ужасающее мгновение, когда я наблюдал, как моя жизнь летит вниз с пятнадцатого этажа.
Все это классические симптомы одного из самых необычных и противоречивых психических заболеваний – посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). От других ментальных заболеваний ПТСР отличает то, что его происхождение известно и однозначно. Это расстройство – следствие травматического опыта. У большинства из 265 диагнозов, перечисленных в последней редакции DSM, причина возникновения не указана.
Исключения составляют лишь расстройства, связанные с употреблением психоактивных веществ, и ПТСР. Но наркомания, очевидно, обусловлена внешними факторами, а именно многократным потреблением химического вещества, вызывающего изменение психики, в то время как ПТСР – результат реакции на событие, которое оказывает долгосрочное воздействие на ментальное состояние и поведение человека. До этого события человек более или менее психически здоров, после него – внутренне травмирован.
Почему же эти события производят такой сильный и продолжительный эффект? Как можно объяснить, что у одних людей возникает травма, а у других – нет? И почему падение кондиционера, в отличие от вторжения грабителей, вызвало ПТСР? Это ведь нелогично. Во время ограбления на меня напали, моя жизнь была в опасности, а в случае с падением кондиционера я совершенно не пострадал физически. Существовал ли какой-то ключевой фактор, который заставил мой мозг тем или иным образом обрабатывать каждое из событий?
Уникальная природа ПТСР делает его одним из самых удивительных ментальных расстройств. Из бурного прошлого психиатрии мы узнали о разных сторонах этой науки: история диагностики и лечения заболеваний, изучение мозга, роль метода Фрейда и отказ от него, медленная эволюция отношения общества к психиатрам, переход от откровенных насмешек к неохотному уважению. Посттравматическое стрессовое расстройство как ментальное заболевание прошло все эти этапы. Кроме того, оно представляет собой один из первых случаев, когда психиатры достигли понимания (пусть и неполного) того, как на самом деле ментальное расстройство формируется в мозге.
А разгадка этих тайн началась в обстановке, повсеместно порождающей ПТСР, но в то же время крайне неблагоприятной для психиатрической практики, – на поле битвы.
Нам не до этой ерунды
В 1862 году помощник хирурга Якоб Мендес Да Коста лечил солдат Союза в одном из крупнейших военных госпиталей страны, расположенном в Филадельфии. Никогда прежде он не видел такой кровавой бани: зияющие раны от штыков и оторванные артиллерийскими снарядами конечности. Но были не только физические травмы. В ходе кампании на полуострове Да Коста заметил у многих солдат необычные проблемы с сердцем, в частности «устойчивую тахикардию» – так врачи называют учащенное сердцебиение.
Он описывает жалобы двадцатиоднолетнего рядового добровольческой армии Уильяма К. «на боль в области сердца и затрудненное дыхание по ночам» (кроме этого, у солдата три месяца наблюдалась диарея). За время войны Да Коста встретил более четырехсот солдат с такими же необычными симптомами, причем многие из них вообще не пострадали на поле боя. В 1867 году он поделился своими наблюдениями в отчете для Санитарной комиссии США, где назвал это состояние «синдромом раздраженного и истощенного сердца солдата». Да Коста предположил, что бойцам с таким синдромом должны помочь госпитализация и настойка наперстянки, замедляющая частоту сердечных сокращений.
Ни он, ни любой другой врач времен Гражданской войны не связывали состояние сердца со стрессом от войны, а следовательно, синдром не считался психическим расстройством.
В досье солдат, которые отказывались возвращаться на передовую, несмотря на отсутствие телесных повреждений, чаще всего значились «сумасшествие» и «ностальгия», то есть тоска по дому.
Гражданская война действительно была кровопролитной, но настоящим адом на земле стала Первая мировая. Тяжелая артиллерия осыпала огромные территории смертоносным дождем. Пулеметы за секунды уничтожали целые взводы. Токсичный газ обжигал кожу и легкие. Количество случаев возникновения синдрома солдатского сердца резко возросло. Британские врачи дали ему новое название – контузия, предположив, что симптомы связаны со взрывами артиллерийских снарядов.
Они заметили, что у солдат, страдающих от контузии, наблюдается не только учащенное сердцебиение, впервые задокументированное Да Костой, но еще и обильное потоотделение, мышечное напряжение, тремор, тошнота, рвота, диарея, непроизвольные дефекация и мочеиспускание (не говоря уже о леденящих кровь ночных кошмарах). В книге «Война нервов» (A War of Nerves) Бена Шепарда британский врач описывает контуженого лейтенанта, спасенного на поле боя во Франции:
Он отправился на поиски боевого товарища и обнаружил его тело. Голову и конечности оторвало от туловища.
С тех пор он часто видел по ночам этот изувеченный труп. Иногда друг появлялся в кошмарах с лицом и конечностями, изъеденными проказой. Изуродованный или прокаженный офицер во сне приближался к пациенту до тех пор, пока тот в ужасе не вскакивал с кровати в холодном поту.
Другие симптомы контузии похожи на те, что наблюдаются при неврологической дисфункции: странная походка, паралич, заикание, глухота, немота, тремор, припадки, галлюцинации, ночные кошмары, судороги.
Начальство ничуть не сочувствовало таким солдатам. Вместо этого контуженых называли «безвольными сосунками», которые неспособны мужественно выдержать суровые военные условия. Их часто наказывали, а иногда даже расстреливали за трусость и дезертирство.
Во время Первой мировой войны в медицинских корпусах практически не было психиатров. Командиры не хотели, чтобы солдаты показывали свою слабость и проявляли эмоции. Военная подготовка была нацелена на то, чтобы сформировать и укрепить чувство неуязвимости, воспитать храбрость и героизм. Такая закалка идет вразрез с открытым выражением эмоций, которое нужно психиатрам. Но в то же время не обращать внимания на контузию было не так уж просто: около 10 процентов солдат, участвовавших в Первой мировой войне, стали эмоциональными калеками.
Впервые в медицинской литературе боевую психическую травму описали в 1915 году в статье для журнала Lancet два профессора Кембриджского университета: психолог Чарльз Майерс и психиатр Уильям Риверс. Они адаптировали психоаналитическую теорию Фрейда для объяснения контузии: подавленные воспоминания из детства вырываются наружу вследствие боевой травмы и вызывают невротические конфликты. По мнению Риверса, для избавления от этих невротических воспоминаний требовалось то, что Фрейд называл переносом, – только благодаря ему пациент мог достичь относительного понимания своего опыта.
Сам Фрейд давал показания в суде в качестве свидетеля по делу австрийских врачей, обвиняемых в жестоком обращении с солдатами, получившими травму психики. Он утверждал, что контузия – это настоящее расстройство, отличное от обычных неврозов, и его можно вылечить психоанализом.
Для помощи контуженым психиатры стали применять разные методы, такие как гипноз и разговор по душам, и, судя по отчетам, они работали. Тем не менее единого мнения о природе и лечении боевой травмы не существовало.
Ужасы Первой мировой войны были невиданными, но Вторая мировая война была еще хуже. Воздушные бомбардировки, мощная артиллерия, огнеметы, гранаты, мины и подводные лодки
