Затем наступила новая фаза моего бреда, в которой я боролся, чтобы добраться к ней. Ока ждала меня, томилась, надрывала себе сердце в тоске по мне.
«О, Берна, я должен увидеть тебя, должен, должен. Пустите меня к ней… сейчас… дорогая. Она зовет меня. Она в тревоге. О, ради бога, пустите меня, говорю вам… Она в селе. Вы не смеете держать меня. Я сильнее вас всех, когда она зовет… Пустите… пустите… О, о, о, вы делаете мне больно. Я слаб, да слаб, как ребенок… Берна, дитя мое, моя бедная девочка, я ничего не могу поделать. Гора давит меня. Слиток золота лежит на моей груди. Они сжигают меня. Мои жилы в огне. Я не могу прийти… Не могу, дорогая… я устал…»
Затем ― лихорадка, бред, дикое метание по подушке, все миновало, и я остался лежать слабый, обессиленный, беспомощный, покорный своей судьбе.
Я был на солнечном склоне выздоровления. Блудный Сын оставался со мной до тех пор, пока была опасность, но теперь, когда я повернул за угол, он возвратился на ручьи, и я остался только в обществе своих мыслей. Я корчился и извивался на своей узкой койке. Мне казалось, что время никогда не пройдет. Я желал только одного: скорее поправиться и снова выйти. Потом, думал я, я женюсь на Берне и уеду «в ту сторону». Мне опротивели и страна, и все остальное.
Я лежал, думая обо всем этом, как вдруг заметил, что человек на соседней койке старается привлечь мое внимание. Его принесли в это утро, и он объяснил, что ушиблен лошадью. У него было сломано ребро и сильно разбито лицо. Он очень страдал, но был в полном сознании и делал мне слабые знаки.
― Послушайте, товарищ. Я узнал вас, как только уставил свои буркалы. Вы не узнаете меня?
Я с удивлением посмотрел на забинтованное лицо.
― Неужели вы не признаете человека, который чуть не спустил вас в шахту?
Тогда с содроганием я увидел, что это был Червяк.
― Это не лошадь так отделала меня. Это человек, ― сказал он хриплым шепотом. ― Вы знаете этого человека, самого ужасного дьявола во всей Аляске, Черного Джека: Будь он неладен! Он повалил меня и исколотил. Но я рассчитаюсь с ним когда-нибудь. Я только подстерегаю его. Я не хотел бы быть в его шкуре за самый богатый участок в Клондайке.
Глаза его горели мщением между белыми перевязками.
― Это все из-за маленькой девочки. Вы знаете, о какой девочке я говорю. Она пронзила Черного Джека на смерть, и чем дольше она станет сопротивляться, тем больше он будет лезть из кожи, чтобы заполучить ее. Вы не знаете этого человека. Ему еще никогда не приходилось получать холодное мясо.
― Расскажите мне, ради бога, в чем дело?
― Ладно, когда вы не пришли, девочка начала тревожиться. Я в это время делал стойку вокруг ресторана и она попросила меня отнести вам записку. Я обещал. Но в этот день я выпил и целую неделю после этого не дохнул трезвым воздухом. Когда я вернулся снова, я сказал ей, что видел вас и передал записку и что вы тотчас же придете.
― Прости вас небо за это.
― Да, это то, что я повторяю себе теперь. Да только поздно. Ну, неделя прошла, вы не показывались, а в это время Локасто жестоко преследовал ее. Она вся как будто заострилась, побледнела, и я видел: что она плачет почти все ночи. Тогда она дала мне другую записку и заплатила мне сто долларов, чтобы отнести ее вам. Я сказал, что на этот раз она может положиться на меня. Я обратился в скачущего козла и пустится в путь. Черный Джек, должно быть, подслушал, потому что он встретил меня за городом и обвинил в том, что я взял поручение. Затем он накинулся на меня, как дикий зверь, и отделал здорово и чисто. Но я прищемлю его теперь.
― Где записки? ― закричал я.
― В кармане моего платья. Прикажите сиделке принести мое платье и я дам их вам. ― Сиделка принесла платье, но маленький человек был слишком слаб, чтобы двинуться. ― Пощупайте во внутреннем кармане.
Там лежали записки, очень мелко сложенные и написанные карандашом. Я почувствовал в сердце странную слабость и мои пальцы задрожали, когда я вскрывал их.
Тут была первая.
«Мой любимый мальчик, почему ты не пришел? Я была готова для тебя. О, это было такое ужасное разочарование. Я плакала с тех пор каждую ночь, пока не засыпана. Не случилось ли с тобой чего, дорогой? Молю тебя, напиши или пошли весточку. Я не могу вынести этой неизвестности. Твоя любящая Берна».
Смутно понимая, тупо, почти механически я прочитал вторую.
«О, приди, мой дорогой мальчик. Я в серьезной опасности. Он сделался отчаянным. Клянется, что, если не сможет овладеть мной честным путем, то добудет подлостью. Я ужасно боюсь. Почему тебя нет здесь, чтобы защитить меня?
Почему ты не пришел? О, дорогой мой, сжалься над своей бедной маленькой девочкой. Приди скорее пока еще не слишком поздно…»
Она не была подписана.
Боже, я должен тотчас же пойти к ней. Я достаточно хорошо чувствую себя. Я совершенно здоров. Почему бы им не отпустить меня к ней. Я поползу на четвереньках, если будет нужно. Я силен, так силен теперь.
Ха, у меня осталась одежда Червяка. Это было после полуночи. Сиделка как раз кончила свой обход. В палате все было так тихо.
Чувствуя дурноту, я встал и натянул на себя потертое, засаленное платье. Тут были больничные туфли.
Я должен надеть их. Обойдусь без шляпы.
Я вышел на улицу и смешался, с толпой, ловя на себе взгляды; ни никто не задержал меня. Я пришел в ресторан. Но ее там не было. Ах, хижина на холме! Я был слабее, чем думал. Несколько раз, почти теряя сознание, я останавливался и удерживался на ногах, цепляясь за молодое деревцо. Но ужасное предчувствие грозившей ей опасности вновь охватывал меня и придавало новые силы. Много раз я спотыкался, ушибался об острые камни. Один раз я пролежал довольно долго в полуобмороке, не зная, буду ли в состоянии встать. Я качался, как пьяный. Дорога казалась бесконечной, но все же, спотыкаясь, падая, я наконец добрался до хижины.
В передней комнате горел свет. Кто-то во всяком случае был дома. Еще только несколько ступенек. Но я снова упал. Я помню, что ударился лицом об острый камень. Потом на руках и на коленях подполз к двери.
Я поднялся и заколотил сжатыми кулаками. Внутри была тишина, потом послышалось оживленное движение. Я постучал снова. Откроют ли они когда-нибудь дверь? Наконец она поддалась внутрь с неожиданностью, которая заставила меня влететь в комнату.
Растянувшись я увидел над собой мадам. Она узнала меня и вскрикнула. Удивление, страх, ярость боролись на ее лице. «Это он», ― закричала она. «Он». Из-за ее плеча выглядывало страшно испуганное, очень бледное лицо ее дрожащего мужа.
― Берна, ― хрипло задыхаясь, произнес я. ― Где она? Я хочу Берну. Что вы делаете с ней, вы дьяволы? Отдайте ее мне. Она моя, моя нареченная невеста. Пустите меня к ней, говорю я.
