на так называемой татарской площадке, находящейся внутри рынка. На площадке – шум, крик разношерстной толпы, которая медленно движется, увлекаемая общим течением
Для безопасности следует опустить руки в карман, чтобы здесь не заблудились чьи-нибудь посторонние руки. Группа татар в их национальных шапках выстроилась рядами в виде каре. Снаружи этого четырехугольника и движется главным образом толпа. Перед каждым татарином на земле лежит куча старья: шапки, сарафаны, юбки, сапоги, кафтаны и многое множество других предметов обыденной жизни, собранных сюда точно после сильного пожара в большом городе. Поминутно слышатся возгласы, обращенные к татарам:
– «Князь», продай!
– «Князь», что стоит?
– «Князь», Бога ты не боишься!
Но татары стойко держат свою цену, по временам отпуская остроты, нередко сопровождаемые энергическим «крепким подтверждением». Простой народ покупает у «князя» то брюки – в три рубля, то зимнее пальто – в пять рублей. Попадается здесь и енотовая шуба, и фрачная пара, и другие принадлежности лучших условий жизни. Все это так недавно было свидетелем хорошей жизни, да нужда не свой брат – и пришлось за грош спустить татарину. Таким образом, «порфира и висон», поистрепавшись, идут на прикрытие наготы, и это перемещение платья с одного плеча на другое происходит при посредстве услужливого татарина.
Интересно также видеть, что делается с поношенными сапогами, которые скупаются тряпичниками. Оказывается, тряпичники служат посредниками между Петербургом и Кимрами. Известно, что жители этого села Тверской губернии поголовно занимаются сапожным мастерством, изделия которых десятками тысяч расходятся по всей России. Каждую весну кимряки приезжают в Петербург для покупки старых сапог. Обыкновенно у тряпичников сапожное старье скупают кулаки, которые сортируют его и сотнями пудов продают от 3 до 6 рублей за пуд. Когда петербургские поношенные сапоги придут в Кимры, здесь они претерпевают под руками опытного мастера удивительные метаморфозы, так что иногда появляются на свет Божий под видом новых сапог. Если же они окончательно непригодны для обращения их в новые сапоги и как ни кинь – все клин, то их разрезывают на части для так называемых американских подошв. Прежде кимряки подкладывали к подошве сапога бересту или папку, а ныне для этой цели идут старые сапоги.
Бутылки сортируются тряпичниками по заводам и водочным фирмам, и затем снова водворяются на свои места. Значит, бутылки совершают такой круг: из винного погребка они идут к обывателю, от него – к тряпичнику, а от последнего – опять на водочный завод.
Арена деятельности тряпичников – вся Россия. Всякая баба и крестьянин знают, что рано или поздно к ним явится тряпичник. Крестьянские дети собирают тряпье и кости. Накопленный товар хранится на чердаках, в чуланах и амбарах – в ожидании тряпичника.
Собирание тряпья организовано следующим образом. Тряпичники, набравши в короб бус, крестиков, шелковых лент для кос, «волшебных» зеркалец, душистого казанского мыла и прочего галантерейного товара, отправляются странствовать по селам, деревням и урочищам нашего обширного отечества. Весь подобный товар отличается баснословною дешевизною, например: кольца – по 20 копеек за 100, серьги – по 3 копейки за 10. А известно, что прекрасный пол падок до безделушек и разного рода украшений. Деревенские бабы с радостью встречают хитрого коробейника, который и предлагает им свой товар выменять на тряпье. Обыкновенно в ожидании коробейника деревенские франтихи прикапливают но возможности побольше тряпья, а за неимением последнего нередко спускают последнюю юбку, чтоб только приобрести какие-нибудь заморские серьги с самоцветными каменьями или замысловатое кольцо-змейку. Этим и объясняется, почему крестьяне недолюбливают тряпичников-коробейников и даже иногда прибегают к помощи дубины, чтоб прогнать обольстителей из деревни. Мелкие тряпичники собирают по деревням от 50 до 100 пудов тряпья и продают кулакам, которые группируют до 1000 пудов и, в свою очередь, перепродают группировщикам, скупающим до 15 000 пудов. Когда тряпье придет в Петербург, на сцену выступают поставщики тряпья. Кроме русских, этим делом занимаются и евреи, которые прицепляются к тряпью подобно репейнику. Тряпье идет на писчебумажные и суконные фабрики. Обороты одного тряпичного туза простираются до 100 000 рублей в год. И немудрено, так как спрос на тряпье большой. Например, на одну только писчебумажную фабрику Крылова каждый месяц идет 10 000 пудов тряпья, что в год составит 120 000 пудов. В Петербурге и его окрестностях насчитывается до 60 больших писчебумажных фабрик, на которых приготовляется около половины всего количества писчей бумаги, необходимой для России.
Обитатели номеров
Тряпье, как и кость, доставляется преимущественно с волжского бассейна. Из северных губерний привозят в Петербург водой на судах огромное количество старых мужицких лаптей, которые тоже идут на бумагу. Например, из Вологодской губернии на писчебумажную фабрику Крылова ежегодно доставляется до 50 000 пудов лаптей, причем пуд лаптей обходится от 60 до 70 копеек.
Каким образом утилизируются костяные отбросы? Попав на завод, кости, прежде всего, сортируются. Длинные, цилиндрической формы кости отбираются – их продают токарям, которые вытачивают из них разные безделушки, например ручки для зонтиков, тросточек и т. п.
Попав в помещение завода, кости из огромного общего резервуара медленно движутся в так называемый рубильный барабан, где они посредством машины рубятся на мелкие части. Далее кость попадает в котлы, где из нее получается сало и клей. Жидкую клейкую массу кипятят в особом котле при разреженном воздухе, желая придать ей консистенцию клея. Чтобы котел не сплюснуло атмосферным давлением, устроены особые приспособления. Клейкая масса в виде студня охлаждается льдом и затем сушится в сушильне, в которой посредством машины производится сильнейшая тяга воздуха. Кости сушатся в особом помещении, в подвале которого устроена огромная печь – «геенна огненная». Над подвалом в несколько этажей устроены полы, сделанные из проволочной сетки. На эти сетки и насыпается кость. Жар, проникающий через сетчатые полы, обжигает кость.
Упомянем о другом своеобразном способе обжигания костей, который существует на некоторых заводах.
Представьте себе огромную плиту, которая составляет не что иное, как пол в 100 квадратных саженей. На этот железный пол и насыпают кости, а снизу его накаливают докрасна, для чего имеется колоссальная печь. Особые рабочие ходят по раскаленному полу и железной клюкой ворочают обжигаемые кости. Чтобы предохранить ноги от ожогов, надевают металлические калоши. Понятно, что от такого поджаривания костей смрад, чад и жара бывают невыносимые, и поэтому, отправляясь с клюкою в этот «ад», рабочие раздеваются почти донага. На заводе имеется мельница, где из костей делают муку. В воздухе носится такое огромное количество костяной пыли, что невозможно дышать. Головы рабочих, особенно нос и рот, тщательно закутаны полотенцами и платками, оставлено только
