что на самом деле я верил, что все получится, что звезды сошлись и сама судьба свела меня с Витой, чтобы спасти мне жизнь. Под всем этим прагматизмом и рациональным мышлением, под напускной храбростью, мол, я готов умереть, я верил, что произойдет чудо и изменит Вселенную ради меня одного.
Пришло время столкнуться лицом к лицу с ледяной реальностью: нет никакого великого замысла, ни здесь, ни на холсте, нигде. Страх сковывает тело.
Внезапно Вита вскакивает на ноги.
– Это невозможно, – она упирает руки в бока. – Я знаю, что в ней Леонардо спрятал свои секреты. Я это знаю. Они там, они должны быть там.
– Их там нет, – отрезаю я. Я позволил миру и мышлению Виты захватить меня, потому что хотел, чтобы это оказалось правдой. Джек меня предупреждал. Это он пытался мне сказать? Что ее идеи и теории – просто вымысел? Мысль застывает в голове холодным осколком льда. – Вита, мне кажется… Мне кажется, нам надо отказаться от этой затеи.
Она стоит перед картиной и смотрит на меня так, словно ждет, что я приду к какому-то гениальному умозаключению.
– Ты сказал, что ничего нового на изображении нет, но это невозможно. Леонардо часто менял идеи прямо в процессе создания картины, потому что редко был доволен собой. Именно поэтому ему было сложно завершить портрет, и он держал Мону Лизу у себя вплоть до самой смерти. Исследования Паскаля Котта привели к каким-то результатам, противоречивым, но все же результатам. Значит, что-то мы должны были найти. Может, это каким-то образом скрыто от нашего взора? Он не мог предугадать появление таких технологий, значит, использовал что-то для того, чтобы его открытия были сохранены, но хорошо спрятаны. Спрятаны лучше, чем мы предполагали.
– Ну, Фабрицио сказал, что химический состав Прекрасной Ферроньеры уже изучили вдоль и поперек. Все эти годы шли споры, да Винчи это или нет, но ничего необычного обнаружено не было.
– А если это что-то обычное? Что-то на виду? Может, дело в дешевых пигментах, которые он использовал?
Где-то в дальнем уголке сознания зарождается мысль.
– Может быть, – говорю я. – Нам известно, что он изучал методы алхимиков, стремясь их опровергнуть. Алхимики того времени положили начало современной химии, так ведь? Они смешивали самые разные ингредиенты, отчаянно пытаясь вывести формулу философского камня и нашего любимого лекарства от всех болезней – эликсира жизни. – Я беру Виту за руку, моя идея начинает набирать обороты. – Возьмем, например, Хеннига Бранда, немецкого алхимика из семнадцатого века. Я читал о нем не так давно. Он месяцами собирал, хранил и выпаривал несвежую человеческую мочу, потому что полагал, что люди сделаны из всех элементов Вселенной, а значит, и ее секреты могут крыться в нас. Не сказать, что он прям-таки ошибался. Он кипятил чаны с мочой, пока та не начинала гореть, в результате чего получался сироп.
– Очень неприятная история, – говорит Вита.
– Потом он снова все это нагревал и получал красное масло, которое… В общем, там было еще много отвратительных этапов, но суть в том, что получилось у него нечто черное и напоминающее камень. При нагревании оно светилось в темноте. Должно быть, он думал, что данное открытие приблизило его к решению загадки, над которой бились алхимики. Ему это казалось волшебством, омерзительным, но волшебством. Он верил, что скоро узнает, как превращать свинец в золото. В каком-то плане так и было, потому что он случайно открыл фосфор, продал рецепт и заработал много денег. Можно сказать, что он превратил мочу в золото.
– Ты имеешь в виду… – Вита нахмурилась. – Что ты имеешь в виду?
– Что сам Леонардо да Винчи без сомнения смешивал ингредиенты. Возможно, в ходе своих экспериментов, используя знакомые нам материалы нестандартным образом, он создал какую-то смесь. Больше я ничего не знаю, только то, что фосфор светится при нагревании.
И тут я вспоминаю, как мы с мамой разрисовывали волшебные футболки в субботу, чтобы в воскресенье продать их подросткам на рынке.
– Есть такие натуральные красители, которые меняют цвет при нагревании. Нам нужен фен.
– Фен? – Вита мотает головой. – У нас два часа до рассвета, а ты хочешь, чтобы я нашла фен и направила его на шедевр да Винчи?
– Да, причем очень близко, чтобы быстро получить результат.
– Бен? – она вся выражает недоумение. – Ты хочешь, чтобы я направила фен на да Винчи?
– Ты веришь, что здесь что-то спрятано. Из-за тебя я тоже в это поверил. Вита, вдруг это наш последний шанс? – я выдерживаю паузу, не разрывая зрительный контакт. – Или мой.
Вита кусает губы в размышлениях.
– В душевых для персонала есть фен, – наконец говорит она.
– Тогда попробуем?
– Жди тут, – говорит она и уходит.
Вита возвращается с феном, удлинителем и каменным выражением лица. Губы плотно сжаты.
– Все в порядке? – как идиот спрашиваю я.
– У нас есть полчаса, и если этого не хватит… – Ее глаза широко раскрыты. – Я очень боюсь. Я-то думала, мне больше не придется подвергать опасности бесценное произведение искусства.
– Понимаю, – я делаю к ней шаг, но останавливаюсь, видя ее лицо. – Она бесценна и важна. Я это знаю. Вы – давние друзья, а я влюбился в нее с первого взгляда. Она очень много для нас значит, – у меня заканчиваются слова утешения. – Давай попробуем на верхнем уголке, и если ничего не найдем…
Мне не хочется произносить вслух, что тогда мы сдадимся. Я начинаю понимать, что готов даже разорвать картину, если это даст мне ответы.
– Хорошо, – Вита протягивает мне фен.
Я нагреваю угол, на котором мы остановились. При виде того, как кракелюр прогибается и деформируется под воздействием тепла, у меня сводит живот. Но затем слабо проявляется что-то еще, начинают проступать тусклые, темно-коричневые линии, которые могут что-то означать.
– Сними видео, – я держу фен еще тридцать секунд.
– Да, – говорит Вита. – Это итальянский и это его почерк.
– Уверена? – я поворачиваюсь к ней и выключаю фен. Отметины почти сразу же исчезают. – Это не тот случай, когда мозг придумывает что-то за нас?
– Почти уверена, – она заново проигрывает видео. – Очень похоже на слово impasto, которое переводится как «тесто» или «паста». Не знаю, но вдруг это оно?
Она смотрит на меня.
– Хорошо. Наведи камеру как можно ближе, при этом не жертвуя четкостью. Будем делать квадраты по два с половиной сантиметра, слева направо, тридцать секунд на каждый. Этого хватит, чтобы прочитать послание, не повредив картину. Согласна?
– Согласна, – говорит Вита, и мы начинаем.
Через несколько минут наши сомнения растворяются так же быстро, как проявляются скрытые в краске символы.
– Ты
