стула, чтобы убежать от него, но его крепкая хватка на моей руке удерживает меня.
— Скажи мне, разве ты не делал то же самое минуту назад?
Это смешно: — Ну и что с того? Я не принадлежу тебе. Я могу трахаться с кем хочу.
Я сразу же жалею о своих словах, но его ревность, которая слепо очевидна, заставляет меня чувствовать меньше сожаления. Хорошо, ему так же больно.
— Мне нужно объяснить, что произошло той ночью на вечеринке Рокки.
Я жду его объяснений, а он, расстроенный, проводит руками по своим беспорядочным волосам. Как только я отворачиваюсь, он поднимает мое запястье. Вот дерьмо. Он последний человек, которому нужно это видеть, хотя выглядит все еще хуже, чем есть на самом деле.
— Что это за хрень?
— Это не то, что ты думаешь. Я упала в кабинете Чарли.
— Это та история, которую ты хочешь рассказать?
— Ничто из того, что я скажу или сделаю, не заставит тебя поверить мне. Думай, что хочешь, Джулиан. Ты покончил со мной. То, что я делаю, тебя больше не касается. Возможно, тебе стоит вернуться к своей девушке, — я на грани слез и отчаянно пытаюсь убежать от него. Может быть, навсегда.
— Адриана, — он снова задерживает мою руку.
— Отпусти меня.
Сквозь слезы я нахожу Эрика и Чарли. Один взгляд на меня, и они понимают, что пора уходить.
На улице мы уже собираемся сесть в такси, когда Джулиан окликает меня по имени. Я игнорирую его, но он быстро открывает дверь такси: — Адриана, пожалуйста, не делай этого с собой, — умоляет он.
— То, что ты думаешь, что я снова опущусь так низко, — вот что ранит больше всего. Я люблю тебя, Джулиан. Не быть с тобой — это больнее, чем я могла себе представить, но я сильная, я пройду через это.
— Т-ты… — заикается он, — Ты любишь меня?
Я хочу сказать «да». Я хочу сказать ему, как сильно я его люблю, и хочу показать ему это. Эти слова, которые имеют решающее значение для этого момента, отказываются выходить, и сколько бы я ни пыталась соединить свой разум и сердце, мои губы остаются плотно сомкнутыми.
— Просто останься, почему бы нам не поговорить?
— Мне больше нечего сказать.
— Она не та, за кого ты ее принимаешь, — повторяет он.
— Какая теперь разница? Ты не мой, ты можешь быть с кем хочешь. Мне нужно идти домой к сыну. Прощай, Джулиан.
Я выдергиваю руку из его хватки и закрываю за собой дверь такси. С Чарли и Эриком рядом со мной, такси уезжает, и сила, которая поглощала меня всего несколько минут назад, ослабевает, и я с трудом пытаюсь взять себя в руки. Когда бар скрывается из виду, я думаю, что мои рыдания ослабнут, но я истощена и вся в слезах.
Жизнь слишком тяжела.
Любовь слишком тяжела.
Люди твердят мне, что любовь повторится и все встанет на свои места. Ну, я готова сдаться, я побеждена и смертельно устала от эмоциональных американских горок, на которых я катаюсь.
Теперь все дело в моем сыне и во мне.
Возможно, я скучала по нему, даже любила его всем сердцем.
И поэтому уход от него ломает меня сильнее, чем когда он сказал мне, что все кончено.
Двадцать третья глава
— Вот, выпей это, — Чарли протягивает мне кружку.
Она расписана вручную изображениями любовных сердец. Я думаю, что это любовные сердечки, или, может быть, это все, что я сейчас вижу. При ближайшем рассмотрении имя Амелии нацарапано краской. Я делаю глоток, и восхитительный вкус теплого шоколадного молока радует мои вкусовые рецепторы. Чарли садится на край дивана и кладет руку на плечо Лекса.
— Ты уверена, что не хочешь что-нибудь поесть? Я могу сделать твой любимый сэндвич, если хочешь?
Я отказываюсь от предложения, опускаюсь на диван и позволяю подушкам обнять меня. Так вот почему люди используют так много подушек на диване. Мне нужно сказать Джулиану об этом в следующий раз…
Только вот следующего раза не будет.
Чарли объявляет, что отправляется спать, потому что рано утром у нее судебное дело. Она наклоняется и целует Лекса, прежде чем исчезнуть в их спальне. Подушки вокруг меня шевелятся, когда Лекс неловко двигается, одетый в пижаму и белую футболку с V-образным вырезом.
— Энди спит в комнате Амелии. Почему бы тебе не поспать здесь?
Я киваю, соглашаясь. Это все, на что я способна. Между нами воцаряется тишина, и мне хочется, чтобы Лекс оставил меня в покое, чтобы я могла выплакаться и уснуть, но он продолжает мешкать.
— Адриана, пожалуйста, прекрати делать это с собой, — приказывает он, — Мне не нравится видеть тебя такой… — он быстро отводит глаза, — Мне невыносимо видеть тебя такой снова.
Он видел меня в самом худшем состоянии, и я имею в виду в самом худшем состоянии, когда я нахожусь на дне ямы одна в темноте. Иногда мне кажется, что я — обуза для моей семьи, и именно в такие моменты я изображаю свою фальшивую улыбку и уверяю всех, что у меня все отлично.
Это не один из тех случаев, несмотря на то, как сильно он хочет, чтобы мы расстались.
— Это чертовски больно. Я ненавижу эту боль. Почему он должен быть с кем-то еще? — я не жду ответа. Я задавала этот вопрос тому, кто ненавидит Джулиана.
Выражение лица Лекса противоречиво, и он испускает долгий вздох, явно размышляя о том, подходит ли он для этого разговора: — Черт, об этом трудно даже говорить. Тут два варианта развития событий, Адриана. Либо это не то, что ты думаешь, либо он пытается использовать ее, чтобы забыть тебя.
— Неужели парню так легко это сделать? Я имею в виду, заняться сексом с незнакомкой только для того, чтобы забыть?
— Да.
— Но я не понимаю. Я даже представить себе не могу, что могу прикоснуться к кому-то, не имея связи.
— Парням все равно. Не думаю, что Шарлотта знает об этом, но после того дня, когда я впервые увидел ее и Джулиана в ресторане, я отчаянно искал хоть что-нибудь, чтобы отвлечься от нее. Я думал, что схожу с ума.
— Что ты сделал?
— Я ничего не делал, это сделала цыпочка.
— Ох.
— Я ненавижу даже говорить об этом, и это доказывает, как сильно я люблю тебя, сестренка, но я не сомневаюсь, что для Шарлотты с Джулианом было бы то же самое. То есть, она сталкивается со мной, и ее жизнь переворачивается
