Задумка его была проста в исполнении и должна была опозорить Ирочку на все времена. Гена взял половинку тетрадного листа и черным фломастером крупными печатными буквами написал: Я – ИРОЧКА, В ЖОПЕ ДЫРОЧКА. Затем, лизнув марку, приклеил этот листок к ее нижней половинке. Оставалось, улучив удобный момент, лизнуть верхнюю половинку марки и незаметно прилепить плакатик к Ирочкиной спине. Эту акцию он успешно проделал на большой перемене.
Покрутившись по спортплощадке, чтобы его все успели заметить, Гена обеспечил себе алиби, после чего подкрался к Ирочке, увлеченно читавшей в одиночестве стенгазету. Там расхваливали ее выступление в школе бальных танцев, поэтому Ирочка перечитывала заметку на каждой переменке. Тенью скользнув мимо нее, он осуществил задуманное. Через мгновение Гена снова носился по спортплощадке, громкими криками привлекая к себе внимание.
Впечатление, произведенное этой акцией на всех учеников школы – от малышни до старшеклассников – превзошло его самые сладкие ожидания. Первыми надпись на спине Ирочки прочли вездесущие третьеклассники. Они с хохотом ходили за ней всю перемену, созывая все новых и новых зрителей. Вскоре за Ирочкой следовала уже целая толпа. В толпе наблюдалась ротация – одни, нахохотавшись, убегали, другие подбегали, но толпа только росла. Обозленная Ирочка, ничего не понимая, безуспешно пыталась бросаться с кулаками на насмешников. Наконец, спасаясь от ржавших мальчишек, она с ревом влетела в учительскую – и только тут стала ясна причина столь бурного веселья. Плакатик отклеили и немедленно приступили к расследованию.
Было ясно, что это чья-то месть, потому что такую чудовищную гадость простой шалостью объяснить невозможно. Ирочку с пристрастием допросили, за что ее могли так наказать. Она краснела и бледнела, но клялась, что ни в чем не замешана.
На первый урок следующего дня в класс явился директор, а следом вошли зареванная Ирочка и ее отец.
– Я хочу знать, кто это сделал, – сказал директор, испытующе глядя на притихших семиклассников. – Я очень хочу это знать. Я уверен: тот, кто это сделал, находится здесь. Понимаю, что он будет молчать даже под пыткой. Но я не буду его пытать, я взываю к его гражданскому мужеству – не прячься за спины товарищей, не заставляй подозревать невиновных. Сознайся и попытайся объяснить свой поступок. Будь мужчиной! Я даже обещаю, что ничего тебе не сделаю, – я только посмотрю в твои глаза.
Ага, сейчас, подумал Гена. Так я тебе и признался.
Класс молчал. И тут Ирочка не выдержала.
– Я знаю, знаю, кто это сделал! – закричала она, указывая на Лену. – Это все она, она! Это она, я знаю!
– Что ты, Ира? – почему-то шепотом спросила Леночка, поднимаясь. – Зачем бы я это делала? Меня вообще на большой перемене не было – я была у врача.
– Ты думай, что говоришь! – возмутился Саша Оленин. – Совсем сдурела? Нашла кого подозревать – Ленку! Да чище ее никого в школе нет! Не суди по себе – она на такое не способна.
После его слов Ирочка зарыдала еще сильнее.
– Тогда этот ее урод! – вдруг выкрикнула она, сверкнув глазами. – Это Гнилицкий! Я точно знаю – это он, он! Он мне отомстить хотел – я догадалась!
– Я всю перемену был на спортплощадке, – спокойно среагировал Гена, – кого хочешь, спроси. А за урода отдельно ответишь.
– Вот видите! – взвизгнула Ирочка. – Это он, он! Он сам подтвердил, сказал, что еще за урода отвечу. Значит, это он мне отомстил!
– За что? – сурово спросил Саша. – Что ты натворила, признавайся. Это ты Ленкину контрольную сперла?
– Она, она, – подтвердил Гена, – а кто же еще. Она же на переменке в класс заходила, когда там никого не было. Якобы забыла свою работу подписать. Это ее «спасибо» Лене, что та ей вечно помогала пятерки получать.
– Ты тоже в нее… – зарыдала Ирочка, обращаясь к Саше. – А я тебя так… Вы все в нее… Ненавижу! – И обливаясь слезами, она выскочила из класса. Следом молча вышел ее отец.
– Значит, это твоих рук дело? – Директор посмотрел на Гену.
– Так я же был на спортплощадке, – не моргнув глазом, ответил тот. – Кого хотите, спросите, Никита Сергеевич. Что вы сразу на меня? Всю перемену я там был.
– Он был, был, – поддержали его одноклассники, – правда, был, Никита Сергеевич. Он нападающим был – мы в футбол играли. Он никуда не уходил с самого начала.
– Да уж, уход нападающего трудно не заметить, – задумчиво согласился директор. – Что ж. Похоже, это преступление – а иначе я его назвать не могу – останется нераскрытым. Но знайте: тот, кто такое сделал со своей одноклассницей, – даже если она виновата, в чем вы ее подозреваете, – я подчеркиваю: даже если она виновата, – это страшный человек! Ради достижения своей цели он пойдет на все. Остерегайтесь этого человека, ибо его жертвой в следующий раз может стать любой из вас.
И тяжело вздохнув, директор вышел из класса.
– Ну-ка признавайся: это твоя работа – с Соколовой? – спросила Лена Гену по дороге из школы.
– Ты же слышала, я всю перемену был на спортплощадке. – Гена посмотрел куда-то в небо. – Ребята подтвердили.
– Ты, Гена, хитрый, – не отставала девочка, – мог кого-нибудь из малышни подговорить. Дай честное слово, что не ты.
– Пятьдесят на пятьдесят, – быстро произнес Гена.
– Что-что? Я не поняла. Что ты этим хочешь сказать?
– Может, я, а может, нет. Равновероятно.
– Не увиливай! Или ты, или не ты – и так ясно. Ответь однозначно: ты или не ты?
– Не отвечу. Пусть это останется тайной. Она получила, что заслужила. Теперь долго будет помнить. На ее подлость может найтись в сто раз худшая подлость, которую сотворят с ней самой.
– Но почему ты думаешь, что работу стянула она? А вдруг не она?
– Я не думаю, я знаю. Это точно она! Я видел ее рожу, когда она выходила из класса. Как она на тебя посмотрела – злорадно. Я тебе говорю: это она! Можешь не сомневаться.
– Почему же ты сразу не поднял тревогу? Не сказал об этом учителям, директору? Обыскали бы ее портфель, парту, класс, наконец. Если работа была у нее, то нашли бы.
– Она не такая дура, чтобы прятать в парту или портфель. Слишком быстро вышла. Могла сунуть под юбку. Кто бы там у нее искал? И даже если бы нашли, ничего бы ей не было. «Ах, это мне подсунули! Ах, я нечаянно захватила – не заметила, как!» Отвертелась бы. А теперь всю жизнь не отмоется! До конца своих дней помнить будет.
– Гена, ты страшный человек – директор прав. Я тебя начинаю бояться. – Лена даже остановилась. – Похоже, ты не побрезгуешь ничем, чтобы добиться своего.
– Вот уж кому не надо меня бояться, так это тебе! – Его взгляд был столь красноречив, что она отвела глаза. – И потом, кто тебе сказал, что это я? Я был в это время на спортплощадке. И все! Хватит об этом.
– Гена, не сердись. Спасибо, конечно, что ты обо мне так заботишься, – извиняющимся тоном сказала Лена. – Просто я не хочу, чтобы ты из-за меня влипал во всякие истории. Но я знаю, ты – настоящий брат.
– Не брат! – Гена посмотрел ей прямо в глаза. – Детство кончилось, Лена, и ты это знаешь. Дело совсем в другом.
– Ладно, ладно! – примиряюще заговорила девочка. Ей совсем не хотелось уточнений, кто кому и кем теперь является. – Ты к себе или ко мне? Завтра сочинение надо сдавать. Ты написал?
– Домой пойду. Поесть приготовлю, потом за близнецами надо в сад сходить. Мама поздно придет, а Алексей в командировке. Он теперь за всякую возможность заработать хватается.
Генина бабушка умерла год назад от рака желудка. Врачи в больнице, куда ее положили на обследование, сказали Светлане, что мать не операбельна, и предложили забрать ее домой. Гена ухаживал за бабушкой до последней минуты, не брезгуя никакой работой. Он научился готовить, стирать и даже делать уколы. Ему скоро исполнялось пятнадцать лет, но он выглядел на все восемнадцать. На физкультуре девочки, открыв рты, любовались, как перекатываются мускулы у него под кожей.
Гену не раз приглашали принять участие в разных соревнованиях, но он всегда отказывался. Ведь соревнования связаны с длительными отъездами. Гена боялся уезжать и оставлять Леночку. Как она будет ходить без него из школы домой или еще куда? Ей же проходу не дадут.
Действительно, ходить одной по улицам Лене возбранялось – за ней обязательно кто-нибудь увязывался. И часто не один. Поэтому, где бы она ни появлялась, рядом неизменно маячила внушительная фигура накачанного Гены, исподлобья поглядывающего на окружающих с настороженностью личного охранника.
Алексеевой жене надоели хождения мужа из дома в дом, и она с ним развелась. Их двухкомнатную квартиру она разменяла на две однокомнатные – изолированную и коммуналку. Коммуналка, естественно, досталась Алексею.
После смерти бабушки Алексей окончательно поселился у Светланы. Теперь в бабушкиной комнате теснились Гена с близнецами, которым купили двухъярусную кровать, напоминавшую Гене полки в купе поезда. Иногда он забирался наверх и воображал себя едущим с Леной на море – как когда-то в детстве, которое уходило от них все дальше и дальше.
