Сторонником буржуазной демократии он не стал. Он убедился, что она предоставляет свободу бесчестным обманывать и дурачить народ, который эксплуатируют алчные владельцы капиталов. Оказалось, что самодержавие при всех своих недостатках имеет и определенные преимущества перед западными демократиями, по крайней мере в условиях Российской империи.
Сын Тихомирова заболел менингитом и находился в тяжелом состоянии. Отец в отчаянии обратился к Богу, моля его о спасении ребенка. И когда тот выздоровел (не без помощи врачей, конечно), Лев Александрович воспринял это как чудо, возвратился в лоно Православной церкви.
Для него слишком много значили не столько интеллектуальные и нравственные факторы, а внешние обстоятельства. Можно предположить: наконец-то он прозрел. Но когда подобные превращения происходят в зрелом возрасте, то возникает подозрение, что этот человек решил приспосабливаться к обстоятельствам, прекратив борьбу за свои идеалы.
В августе 1888 года Лев Тихомиров написал прошение Александру III о помиловании, раскаиваясь в своих политических преступлениях. Он утверждал, что убедился: русский народ поддерживает самодержавие. Сильная объединенная светская и церковная власть удержат людей от преступлений и пороков, к которым они тяготеют по причине своей греховной природы.
В начале 1889 года, получив помилование, вернулся на родину и стал ярым монархистом, резко критикуя революционное движение в России, а также самих революционеров. В конце XIX века написал воспоминания, проникнутые такими же, во многом несправедливыми, нападками.
После революций 1917 года со Львом Тихомировым произошла новая метаморфоза. Он признал власть большевиков и написал новые мемуары — «Тени прошлого». На этот раз он достаточно объективно рассказал о своих бывших товарищах по революционной борьбе.
Фроленко Михаил Федорович (1848—1938) был в числе народовольцев, на которых возлагали наиболее ответственные и рискованные поручения. Из Одесской тюрьмы он сумел освободить Костюрина — активного члена южных народнических кружков. Стефановичу, Дейчу и Бохановскому, заключенным в Киевскую тюрьму, устроил побег, предварительно поступив на службу в это заведение смотрителем.
М.Ф. Фроленко родился в городе Ставрополе в семье отставного фельдфебеля. Отец умер, когда он был ребенком. Воспитывала его мать, дочь отставного унтера. Ей с детства пришлось уйти в люди, работать прислугой. Жизнь ее складывалась очень тяжело, порой трагично. «Она, — как писал он в автобиографии, — не будучи даже грамотной (грамота ей совершенно не далась), оказывалась потом в моральном и умственном отношении много выше окружающих, стоящих куда выше ее по своему положению и образованию». (Тут впору припомнить афоризм американского писателя Амброза Бирса: «Образование — то, что мудрому открывает, а от глупого скрывает недостаточность его знаний».)
Мать воспитывала детей лаской. К тому же они видели, каким тяжким трудом достаются ей деньги. Вечерами она рассказывала детям о своей жизни, и они прониклись сочувствием к ее судьбе (она дважды была замужем, и оба мужа оказались пьяницами, а потому рано умерли).
Михаил поступил в училище, а благодаря своим успехам был принят в гимназию. Здесь, как вспоминал он, «был уже кружок революционно настроенных гимназистов, и вообще бродил вольный дух… У нас в большом презрении была погоня за карьерой и, напротив, честная служба на пользу народа считалась обязательной… Все это были лишь отзвуки того, что проводилось тогда в легальной либеральной литературе… и благодаря этому многие шли потом в революционеры».
Окончив гимназию, он хотел поступить в петербургское Константиновское военное училище. Но по своему социальному положению, как оказалось, не имел такого права. По совету приятеля и полагаясь на его материальную поддержку, поступил в Технологический институт.
Когда летом 1871 года шел процесс группы Нечаева, он приходил чуть свет к зданию суда, чтобы попасть туда, — так был велик интерес молодежи к происходящему. Его поразило то, что подсудимые не оправдывались, а сами обвиняли правительство в злоупотреблениях и угнетении народа. Узнав о революционных нравах, царивших в Петровско-Разумовской земледельческой академии, он отправился в Москву, поступать в это учебное заведение. Тем более, став агрономом, можно было принести наибольшую пользу народу.
В академии он получал стипендию и занимался самообразованием. У них образовался кружок «вольнодумцев». Проникнувшись революционными идеями, он вступил в московскую группу «чайковцев». На Пресне недалеко от Зоологического сада они открыли мастерскую, где обучались ремеслу и выполняли некоторые заказы, ведя одновременно пропаганду среди рабочих.
Весной 1874 года Фроленко с четырьмя товарищами отправился на Урал, чтобы организовать боевой отряд из беглых сибирских крестьян и рабочих. Предприятие это не удалось. Вернувшись в Москву, он едва не попал в руки жандармов и вынужден был перейти на нелегальное положение.
Работал в мастерских, переезжая из города в город. Через два года в Киеве примкнул к местным бунтарям; они сколачивали боевой отряд, чтобы незамедлительно выступить в случае народного бунта. Но пока он доставал в Петербурге оружие, их группа рассеялась под угрозой ареста. Примкнув к «Народной воле», стал членом Исполнительного комитета. В Кишиневе они сняли дом возле казначейства и стали вести подкоп, чтобы добраться до хранилища денег и золота. Но к этому времени полицейский надзор по всей России был так налажен, что им едва удалось избежать ареста. Пришлось бросить попытку «экспроприации» и срочно скрыться.
Фроленко участвовал в подготовке крушения царского поезда в ноябре 1879 года, а также последнего покушения на Александра II. Зимой 1881 года в Петербурге он вел подкоп под Малой Садовой по маршруту следования императора. А 17 марта 1881 того же года М.Ф. Фроленко был арестован после того, как он пришел на квартиру Кибальчича.
На следствии он держался твердо, решительно отказываясь давать показания до суда. Его приговорили к смертной казни, замененной затем бессрочной каторгой. 24 года провел М.Ф. Фроленко в Алексеевском равелине Петропавловской крепости и в Шлиссельбургской крепости. Осенью 1905 года он вышел на свободу, женился, стал жить в Геленджике и печатать свои воспоминания. В советское время активно участвовал в общественной жизни.
Фигнер Вера Николаевна (1852—1942) происходила из дворянской семьи. Родилась в Казанской губернии. Дед по отцу, выходец из Лифляндии, был подполковником, а с материнской стороны — крупным помещиком и уездным судьей. Отец служил лесничим. С детства в ее памяти сохранились картины дремучего бора.
Воспитывали ее, а также сестер и братьев (один стал крупным горным инженером, другой — знаменитым оперным тенором) строго. Отраду и утешение они находили у старой няни, крепостной, выкупленной на свободу, Натальи Макарьевны. Когда Вере было 6 лет, семья переехала в Тетюшинский уезд, в родовое имение — с парком, фруктовым садом, прудами. Она много читала. Отличницей закончила казанский Родионовский институт.
Наибольшее впечатление в детстве произвели на нее некоторые сентиментальные романы, поэма Некрасова «Саша» и Евангелие. По ее признанию, в учении Христа она восприняла принцип — отдаваться «всецело раз избранной великой цели». Как писала она в автобиографии:
«Меня, живую и энергичную, скоро стала тяготить бездейственная жизнь в деревне. Окружающая крестьянская беднота, хотя я видела ее, можно сказать, издалека, не могла остаться незамеченной. Контраст с моим собственным положением, в связи с приподнятым настроением после выхода из закрытого учебного заведения и частыми разговорами с дядей о земстве, всеобщем народном образовании, медицине и тому подобных вопросах, в особенности же теория утилитаризма, наводили меня на мысль о служении обществу, возбуждали желание быть полезной».
(Главном в ее утилитаризме было положение: цель человека — наибольшее счастье наибольшего числа людей; это не то, что понимают под утилитаризмом те, кто его опошляют и сводят к материальной выгоде.)
В 1870 году она вышла замуж за образованного судебного следователя А.В. Филиппова. Его работа показалась ей отвратительной. Продав все, что было возможно, они уехали в Цюрих, чтобы поступить в университет; с ними отправилась и ее сестра Лидия (в России доступ женщин в высшие учебные заведения был закрыт).
В Цюрихе тогда училось около ста русских женщин. Среди них были популярны либеральные, демократические и анархические идеи. В один из таких кружков самообразования вступила и Вера Фигнер. Как она писала: «Стать на сторону революции и социализма меня подвигнуло не только чувство социальной справедливости, но, быть может, в особенности жестокость подавления революционных движений правящим классом».
