Пили сладкое винище, плавали в шторм и покупали перезрелый инжир в одной-единственной лавочке у толстого мужичка. В последний день отдыха мужичок предложил им коврик. На память. И они купили.
«Есть другой вариант, – написал Славик, пока она размышляла. – Взять с собой эту твою подружку. Вместе вам точно светит политическое убежище. С нее информация, с тебя контакт. Получится?»
«Не думаю, – быстро набрала Нюта. – Она не согласится».
«А ты уговори. – Славик начал отвечать быстрее, чем она успевала читать. – Вас там прихлопнут, как тараканов, Нют. Нельзя оставаться. Совсем нельзя».
«Я знаю, Слав. Я попробую».
Она отложила телефон. От разговора остался мерзкий привкус на языке. Будто лизнула прогорклое масло. Но раздумывать было некогда. Стоило замереть в одной позе, как голову заполнял холодный туман, из которого проступали застывшие черты посмертной маски Радионова. Нюта схватила рабочий телефон и набрала Таю.
– Да, – ответила та голосом человека, который не спал всю ночь. – Новости видела, не пересказывай. Соболезную насчет руководителя…
– Ты можешь ко мне приехать? Прямо сейчас.
– Настолько срочно?
– Да.
– Значит, приеду. Минут через пятнадцать буду, – сказала Тая и отключилась.
Пятнадцать минут Нюта провела, умываясь ледяной водой. Скулы свело, зубы разболелись. Зато перестали пылать глаза и кожа. И горло теперь сводило от холода, а не от страха. Тая постучала в дверь, когда Нюта утиралась жестким полотенцем. Из зеркала на нее смотрела опухшая тетка с красными пятнами на щеках. Нюта бросила в отражение полотенце и пошла открывать.
– Ты как? – с порога спросила Тая.
Нюта всхлипнула. И тут же оказалась в объятиях. Тая прижала ее к себе всем телом. Холодная с улицы, она остудила пылающую горем Нюту, успокоила бешено несущееся сердце.
– Мне так жаль, – шептала она Нюте в волосы. – Мне невероятно жаль. Прости, что мы тебя втянули. Радионов сам хотел нам помочь, а тебя никто не спросил. Прости, прости, это гадко. Так нельзя было.
Нюта вдохнула ее утренний запах: улица, снег, табак и тонкая нотка чего-то цветочного. Еще не весна, но обещание весны. Надежда на то, что весна возможна.
– Мы можем уехать, – выпалила она. – Ты и я. Из страны.
– Перестань. – Тая прижала ее еще крепче. – Границы закрыты. Никто нас нигде не ждет. Мы сами по себе.
– Нет, ты не понимаешь. – Нюта отстранилась. – Мой друг, он уехал в начале зимовья, но мы с ним общаемся. Он может нас вытащить, если мы докажем, что связаны с оппозицией. Нам дадут гуманитарную визу…
Тая прищурилась.
– А вот насчет друга давай подробнее. Только дверь закрой.
Пока Нюта копалась с замком и цепочкой, Тая размотала шарф, сняла куртку и осталась в клетчатой пижаме.
– Ну ты же сказала, что срочно. – Она развела руками. – Вот я и примчалась. Так что за друг?
– Слава. Мы с ним учились вместе, и квартиру снимали, и вообще все у нас было общее. Но Славик смог уехать, а я нет. – Нюта пошла на кухню, Тая последовала за ней. – Он придумал, как нам сохранить контакт. Там какие-то ви-пи-эны мудреные. Закрытый мессенджер.
Тая смотрела на нее округлившимися глазами. Села на стул, взяла протянутую чашку, но пить не стала.
– И как часто вы общаетесь?
– Часто. – Нюта пожала плечами. – Каждый день практически. Без него я уже из окна вышла бы.
– Та-а-ак. – Тая сцепила пальцы на чашке. – И о нас с ребятами ты ему тоже рассказывала?
– Немного. И он сразу понял, что ты не просто так со мной познакомилась. – Нюта попыталась ухмыльнуться, но вышло криво. – В общем, Слава знает, что Радионов выводил для вас луковицы.
– И что тебе их оставил, тоже знает? И что мы за ними поехали?
Нюта села напротив нее, глотнула горячего.
– Слушай, он мой лучший друг. Считай, родственник. Ему можно доверять. И он нас вытащит.
– Нет, ты ответь. Твой Слава знал, что мы поехали забирать луковицы из ячейки? Время, место?
– Ну… Знал, да. И что?
Тая потерла глаза, подышала глубоко и часто.
– Ладно. Допустим. И что ему от меня надо?
Ее тон сбивал с толку. Она говорила нарочито ровно, равнодушно даже. Вот только ногой под столом отбивала рваный ритм. И вся была словно сжатая пружина. Еще секунда – и сорвется.
– Ему нужны подробности твоей работы в «Оттепели».
– Что-нибудь еще?
– Не знаю. – Нюта заерзала на стуле. – Контакты, доказательства… Нужно, чтобы там поверили: нам опасно здесь оставаться.
– Всем опасно тут оставаться. – Тая то ли закашлялась, то ли засмеялась.
– Зачем ты так? Если не хочешь мне помочь, подумай о себе… Теперь всех загребут.
– Ну, теперь-то точно. – Тая поднялась, нависла над Нютой. Волосы она не заколола, и темные кудри заслонили их лица, будто шатер. – Покажи мне телефон, через который ты со Славиком общаешься.
– Зачем?
От ее волос пахло цветочным, неуловимо весенним, невозможным к распознаванию, и Нюта никак не могла перестать
